Теософические архивы (сборник) - Елена Блаватская

Манифестации в семье Эдди

Перевод – О. Колесников

[Нижеследующее письмо было адресовано мадам Блаватской в один современный журнал, откуда передано нам для публикации в «Daily Graphic», когда мы начали вести дискуссию о любопытном феномене спиритуализма. – Редактор «Daily Graphic».].

Памятуя о вашей любви к справедливости и честной игре, я настойчиво и искренне прошу возможности использовать колонки вашего журнала, чтобы ответить на статью доктора Дж. М. Бэрда относительно вермонтской семьи Эдди. Он, рассказывая о них и их духовные проявлениях в самых огульных утверждениях, хочет нанести удар по всему нынешнему спиритическому миру. Его письмо опубликовано этим утром (27-го октября). Доктор Джордж М. Бэрд за последние несколько недель принял на себя роль «ревущего льва», выискивая медиума, чтобы «его проглотить». Похоже, что сегодня этот ученые джентльмен намного голоднее, чем когда-либо. Не удивительно, что после неудачи он экспериментировал с мистером Брауном, «чтецом мыслей» из Нью-Хейвена.

Я лично не знакома с доктором Бэрдом, и совершенно не желаю знать, насколько по праву он носит лавры своей профессии в качестве доктора медицины, но ничуть не сомневаюсь, что он никогда не сможет даже надеяться сравняться, не говоря о том, чтобы превзойти таких людей и savants,[353] как Крукс, Уоллас или даже французский астроном Фламмарион, которые посвятили много лет исследованию спиритизма. Все они пришли к заключению, что, даже предполагая, что хорошо известный феномен материализации духов не доказывает идентичность личности, которая, как подразумевается, предстает, – этот феномен, по крайней мере, не является трудом рук простого смертного, не говоря о том, чтобы это было мошенничество.

Теперь вернемся к Эдди. Дюжины посетителей проводили там недели, а то и даже месяцы; и вовсе не на каждом séance бывало такое, чтобы кто-нибудь из них осознавал персональное присутствие друга, родственника, матери, отца или дорого усопшего ребенка. И вдруг! Появляется доктор Бэрд, проводит там меньше двух дней, использует свою мощную электрическую батарею, под действием которой духи, конечно же, должны активизироваться, тщательно изучает кабинет (в котором не находит ровным счетом ничего), и затем оборачивается и подчеркнуто заявляет, «что он желает, чтобы это стало окончательно понятным, что если его научное имя когда-либо появится в связи с семьей Эдди, то только в качестве того, кто разоблачил их, как отъявленных мошенников, которые не способны даже на хорошее надувательство». Consummatum est![354] Спиритизма не существует! Requiescat in pace![355] Доктор Бэрд убил его одним лишь словом. Бедным и глупым Круксу, Уолласу и Уорли остается только посыпать головы пеплом! Впредь к вам придется относиться, как к сумасшедшим, подвергнутым психологической обработке безумцам, и точно так же следует относиться ко многим тысячам спиритистам, которые виделись и беседовали со своими усопшими родственниками, признавая их таковыми в Моравии, в семье Эдди, и еще повсюду вдоль и поперек этого континента. Но не бегство ли это от дилеммы? Да, воистину, доктор Бэрд написал тогда: «Когда ваш корреспондент вернется в Нью-Йорк, как-нибудь, в удобный для меня вечер, я научу его, как эти Эдди все делают». Спросим же, почему Дж. М. Бэрд, доктор медицины выбрал только репортера из «Daily Graphic», дабы посвятить его в тайное знание такого хитрого надувательства? В таком случае, почему бы ему публично не разоблачить этот вселенский обман, тем самым принеся пользу всему миру? Но доктор Бэрд, похоже, настолько же пристрастен к своему выбору репортера, как и в своем знании, как определить вышеуказанные обманы. Почему ученый доктор не поведал это полковнику Олькотту, в то время как Эдди хватило всего трех долларов на дешевую занавеску, чтобы продемонстрировать, как материализуются все духи, что посещают фермерскую усадьбу этой семьи?

Чтобы ответить на это, надо, как это сделала я, вернуться к свидетельствам сотней надежных людей, что всего гардероба Театра Нибло было бы недостаточно, чтобы облачить всех тех «духов», которые ночь за ночью выходили из пустой маленькой комнатки.

Давайте-ка, если сможем, побеспокоим немного доктора Бэрда и объясним ему следующий факт: четырнадцать дней я оставалась в семье Эдди. За этот короткий временной период я видела и полностью опознала из 119 появлений семерых «духов». При этом некоторых из них опознавала только я – из тех, кто попадались мне в моих длительных путешествиях по Востоку, но их разнообразные одежды и костюмы всем были видны очень ясно и отчетливо, так что они имели возможность изучить их со всей тщательностью.

Первым был грузинский мальчик, одетый в национальный исторический кавказский костюм, изображение которого вскоре появится в «Daily Graphic». Я узнала его и по-грузински спросила об обстоятельствах, известных только мне. Он меня понял и ответил. Попрошенный мною на его родном языке (по предложению шепотом полковника Олькотта) сыграть лезгинку, кавказский танец, он тотчас же взялся за гитару.

Вторым – появился небольшого роста старичок. Он был одет так, как обычно одеваются персидские купцы. С точки зрения национального костюма его одеяние безупречно. Все на своем месте, ноги обуты в «бабуши», которые он сразу снял, оставшись одних чулках. Он назвал свое имя громким шепотом. Это оказался Хассан Ага, старик, с которым я и моя семья познакомились в Тифлисе двадцать лет назад. Он сказал, наполовину по-грузински, наполовину по-персидски, что у него ко мне «огромный секрет», и после этого являлся еще три раза за проведенные мною там дни, тщетно стремясь закончить свою фразу.

Третьим внезапно выступил человек гигантского телосложения, одетый в живописное воинское одеяние Курдистана. Он не говорил, а только кивал на восточный манер и поднимал свое копье, украшенное разноцветными перьями, потряхивая им в символическом приветствии. Я тотчас же узнала в нем Джаффара Али Бека, молодого вождя курдского племени, который как-то сопровождал меня в путешествии по Арарату, куда я ездила на коне, и однажды даже спас мне жизнь. Затем он наклонился к самой земле, будто зачерпнул пригоршню глины, и стал разбрасывать ее вокруг себя, в перерывах прижимая руки к груди. Этот жест знаком только племенам Курдистана.

Четвертым – появился черкес. Я словно вообразила, что нахожусь в Тифлисе, настолько безупречен был его костюм «нукера» (человек, который либо ведет коня за узду, либо погоняет его). Он много говорил, поправил меня, когда я, наконец узнав его, неверно произнесла его имя, и когда я повторила его, он поклонился с улыбкой и произнес на чистейшем гортанном татарском языке, весьма знаком моему слуху: «Тхоч якши» (Все хорошо), – и с этими словами исчез.

Пятая – старая женщина в русском головном уборе. Она выступила вперед и обратилась ко мне по-русски, назвав меня ласковым именем, которым часто называла меня в детстве. Я узнала старую служанку нашей семьи, няню моей сестры.

Шестой, узнанный мною, – на помосте появился высокий, хорошо сложенный негр. Его голову украшал удивительный головной убор, напоминающий раскачивающиеся белые и золотые рога. Он выглядел для меня удивительно знакомым, но я сперва не смогла вспомнить, где мы с ним виделись. Но очень скоро он начал совершать очень характерные движения, и эти его подражания сразу же помогли мне узнать его. Это оказался заклинатель из Центральной Африки. Он усмехнулся и исчез.

Седьмой и последний. – Появился высокий, седовласый джентльмен, одетый в черный консервативный костюм. Русский орден Святой Анны свисал на длинной красной муаровой ленте с двумя черными полосками, тоже лентами, и, как известно каждому русскому человеку, они относились к этому ордену. Эта лента огибала его шею. Я почувствовала, что сейчас лишусь чувств, ибо я поняла, что узнала моего отца. Только последний был заметно выше ростом. Ошарашенная, я спросила его по-английски: «Вы – мой отец?» Он отрицательно покачал головой и отчетливо, как любой простой смертный, ответил по-русски: «Нет; я твой дядя». Это русское слово «диадиа» услышала и запомнила вся аудитория. И что из этого? Ведь доктор Бэрд знает, что это – не более чем ловкий обман, и всем нам следовало бы сохранять об этом молчание. Людям, которые знают меня, известно, что я весьма недоверчива. Хотя я провела много лет среди оккультистов, я гораздо более скептически отношусь к публичным доказательствам платных медиумов, нежели большинство неверующих. Но, получив такое доказательство, как у Эдди, я чувствую обязанной, по долгу чести, даже под угрозой признания меня легко поддающейся внушению, защищать медиумов, равно как и тысячи моих собратьев и сестер спиритистов, от обмана и клеветы от одного человека, который не сделал ровным счетом ничего и ни для кого, чтобы попытаться проверить свои утверждения. И теперь я таким образом публично и бесповоротно бросаю вызов доктору Бэрду на 500 долларов, чтобы он провел разоблачение публично, перед аудиторией, в тех же самых условиях манифестации, удостоверенной на этой основе, или же, потерпев крах, признал позорность «результатов» его предполагаемых разоблачений.