Путешествия к Лобнору и на Тибет - Николай Пржевальский

Томительное пребывание наше на р. Номохун-гол продолжалось, как выше сказано, 18 суток. Заболевшие верблюды через неделю начали выздоравливать и наконец поправились настолько, что можно было продолжать путь. У семерых сошли подошвы лап, и мы променяли монголам этих верблюдов на лошадей. Последних теперь имелось в нашем караване 19, верблюдов же 67. Однако большую часть наших верблюдов еще нельзя было вьючить, пока они не окрепнут после болезни. Ввиду этого мы наняли у монголов Дзун-засака 45 лошадей, чтобы перевезти на них часть вьюков (главным образом продовольствие) в урочище Галмык, лежащее в 145 верстах к западу от Номохун-гола.

Погода во все время нашего здесь пребывания стояла отличная – ясная и очень теплая. Кстати вспомним и о погоде минувшего августа.

Климат августа. Первая половина этого месяца (до 18-го числа) проведена была нами в северной окраине Бурхан-Будды, на абсолютной высоте 11 тыс. футов; вторая – в котловине Цайдама, при абсолютной высоте около 2 тыс. футов ниже. Отсутствие атмосферных осадков, почти постоянно ясная погода, резкие контрасты между морозами ночью и жарами днем, частые затишья и огромная сухость воздуха – вот характерные черты климата описываемого месяца. Действительно, погода сразу круто изменилась, лишь только 1 августа мы перевалили с плато Тибета через Бурхан-Будду к Пайдаму. Вместо прежних каждодневных дождей или снега теперь, в течение всего августа, дождь только моросил три раза, да и то лишь в северной окраине Бурхан-Будды; в цайдамской же равнине дождя не падало вовсе. Его не было здесь ни разу в течение всего лета, по словам казаков, карауливших наш склад. Между тем не только на весьма близком Цайдаму плато Тибета, но даже и на более удаленном Куку-норе летом падают обильные дожди, приносимые, как показали наши настоящие и прежние наблюдения, юго-западным муссоном Индийского океана. В Цайдаме, именно в восточной его части,[726] эта влага осадиться не может вследствие сильного нагревания обширных солончаковых или песчано-галечных равнин.

Результатом отсутствия атмосферных осадков во всем Цайдаме является летом крайняя сухость воздуха и постоянно почти безоблачное небо, хотя атмосфера всегда более или менее бывает наполнена лёссовой пылью, поднятой довольно частыми и сильными (как сообщали караульные казаки) ветрами. Жара здесь также в это время очень велика, и солончаковые болота (за исключением ключевых) к началу осени совершенно высыхают.

В августе, при тихой и ясной погоде, днем также всегда было жарко на солнце, хотя при наблюдениях в 1 час пополудни термометр в тени ни разу не показывал выше +23 °C. В тихие, ясные ночи постоянно случались морозы до -3 °C в первой и до -7,5 °C в последней трети описываемого месяца. Словом, климат является вполне континентальным. Ветры дули слабые, преимущественно с запада и северо-запада;[727] четыре раза случались ветры более сильные и однажды была буря; затишье стояло нередко. Гроз в продолжение августа не замечено. Сухость воздуха постоянно была очень велика. Ясных дней в течение описываемого месяца считалось 22, да кроме того три дня были ясны наполовину; по ночам же облачность случалась чаще.

Общий характер Южного Цайдама. Южный Цайдам, по которому лежал теперь наш путь, представляет собой обширную солончаковую котловину, протянувшуюся верст на 400 от востока к западу при средней ширине около сотни верст.[728] Вся эта площадь несомненно бывшая, притом сравнительно недавно, дном обширного озера, поднята на одинаковую абсолютную высоту, около 9 тыс. футов. Ее окаймляют на юге окрайние горы Северного Тибета; на востоке западные продолжения некоторых хребтов верхней Хуан-хэ; на севере и западе обширный пустынный район того же Цайдама. С пограничных южных и частью восточных хребтов сбегают речки, обыкновенно теряющиеся в почве при выходе из гор. Только три из них, более значительные – Баян-гол, Найджин-гол и Уту-мурень, – протекают внутрь описываемой котловины и образуют на своих устьях небольшие соленые озера. Впрочем, местные монголы ныне говорили нам, что три названные речки образуют посредине южноцайдамских солончаков общее довольно обширное оз. Дабасун-нор, которое увеличивается и уменьшается в своих размерах, смотря по притоку воды,[729] зимой же не замерзает вследствие большой солености. Насколько это сведение верно, сказать трудно.

Но и терявшиеся при выходе из гор речки не пропадают для Цайдама бесследно. Пробравшись под землей через покатую равнину, сопровождающую, как обыкновенно в Центральной Азии, подножие горных хребтов, эти речки выходят снова на поверхность почвы в виде ключей более или менее значительных и частых. Такие ключи, промывая излишнюю соль и доставляя влагу окружающей почве, образуют сравнительно лучшие болотистые площади,[730] поросшие, как уже было говорено, тростником, колосником (Elymus), осокой, местами злаком (Alopecurus longiaristatus), вообще сносным подножным кормом. На этих только болотах и возможно пасти свои стада местным монголам. Изредка те же ключи располагаются вдоль по сухим речным руслам, которые летом, при сильных в горах дождях, временно превращаются в настоящие реки.[731]

Орошенная подземной водой небольшая часть южноцайдамской котловины обозначается, помимо ключевых болот, зарослями кустарников, главным образом тамариска и хармыка; реже встречаются здесь кендырь и сугак; травы между этими кустами нет вовсе, кроме мелкого тростника, да и то не везде. Такая сравнительно лучшая в Цайдаме площадь тянется вдоль покатой от южных гор бесплодной глинисто-песчаной и галечной равнины лентой верст на 10-15-20 в ширину К северу от нее залегают голые солончаки, наполняющие собой все остальное пространство цайдамской котловины. В большей части этих солончаков, вероятно, никогда не ступала нога человека. Поперечные пути имеются лишь в крайней восточной и крайней западной части описываемой котловины. Западный путь ведет с р. Уту-мурени в ур. Сыртын. По словам монголов, здесь приходится итти два дня (60–70 верст) поперек голых, сильно взъерошенных солончаков; воду и дрова необходимо брать с собой; местами соль стоит на пути кубами в 5–6 футов высотой. Вообще весь Цайдам богат так солью, как ни одна из других местностей Центральной Азии.

Переход до р. Найджин-гол. Наняв, как было выше сказано, у монголов Дзун-засака 45 лошадей под вьюк до р. Найджин-гол, мы отправили туда утром 15 сентября этот караван. В конвой было назначено шесть казаков. В тот же день после полудня выступили сами, завьючив неболевших верблюдов и более сильных из выздоровевших. Как обыкновенно после долгой стоянки, сначала вьюки не ладились, так что мы прошли в первый день только пять верст до главного русла Номохун-гола. Здесь воды не оказалось, но поздно вечером она пришла из гор. В ту же ночь поднялась сильная западная буря, наполнившая воздух тучами пыли и песка. После недавних жаров сразу стало прохладно, даже холодно, ибо на следующий день несколько раз моросил снег; на горах же Бурхан-Будды этот снег выпал до самого их подножия. Вообще осень, видимо, наступала, о чем свидетельствовали также пожелтевшие листья кустарников и засохший тростник на болотах.

Подвигаясь весьма тихо, чтобы не утруждать слабых еще верблюдов, мы употребили девять суток на переход до Найджин-гола. Местность по всему пути была отвратительная: сплошная равнина, поросшая тамариском и кое-где хармыком; иногда выдаются здесь непокрытые кустарником площади, на них часто растет мелкий тростник, реже кендырь; изредка встречаются ключи, вода которых почти всегда более или менее соленая. Почва – сплошь солончаковая глина, твердая как камень; кое-где соль залегает и в чистом виде среди голых солончаков. По всему пути вьется узкая тропинка, довольно хорошо наезженная. Без такой тропинки пройти здесь невозможно; трудно также и без вожака, ибо поперечные, ведущие к кочевьям, тропинки нередко пересекают главную. Жителей по нашему пути нигде не было. Они откочевали в стороны из боязни разбойников, которые грабят в Цайдаме всего более осенью.

На четвертые сутки после бури, круто переменившей ясную и жаркую летнюю погоду на прохладную и (сначала) облачную осеннюю, нам пришлось испытать большую в Цайдаме редкость, именно сильный дождь, который шел с полуночи до рассвета. Этот дождь так размочил солончаковую глину, что итти сделалось весьма трудно – верблюды скользили и падали, к нашим же сапогам липли тяжелые куски грязи. Едва доползли мы до Найджин-гола, куда казаки с караваном лошадей пришли тремя сутками ранее. Общий наш бивуак был устроен теперь на р. Дульцин-гол, составляющей рукав Найджин-гола и теряющейся в солончаках. Долина этого рукава, там, где мы стояли, имела с полверсты ширины, поросла кустарником балга-мото и изобиловала ключами. Кроме фазанов (Phasianus vlangalii), здесь в изобилии водились зайцы (Lepus sp.); в лёссовых же обрывах (20–30 футов высотой), обставляющих бока названной долины, держались филины (Bubo sp.). Сама река Найджин-гол протекает двумя, вскоре, впрочем, соединяющимися рукавами; первый из них лежит западнее Дульцин-гола в расстоянии одной версты, а второй верстах в трех еще далее. Оба эти рукава по величине почти равны и имели при средней воде от 10 до 12 сажен ширины, глубину же на бродах в 2 фута. Судя по береговым наносам вода во время прибыли повышается здесь на 3–4 фута. Кустарников на описываемых рукавах нет. Рыбы в них много, так что западный рукав носит местное название Загасун-гол, т. е. «рыбья река». Впрочем, мы нашли здесь лишь один вид расщепохвоста (Srhizopygopsis eckloni n. sp.), встреченный при третьем путешествии в р. Шуга на плато Тибета; в ключах же добыли два вида гольца (Nemachilus stoliczkai, N. chondrostoma n. sp.) и два вида губача (Diplophysa dispar n. sp., D. scleroptera n. sp.). На левом берегу обоих рукавов Найджин-гола находятся небольшие пашни монголов тайджинерского хошуна. Эти монголы живут также в урочище Галмык, которое лежит на западной стороне вышеописанной реки и представляет собой обширную, более 30 верст от востока к западу, болотисто-солончаковую площадь, изобилующую ключами и поросшую мелким тростником.