Бонапарт. По следам Гулливера - Виктор Николаевич Сенча

его затерял.

Узнав об отречении Наполеона и о том, в чьих руках отныне оказалась реальная власть, несколько парижских чиновников, начинавших свою политическую деятельность в стенах Якобинского клуба, покончили жизнь самоубийством.

Эти люди так и не смирились с мыслью, что благими намерениями вымощена дорога в ад…

* * *

Отныне Фуше будет только мстить.

Ведь теперь он – Хозяин. Тот, прежний Хозяин, канул в Лету. Как его, кстати? Ах да, Бонапарт, выскочка-корсиканец. Так вот, его рядом быть не должно на расстоянии даже в сто лье! Хозяин – всегда один. Сегодня это Жозеф Фуше, Его светлость герцог Отрантский. Все прочие должны быть забыты, по крайней мере, на долгое время. На то время, которое определит он, его светлость герцог Отрантский. Потому что Франция на это самое неопределенное время будет жить во власти нового правителя.

Вот только всего этого никак не может уяснить один-единственный человек – Наполеон. Вчерашний император все еще не в силах расстаться со своими орлами и пчелами. Просто смешно! Одно отрадно, что корсиканец отбыл в Мальмезон. Однако ведет себя там как-то суетливо: то он требует (с чего бы?) через «Moniteur» выступить с прощальным словом к армии (текст обращения, конечно же, летит в мусорную корзину!); то встать во главе французской армии, чтобы в решающем сражении разгромить войска враждебной коалиции (и вновь – с чего бы?).

– Этот тип просто сбрендил! – не выдерживает Фуше, отправляя очередное прошение бывшего императора в корзину. – Он издевается над нами!

– Как быть с ответом? – интересуется курьер-генерал, доставивший прошение от Наполеона.

– Да как вы смеете, милостивый государь?! – набрасывается на того Фуше. – Вы в самом деле хотите, чтобы союзники потопили Париж в крови? Чем дальше Бонапарт будет от столицы, тем лучше для Франции!..

Генерала гонят чуть ли не взашей. И поделом. Г-на Фуше ждут более важные дела, нежели переписка с «политическим трупом». В первую очередь – гонцы: от герцога Веллингтона, от императора Александра, от фельдмаршала Блюхера, от австрийского короля… Туда-сюда… Туда-сюда…

Теперь не нужно таиться, все открыто, на виду. И почти… легитимно. Командовать, кричать, наказывать. Какое это блаженство – топтать распластанное тело Великана. Того самого, кто еще вчера был твоим Хозяином…

В середине июля 1815 года бриг «Ястреб» доставит Наполеона из Рошфора на британский корабль «Беллерофон». Была суббота, ясный день. Кругом суетились красногрудые лилипуты. Яд ни к чему. Не к лицу Императору показывать свою слабость. Проще сделать вид, что покорился. И когда муравьи успокоятся, а нити вокруг тела ослабнут, вот тогда…

– Как добрались, женераль Бонапарт? – вернул Наполеона из задумчивости неприятный голос какого-то англичанина.

Он ничего не ответил. Еще шаг – и он на борту «Беллерофона», среди красногрудых.

– Почему «женераль Бонапарт»? – спросил он британского офицера. – На том же основании вы с полным правом можете называть меня Фемистоклом…

Одиссея Гулливера на Остров Лилипутов началась…

IV

Снедаемый внутренней язвой, растравляемой печалью, он носил ее в себе и в пору процветания; это был единственный дар, полученный им от отца. Все остальное досталось ему от щедрот Небес.

Шатобриан

О заслугах человека можно судить только после его смерти.

Солон

Приближение конца. – «Крыса». – Последний бой с лилипутами. – Смерть Наполеона Бонапарта. – Конфуз генерала Хадсона Лоу. – Возвращение Гулливера

…Двадцатый год оказался переломным в состоянии здоровья Наполеона. Начиная с июля Пленнику становится все хуже и хуже. Несмотря на преданность Хозяину, квалификация доктора-анатома Антоммарки не соответствовала той высокой миссии, которая на него была возложена. Как лечащий врач Императора Антоммарки оказался, мягко говоря, слабым. Впрочем, трудотерапия, как и прогулки на свежем воздухе, а также занятия с цветами и клумбами – все это, конечно, какое-то время помогало улучшить здоровье. Лицо Пленника слегка порозовело, он стал веселее – и даже улыбчив. Но…

Но «крыса» под ребрами уже не унималась. Тварь делала свое дело с методичностью ткацкого станка: где-то там, внутри организма, сплеталась страшная опасность, разгадать которую пока что не смог ни один из лекарей. «Крыса»-ткачиха работала день за днем, ночь за ночью, изводя жертву жестокими болями, приносящими страшные страдания. Враг знал: жертва бессильна. Ведь в ответ на все «крысиные» выкрутасы у доктора Антоммарки в запасе имелась лишь смехотворная клизма да вытяжной пластырь… Горячая ванна – и та пострашней!

С какого-то времени они уже начали понимать друг друга – «крыса» и жертва. Новый, 1821 год Наполеон встречал, зная, что этот год будет для него последним… Покой! В те дни это стало его самой вожделенной мечтой. Лежать и не чувствовать внутри себя «крысу» – вот он, верх всех его желаний. Покой – единственное желание, оставшееся из тех тысяч, которые у него когда-то были. Постель и покой… Покой…

– Какое это счастье – просто лежать в постели, – сказал как-то Наполеон доктору Антоммарки. – Это настоящее блаженство, которое я не променял бы на все страны мира…

«Желудок его не принимает никакой пищи, – пишет в январе 1821 года своей жене граф де Монтолон. – Каждые шесть часов его кормят чем-нибудь легким. Он все время лежит в полудреме на кровати или на диване. У него совершенно бесцветные десны, губы и ногти. Ноги его, постоянно обернутые фланелью и горячими салфетками, остаются холодными. Он говорит: «В лампе больше нет масла»… Вряд ли он еще долго протянет, но наш доктор уверяет, что перемена климата могла бы его спасти. Однако я скорее надеюсь, чем верю в это, ибо сейчас он более напоминает труп, чем живого человека».

Пленник уже почти не смотрит на свое отражение в зеркале – не очень приятно видеть вместо знакомого лица некую тень того, кем был когда-то. Глубоко запавшие, лихорадочные глаза, в которых отражены боль и отчаяние; серый, почти неживой цвет кожи; отсутствие всякой мимики…

С начала марта «крыса» начинает свой последний «блицкриг», который должен был закончиться финалом – когда на теле поверженной жертвы можно будет скакать и корчить рожи. Больной уже почти не встает: частая рвота измотала его так, что нет сил пошевелить рукой… Доктор Антоммарки выносит вердикт: перемежающаяся желудочная лихорадка. Об этом лекарь объявляет пациенту.

Наполеон лишь стонет. Да хоть бы и лихорадка, но что делать с проклятой «крысой», вконец измотавшей его?! Рвотные помогут, уверяет анатом и назначает сразу двойную дозу препарата, от которого Пациент буквально катается по полу от боли! Эскулап, покряхтывая, беспомощно разводит руками: что тут поделаешь – лихорадка ведь…

В это же время