НепрОстые (сборник) - Тарас Прохасько

Приезжали на джин, приезжали на Себастьяна. Одних он выслушивал, другим рассказывал. Старался, чтобы не было историй, отстоявших друг от друга дальше, чем на четыре хода.

9. И каждый день они с маленькой Анной работали день и ночь, преимущественно вместе, иногда – по очереди отсыпаясь. Дитя вырастало в баре, ополаскивая стаканы, протирая столы и пол. Нарезая цветы во все вазы. Порой говорили, но как-то по-другому. Теперь речь шла лишь о том, что подумалось про только что увиденное.

10. Анне нравилось фотографироваться, фотографировать ее нравилось даже тем, кто никогда не фотографировал. Не любил этого только Себастьян. Поэтому сохранилось только три снимка, сделанные и подаренные, очевидно, посетителями. На одном из них Анне около десяти лет. Этот снимок самый интересный.

Себастьянова фигура как-то размыта. Не удивительно, потому что он в это время крутился вокруг своей оси. В обеих руках – ножи. Видно, что один он уже начал бросать – как раз выпускает из руки. Анна держится ногами за его талию, спина касается Себастьяновых колен, а волосы – пола. В поднятых руках бутылка джина и рюмка. Улыбка искривлена приливом крови к лицу и центробежной (центростремительной) силой (В таких случаях открытый рот закрыть очень трудно).

У них был такой трюк для клиентов. Выходили на середину бара и без музыки танцевали сложное танго. В конце Анна запрыгивала на Себастьяна, они кружились, Себастьян бросал ножи в цель (метание ножей в цель было излюбленным развлечением в баре), а Анна хватала со стола бутылку и рюмку, наливала джин и ставила рюмку на стол так, что она подъезжала прямо к кому-нибудь. Не проливалось ни единой капли.

11. После смерти Анны Себастьян пытался собрать хоть часть ее фотографий. Он вспоминал посетителей, которые могли фотографировать Анну, добывал их адреса, посылал письма с единственной просьбой. Но из этого почему-то ничего не вышло. Отдавать такие фотографии не хотели даже те, кто мог понять муки Себастьяна.

Тридцать лет семьи С.

1. В 1921 году, когда Себастьян сам пришел к Непростым, он выбрал удивительную форму свободы – постоянно рассказывать Непр о стым о жизни своей семьи. Регулярными отчетами сделать слежку невозможной. Таким способом превращая себя и свою семью в такую себе опытную плантацию Непр о стых.

Жить так, – говорил Франц, – чтобы не иметь тайн.

Непростых это вполне устраивало, и они перестали вмешиваться в их жизнь – убедились, что Себастьян экспериментирует с собственной жизнью гораздо изобретательнее и безжалостнее, чем придумал бы любой из них.

2. Свои наблюдения Себастьян отсылал Непр о стым на обычных почтовых открытках.

Их тайнопись можно было назвать непрозой.

Послания не укладывались в нормальные фразы, а содержали укороченную запись определенного определения, которым он давал название чему-то пережитому – делам, впечатлениям, дням, людям, историям, чувствам, идеям, целым микропериодам. Непр о стые расшифровывали непрозу, умея представлять себе даже больше (правда, иногда совсем иное), нежели знал Себастьян.

Открытки он складывал под камнем возле выезда из Яливца. Старый Бэда, время от времени приезжая на своем броневике, забирал их и уже сам адресовал Непростым – он всегда знал, где они бродят, и почта ждала их в местах ночлега.

3. Так продолжалось почти тридцать лет. За все это время Непростые лишь несколько раз приходили в Яливец. Тогда они дольше говорили с Себастьяном и сами забирали неотправленные открытки.

Хронология их не интересовала, а для Себастьяна ее вообще никогда не существовало.

4. Он ничего не писал только один период – в 1934 году, когда родилась третья Анна – его дочь и внучка – и умерла Анна, дочь и жена.

5. В 1938 году, когда восстала Карпатская Украина, Непр о стые сделали так, как придумал Себастьян – купили большой автобус, переоборудовали его в бар, и Себастьян с маленькой Анной поехал на нем в сторону столицы – в Хуст. За это время он составил для правительства Августина Волошина несколько десятков страниц описаний горных территорий, а во время часовой встречи с начальником штаба Карпатской Сечи полковником Колодзинским предложил сложную схему защиты края двумя сотнями правильно размещенных снайперов, лично выбрав каждую обозначенную позицию.

С этим баром Себастьян продолжал ездить, словно бродячий цирк, и после оккупации Карпатской Украины – аж до самого 1944 года, когда вместо мадьяр пришли русские. С этими уже не поваленсаешься.

Себастьяну едва удалось приписаться в Дойче Мокрой, за Кёнингсфельдом, поселившись в доме вывезенного мадьярами тирольца (автобус-бар он оставил при дороге в Краснишоре и слыхал, что целое отделение советских разведчиков пило в нем несколько дней, а потом все потонули в Тэрэсве, как только завели автобус и сдвинулись с места).

6. Себастьян с Анной жили в Мокрой наипримитивнейшей жизнью. Ели кулешу три раза в день, Анну звали прививать яблони (такая у нее была хорошая рука), Себастьян заговаривал людям страхи. А по ночам вел сложную радиоигру, имитируя в эфире деятельность нескольких радиостанций несуществующей партизанской группы «Земледухи».

7. В 1949 году Анна отравилась ржаными рожками и начала видеть Средневековье.

Непр о стые сказали, что должна быть с ними, как только станет женщиной.

Собственно, поэтому Себастьян не отвел Анну к родовым местам, когда ей исполнилось пятнадцать лет.

В Яливец они отправились лишь поздней осенью 1951 года.

Непр о стых энкаведисты сожгли весной.

А женщиной Анна стала в июне.

Они пролюбились с Себастьяном все лето и осень беспробудно.

Непроза

1. не говорить ж. одинаково.

(ж. – женщинам – Анна еще маленькая, и он придумывает ей нежные названия – замечает, что девочка становится неприязненной, когда он обращается к ней теми словами, какими называл когда-то ее маму – даже очень удачно – в рассказах, которые рассказывал когда-то своей Анне, должен менять хотя бы несколько слов, чтобы они понравились дочке – даже если речь идет о простых историйках из Брэма – а самое главное, что нельзя говорить то же самое о любви – не только одинаковых слов и фраз, а и повторяться в описании ощущений – Себастьян вырабатывает целый эротический лексикон, занимаясь любовью с тремя поколениями своих женщин)

2. тату на ладони

(Себастьян забавляет маленькую Анну, рисуя на ладонях котиков, рыбок, елочки, зайчиков и птичек – Анна часами разглядывает, как меняется рисуночек, по-разному двигая ладошкой – как-то в баре выступает дрессировщик лягушек – его лягушки малюсенькие, как ежевики, и разноцветные – больше всего, однако, белых – дрессировщик татуирован – огромный разноцветный ирис между лопатками, длиннющий стебель обвивает все тело – Анна хочет татуировку и себе – они долго выбирают, разглядывая определитель растений Карпат – Анна вспоминает рисуночки из детства – но просит выколоть хотя бы такую лягушку, как у циркача – ладонь – достаточно болезненное место, но Анна терпеливая – татуируя Анну, Себастьян думает о линиях судьбы – но есть вещи, более важные, чем она – тату на ладони мало кто может увидеть – теперь Анна здоровается, поднимая руку – они любятся, Анна смотрит на ладонь и складывается, как лягушка – после этого выпускает из себя воздух, который в этом случае входит вместе с Себастьяном – через несколько часов после смерти Анны лягушка утрачивает цвет и становится белой)

3. страх – наибольшее искушение

(Себастьян Анне – есть ты, мир есть с тобой вместе – и только страх отрывает от тебя части и делает иной мир возле тебя без тебя – бояться хочется)

4. выжимать апельсин в рот лимон высыхает белым

(один из придуманных ими барных приемов – апельсин режется напополам, и наливается рюмка джина – клиент выпивает джин и сразу запрокидывает голову назад, открыв рот – бармен выжимает сок апельсина не в стакан, а непосредственно в рот) (Анна очень устала – Себастьян выжимает лимонный сок ей на кожу под локтями, над ключицами, на животе, меж сухожилий на кисти, под гортанью – сок впитывается и тонизирует – ручейки вытекают из лимонных озерец и высыхают, оставляя густой белый след – так же точно белеют пальцы, если чистить много лимонов)

5. б.б.; совсем иная своя

(б.б. – без биографии – в Яливце все знают друг друга – все биографии известны – в свободные дни Себастьян с Анной ездят на курорты в долине Прута – где много чужих, где их никто не знает – в Татарив, Дору, Дэлятын и Луги, Мыкулычин, Ямну – останавливаются в случайных пансионатах на несколько часов – только чтобы заняться любовью – рассказывают в поездах и отелях о себе выдуманные истории – ведут себя каждый раз по-другому – соответственно выбранной роли – Себастьяну тогда порой кажется, что с этой женщиной он только что познакомился – то же самое и с жилищами – часто после ночной работы идут на целый день в пустые жилища приятелей – пробуют себя среди чужих вещей, в чужих привычках, разглядывают альбомы с чужими снимками – или с языками – приходят в пастушьи стоянки на полонинах – говорят не по-гуцульски – просят молока, жентицы [39] , гуслянки [40] , вурды [41] , будза [42] —слушают, как гуцулы пытаются их понять, что говорят меж собой о них)