Мэрилин Монро - Дональд Спото

Многозначительной является уже первая сцена с участием Мэрилин, отснятая на пленку 21 июля в маленькой спальне пансионата в Рино. С валящимися от жары с ног актерами, режиссером, кинооператором и людьми, занятыми техобслуживанием, Телма Риттер[416]сыграла хозяйку пансионата Изабеллу, очень похожую на Минни, родную тетку Грейс (которая предоставила убежище Норме Джин, когда та приехала в Рино, чтобы получить развод с Джимом Доухерти). В этой сцене Изабелла всячески поучает Мэрилин — печальную певичку из ночного клуба, опаздывающую на слушание дела в суде, — которая нервно и поспешно наносит макияж, одновременно заучивая ответы, предназначенные для судьи. Весь текст, произносимый Мэрилин, прямо живьем взят из обоснования развода, написанного в заявлении Ди Маджио:

РИТТЕР-ИЗАБЕЛЛА: Вел ли себя муж с вами грубо?

МЭРИЛИН-РОЗЛИН: Да.

ИЗАБЕЛЛА: В чем проявлялась эта грубость?

РОЗЛИН: Он постоянно... как там дальше-то? (Не может вспомнить нужные слова.)

ИЗАБЕЛЛА: Он постоянно и жестоким образом пренебрегал моими личными потребностями и правами, а также несколько раз применил ко мне физическое насилие.

РОЗЛИН: Он постоянно... слушай, неужели обязательно это говорить? Почему я не могу просто сказать: «Его там не было»? Конечно, он может быть этим обижен, но его там и вправду не было.

Мэрилин, терзаемая болью, которую она все-таки умела перетерпеть, продемонстрировала в этой сцене весь спектр своих богатых актерских возможностей.

«У тебя, по крайней мере, имелась мать», — замечает Изабелла, на что Розлин отвечает: «Да как можно иметь ту, которая постоянно исчезает? Оба они исчезли. Она уехала с другим пациентом на три месяца» — это ведь почти точное подведение итогов жизни Глэдис и ее последнего брака с Джоном Эли, больным, находившимся на излечении в одной больнице с нею.

Ни первый, ни второй диалог не могли быть легкими для женщины, которая старательно скрывала свою личную боль; пожалуй, особенно унизительной должна была показаться ей собственная роль в сцене, где Кларк Гейбл спрашивает: «Почему ты такая печальная? Ты, кажется, самая печальная девушка, какая мне встречалась за всю жизнь». Мэрилин должна ответить: «Никто мне этого раньше не говорил». Но ведь это были как раз те слова, которые она услышала от Артура Миллера вскоре после их бракосочетания.

Руперт Аллан, присутствовавший во время съемок, вспоминал, что Мэрилин была безгранично несчастной оттого, что ей приходится произносить написанные Миллером фразы, которые очевидным образом показывают ее подлинную жизнь. Именно тогда, когда она ждала от него ободрения, Артур действовал на нее еще более угнетающе. Она ведь считала, что у нее никогда не было настоящего успеха. Ощущала себя одинокой, покинутой, ничего не стоящей женщиной, которой нечего предложить другим людям, кроме своей обнаженной и израненной души. И мы, все те, кто принадлежал к ее «семье», делали то, что пыталась бы сделать настоящая семья. Но вся наша работа была связана с картиной, а ведь именно картина была ее врагом.

Если бы у кого-либо из съемочной группы (шли позднее у зрителей) и имелась хоть тень сомнения в том, о ком идет речь в фильме, то Миллер и Хьюстон бесповоротно рассеивали эту тень: дверцы шкафчика Гея-Гейбла изнутри сплошь оклеены изображениями Мэрилин Монро из ее более ранних картин, а также фотографиями, для которых она позировала в качестве модели. «Да не смотри ты на них, — говорит Розлин, обращаясь к Гвидо. — Грош им цена. Гей их повесил ради забавы». Но для Мэрилин это вовсе не было забавным.

Сэм Шоу, который с самого начала, прямо после зарождения идеи снять указанный фильм, принимал участие в его реализации, добавил, что настоящей, большой любовью Артура Миллера был в этот период сценарий и драматург постоянно менял его таким образом, чтобы добиться соответствия своим изменчивым чувствам к Мэрилин; в то же время большой любовью Мэрилин была роль Розлин — благодаря пронзительной честности этой героини. «Но эта роль никогда не стала реальностью, Артур никогда не дат ее Мэрилин. Она боролась и боролась, но тот был неумолим». Норман Ростен, один из самых старых друзей Артура, добавил, что «в случае Артура имел место триумф интеллекта над чувством. Может оказаться, что Мэрилин была большим художником, чем ее муж».

Если, однако, Артур просил Мэрилин обнажить свое прошлое, то он тем самым одновременно просил актрису приготовиться также к тому, что ее ожидает в будущем. В процессе съемок, проходивших в Неваде, супруги Миллер перебрались из общих апартаментов в раздельные номера. Быть может, Мэрилин была не в силах перенести того, что случилось с ее ролью: месяцами она умоляла мужа, чтобы в картине, по крайней мере, Розлин была полнокровным персонажем, женщиной, которая нормальным образом разговаривает, а не только декламирует и декларирует. В начале августа все, кто принимал участие в реализации «Неприкаянных», знали, что знаменитая актриса и драматург-сценарист почти не разговаривают между собой, что они ездят на съемки в пустыню или к озеру по отдельности, что известия друг от друга передает им Паула и что, кроме всего, раскручивается какой-то роман между Артуром и Инге Морат, которая была одним из фотографов, назначенных с целью запечатлеть на снимках процесс реализации картины.

«Неприкаянные» — это название оказалось исключительно удачно подобранным. Никто не удивлялся, что Мэрилин, удостоенная привилегии начинать работу, как правило, после полудня, все равно умудрялась обычно опаздывать. Однако для этого имелась важная и объективная причина. Вечером каждого дня Артур переписывал целые сцены и, когда она ложилась в постель или просыпалась, вручал ей переделанный текст. Мэрилин, видя подобные изменения, вносимые в последнюю минуту, всегда впадала в панику. «Я не помог ей как актрисе», — признавался Артур позднее. А Мэрилин была в растерянности: «По правде говоря, я никогда не знала до конца, чего же он от меня ждет».

В середине лета Мэрилин испытывала смертельные муки — боли в животе резко обострились и организм все хуже справлялся с перевариванием пищи: каждое утро перед началом работы у актрисы случались сильные приступы. Ее утешителем на съемочной площадке выступал Кларк Гейбл, который — словно воплощая давнишнюю мечту Мэрилин об отце — был самым терпеливым актером во всей съемочной группе.

По меньшей мере однажды он провожал актрису обратно в отель, так как она была действительно больна — и, похоже, серьезно. «Но ведь я же обещала Джону [Хьюстону]! — кричала Мэрилин. — Сказала ему, что приду!» Вскоре она и впрямь вернулась на съемочную площадку и сыграла трудную сцену — причем с Гейблом, который потом первым наградил ее аплодисментами. Он выступал в пяти кинофильмах вместе с Харлоу и позитивно оценивал обеих актрис, добавляя, впрочем, что «Харлоу всегда была расслабленной и непринужденной, а эта девушка постоянно напряжена, скована и все время огорчается — по поводу своего текста, внешнего вида, своей игры. Она непрерывно хочет совершенствоваться как актриса».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});