Кахатанна. Тетралогия (СИ) - Виктория Угрюмова

— Что, настолько серьезное дело?

— Сама не знаю. Выслушай меня, а потом мы все вместе примем решение. — Агунда оглянулась на подругу, как бы ища у нее поддержки. — Ты знаешь, что недавно в храм привезли женщину, которую признали безумной?

— Не помню. Сюда каждый день кого‑нибудь привозят, а кого‑нибудь забирают или провожают в дорогу. Может быть…

— То, что я сообщу тебе, ты должен держать в тайне, даже если наш разговор разговором и закончится.

— Даю слово.

Ханиш и Агунда, равно как и остальные жрицы Тики‑утешительницы, имели возможность убедиться в том что слово убийцы и вора зачастую бывает крепче, чем слово дворянина или владетельного вельможи. Поэтому обещание Аграва дорогого стоило. Успокоенная, Агунда продолжала:

— Несколько дней тому назад к нам в храм привезли королеву Аллаэллы, которую государь Фалер объявил безумной. На этом основании он собирается с ней развестись.

— Можешь не тратить время, — буркнул мгновенно посерьезневший Аграв. — Историю безумной любви короля к юной красавице графине знают все от мала до велика. Ну и подлец. Одно дело — заиметь себе любовницу, раз уж совсем невтерпеж, а другое — обижать законную супругу. Тем более что от нее, голубки, зла никто не видал.

— Да, королева всегда была добра и щедра к бедным. Надеюсь, что теперь, в эти горестные дни, ее доброта возвратится сторицей.

— Поможем, — откликнулся бородатый разбойник.

— Я очень хочу в это верить, — искренне произнесла Агунда. — Вот здесь, — указала она рукой на небольшой свиток, лежавший на столике поверх всех бумаг, — я записала все, о чем поведала мне королева. Видишь ли, Аграв, мы с Ханиш и другими сестрами вовсе не считаем королеву помешанной. Но она наверняка испытала какое‑то сильное потрясение, которое и до сих пор не прошло, отчего государыня возбуждена и беспокойна. Единственной странностью являются видения, которые посещают ее.

Королева утверждает, что тень Зла проникла на Арнемвенд, и просит предупредить об этом повелительницу Запретных Земель, Богиню Истины. Почему‑то именно она является центральной фигурой в борьбе с нашим общим врагом — в видениях Лай, естественно.

— Чего ж тут неясного? — изумился бородач. — Истина на то и Истина, чтобы отличить Зло, которое прикидывается добром, от настоящего добра. А что еще может противостоять?

Агунда и Ханиш переглянулись, затем воззрились на разбойника. А ведь он был прав. Что есть мир без Истины — без точки отсчета, с которой и начинается установленный порядок вещей? Без нее все перемешается, перевернется в одночасье.

Кто‑то сказал, что Зло — враг всякого порядка.

— Ты хочешь предупредить Интагейя Сангасойю?

— Откуда ты знаешь? — еще более изумилась верховная жрица.

— Тут и знать нечего. Я ведь много лет странствую по Варду, подходил к самому хребту Онодонги…

Аграв как‑то криво усмехнулся.

— Я, веришь ли, хотел в эти самые Запретные Земли пойти, когда еще совсем молодой был, зеленый. И даже до гор дошел. А там ущелье такое узенькое‑узенькое, ровно щелочка. И вдруг так страшно стало, что горы сойдутся и меня раздавят. Стою, значит, трясусь. Руки‑ноги дрожат, мокрый весь, как из‑под ливня. А тут солнышко вдруг потемнело — я и решил, что скалы сдвигаются. Голову поднял, а надо мной зверь кружит. Он, конечно, высоко был, там, где облака, но громадный, аж дух захватило. Дракон, одно слово… В общем, повернул я назад: решил — не мое это дело. А теперь жалею — может, и не сделал бы людям столько зла, а вся судьба иначе бы сложилась.

Он помолчал, повертел в руках опустевший стакан.

— Я пойду в Запретные Земли и найду богиню. И все ей передам. Глядишь, хоть часть грехов мне простится. Да и на Великую Кахатанну одним глазком взгляну — с самого детства об этом мечту имею.

— Спасибо тебе, — прошептала Агунда.

— Тебе спасибо. Кабы не дело, двинул бы я теперь в Фарру — говорят, народец там сейчас побогател. А так, задача есть, и не стану с пути сворачивать. Прямиком, значит, к Онодонге и потопаю. Дорога знакомая.

Он постоял еще несколько секунд на пороге, повернулся и вышел.

— Как хорошо, просто камень с души сняла, — вздохнула Ханиш.

— И мне легче стало, — призналась верховная жрица Тики. — Видишь ли, кроме простых предостережений есть в моих записях и одна мелочь, которая кажется мне предельно важной. Если мы с тобой не ошибаемся и королева Лая действительно пророчествует, а не бредит то ее прозрение может помочь Кахатанне расправить с Врагом…

* * *

В то время как Аграв беседовал с двумя женщинами в небольшой комнатке, представлявшей собой личные покои верховной жрицы, и постучали в ворота храма пятеро путников.

По обычаю, их пустили, не спрашивая ни имен, ни откуда они пришли. Захотят — сами скажут. А если нет — то и беды мало. Поскольку за много сотен лет не нашлось подлеца, который решился бы причинить вред служителям Тики‑утешительницы, никто и не подумал их остерегаться. Мало ли по какой причине закрывают путники свои лица. Только лекарь поторопился подойти к ним и спросить, не нужна ли его помощь. Но пятеро только головами качали, отказываясь, и лекарь не стал задерживаться около них: в храме было множество людей, которые с нетерпением его ждали.

Странникам отвели место в углу большого помещения, заполненного людьми. Принесли деревянное блюдо с несколькими ломтями хлеба, овощами и вареным мясом. Но те сидели, не шелохнувшись, у стены, есть не стали.

— Эй, вы что, не голодные? — спросил их старик, примостившийся рядом.

Он уже успел жадно проглотить свою порцию и теперь не сводил взгляд с блюда, стоящего перед новыми посетителями. Один из людей в капюшонах сделал головой отрицательное движение.

— Так я возьму? — с надеждой спросил старик.

Утвердительный кивок.

Старик схватил блюдо и принялся перетирать овощи беззубыми деснами. Он был голоден и несчастен. Он потерялся, потому что не помнил, где живет и как его зовут. Несколько дней он скитался по пыльной и шумной дороге, которая вела неизвестно куда, и скулил от страха. Сердобольные крестьяне, везшие в Аккарон вино и фрукты, взяли его с собой и по дороге завернули в храм, где старика и приютили. Сейчас ему готовили место, а пока он сидел вместе со всеми в просторном зале, в котором отдыхали с дороги все новые посетители храма, прежде чем решалась их судьба.

Больных и раненых сразу отвели в предназначенные для них помещения. Бездомных стариков, в том числе и до сих пор жующего соседа пятерых молчаливых путников, разместили по трое и четверо в небольших комнатках. Тех, кто мог ходить и работать, пригласили на помощь жрицам, и большинство поспешило откликнуться на эту просьбу. Зал постепенно пустел.

Пять бесформенных фигур у стены не привлекли ничьего внимания. Может, заснули с дороги странники. Завтра сами скажут, попросили они убежища только на эту ночь или надолго. Завтра все и решится. А сегодня есть люди, которым гораздо больше нужны помощь и поддержка.

Уже далеко за полночь догорели последние факелы, только два из них все еще торчали у самого входа, нещадно мигая и коптя. Они бросали неверный красноватый отсвет на предметы, искажая их и превращая во что‑то чудовищное и жуткое.

Все успокоились и заснули. Тишина легкими шагами пересекла пространство храма и зашла в больничный покой, чтобы утешить страждущих. И тогда пятеро путников выпрямились, встали во весь рост, снимая с голов свои капюшоны…

* * *

В далеком Сихеме, у разоренного храма Шуллата Огненного, что в самом центре левобережного Файшана, стоял вполне обычный с виду человек. Даже если бы это место не было таким безлюдным и пустым, то все равно на него никто не обратил бы особого внимания. Ибо он был среднего роста, с ничем не примечательным лицом, среднего телосложения и в неброской, приглушенных тонов одежде. Разве что не было у него скорбного и безнадежного выражения, как у остальных граждан Сихема после поражения их страны в войне с варварами.

Но, как уже упоминалось, вокруг никого не было, так что и заниматься разглядыванием лица этого странника было абсолютно некому.

Человек постоял некоторое время на развалинах храма, поплотнее завернувшись в серо‑коричневый плащ. И это несмотря на то, что в Сихеме стояла жара и от изнурительного зноя пышная зелень пожухла и пожелтела.

Путник быстрым шагом преодолел путь от развалин храма Шуллата до развалин храма Джоу Лахатала, где тоже провел недолгое время, словно в поисках какого‑то предмета. Он все время что‑то высматривал и к чему‑то прислушивался, но его поведением не заинтересовались случайные прохожие, везшие мимо ручную тележку, груженную нехитрым их скарбом.

Обстановка в Сихеме была более чем странная. С одной стороны, взяв крепость Файшан, въехав в тронный зал верхом на коне и убив государя Аламжи собственной рукой, урмай‑гохон Самаэль вроде как успокоился. Во всяком случае, никаких грабежей и убийств в уже покоренном городе не случилось: в этом отношении варвары вели себя гораздо цивилизованнее, нежели западные рыцари. И пожары были не сильные, вот только все храмы уничтожил завоеватель. Именно это целенаправленное уничтожение обителей богов Арнемвенда более всего напугало жителей Сихема. Урмай‑гохон накликал на себя гнев богов и, похоже, совершенно этого не боялся. Он объявил себя сыном не известного никому грозного бога Ишбаала и утверждал, что его всесильный отец постоит за собственного сына.