Царская Русь - Дмитрий Иванович Иловайский

Между тем это последнее влияние, по разным признакам и соображениям, долженствовало быть весьма значительное, как в складе общественной жизни, так и в частном, семейном быту, в языке, внешнем убранстве, военном деле, сельском хозяйстве и т. д. В высших слоях Западной Руси, таким образом, из смешения обеих народностей начал вырабатываться новый тип: польско-русский. «Русь полячилась, а Польша русела», по удачному выражению одного из польских писателей нашего времени. Из ополячивающихся русских фамилий стали выходить многие общественные деятели Речи Посполитой, стяжавшие себе известность на разных поприщах, т. е. государственные люди, полководцы, богословы, ораторы, писатели, поэты и т. д. Этот могучий приток русских сил более всего способствовал подъему сравнительно небольшой I!ольской народности на значительную политическую высоту и сообщил ей на некоторое время много внешнего блеску.

Плодородные земли Юго-западной Руси по преимуществу сделались предметом польских захватов и польской колонизации. Поэты польские стали воспевать эти благодатные края в своих произведениях. Любопытна в сем отношении прекрасная латинская поэма, написанная помянутым выше Кленовичем и озаглавленная Роксоландия, т. е. Русь. Он описывает собственно Русь Галицкую и дает целый ряд идиллических картин по отношению к ее природе, городам, селам, населению, земледелию, скотоводству и, между прочим, яркими красками рисует печальную страсть простого народа к водке.

В данную эпоху огромное большинство западнорусского дворянства еще сохраняло свою народность, т. е. православную религию и русский язык, который по-прежнему оставался языком правительственных и судебных актов. Это господство русского языка сказалось и в новом издании Литовского статута.

После Люблинской унии Великого княжества с короной явилась настоятельная нужда пополнить Литовский статут и более согласовать его с польским законодательством. Нужно было устранить из него многое, что прежде обусловливало отдельность Великого княжества, притом земли Киевская, Волынская и Брацлавская, хотя и отошли к короне, но сохранили за собой судоустройство по Литовскому (точнее, Русскому) статуту. Для его пересмотра назначены были комиссии, которые вносили в него разные поправки. Последняя комиссия, председательствуемая литовским подканцлером Львом Сапегой, была назначена Баторием. Окончательная редакция статута была представлена уже после него на Варшавском коронационном сейме 1588 года и получила утверждение от нового короля Сигизмунда III. Это так называемый Третий Литовский статут; хотя он также был переведен на польский язык, но официальное его издание тогда же напечатано по-русски в виленской типографии братьев Мамовичей.

Около того же времени, именно в 1581 году, учреждено королем Баторием постоянное верховное судилище для великого княжества Литовского, или так наз. Виленский трибунал, который известную часть в году заседал в Вильне, а другие части в Минске и Новогродке. Права и обряды сего трибунала, подписанные литовским канцлером Воловичем, были напечатаны по-русски в той же типографии Мамовичей. Для Юго-западной Руси сначала учрежден был трибунал Луцкий, а потом он соединен с коронным трибуналом (1589 г.), так как эта Русь уже причислялась к землям Польской короны.

Меж тем как дворянское сословие Западной Руси в XVI веке ясно вступило на путь ополячения, мещанское и в особенности крестьянское сословия крепко держались своей русской народности. Для отклонения их от национальной церкви, как известно, придумана была и введена церковная уния, долженствовавшая служить и проводником полонизма. На первых порах городское сословие обнаружило значительную энергию в борьбе с этой унией, опираясь преимущественно на свои братства. Но в самой среде русского городского населения уже во второй половине XVI века резко обозначился чуждый ему и враждебный элемент, который потом постепенно и неуклонно подорвал самое его существование. Таким беспощадным, разлагающим элементом было жидовство. Наиболее устойчивую массу в Западной Руси представляло, конечно, крестьянство — элемент, как и везде, самый консервативный и самый неподатливый для чужеземного влияния. Из среды сего сословия главным образом выделилось Украинское или Днепровское казачество, которое явилось сильной опорой Русской народности и вообще около того времени стало играть важную роль в судьбах Западной или собственно Юго-западной Руси{96}.

Днепровское, или Малорусское, казачество выступает на историческую сцену почти одновременно с казачеством Великорусским, или Московским.

Первое документальное известие о казаках Днепровских относится к концу XV века, именно к 1499 году. Это грамота великого князя литовского Александра о доходах киевского воеводы (князя Димитрия Путятина). Тут говорится преимущественно о пошлинах, собиравшихся в его пользу в городе Киеве с разных приезжих торговцев. В числе последних упоминаются и казаки, привозившие на продажу рыбу Днепром как сверху, так и снизу его. Следовательно, рыболовство и было главным промыслом Днепровских казаков. Средоточием собственно военного казачества первоначально являлся юго-восточный угол Киевского воеводства, именно область городов Канева и Черкас; от сего последнего и самое Днепровское казачество стало известно у москвитян под названием «Черкасы». Первое документальное упоминание о Черкасских казаках, разделенных на отряды или сотни, относится приблизительно к 1502 году: в сем документе они названы «князя Димитрия казаками», т. е. состоявшими под главным начальством киевского воеводы Димитрия Путятича, который велел отнять у них вещи, пограбленные у каких-то купцов, — ясное указание на грабительские привычки этих казаков. Ближайшим их начальником, естественно, был черкасский наместник Киевского воеводы (каковым в помянутом случае является некто Сенька Полозович); он потом именуется старостой Каневским и Черкасским.

При Сигизмунде I таковым старостой является, первый известный по своим военным действиям, атаман Днепровских казаков Евстафий Дашкович. Он был одним из пограничных литовско-русских воевод во время войны польско-литовского короля Александра с Иваном III Московским; после Ведрошского поражения этот знатный и православный Русин перешел на московскую службу; но при Василии III, во время новой войны, возбужденный Глинским, Дашкович опять воротился в Западную Русь. Получив от Сигизмунда I староство Канево-Черкасское, он занял важный тогда сторожевой пост на пограничье с Московским государством и Крымской ордой. Став вместе с тем во главе Днепровских казаков, он воспользовался своим значением и благосклонностью к себе Сигизмунда I, чтобы выхлопотать Черкасскому казачеству права на обширные земли, лежавшие далее к югу и почти никем тогда не заселенные. Для закрепления их или для защиты со стороны крымцев он построил несколько замков, заняв их казаками/и между прочим Чигирин, будущую столицу казацкой украйны. Вообще деятельность Дашковича в этом краю, продолжавшаяся около четверти века (до 1536 г.), много способствовала усилению и распространению военного казачества в Приднепровье и утверждению его в качестве особого сословия, которое потом заняло среднюю ступень между крестьянством и шляхетством. Городовое казачество здесь, так же как и в Московском государстве, имело военнослужилое значение; оно охраняло пограничные и украинские королевские замки на правой стороне Днепра, тогда как на левой его стороне в городах Северской украйны находилось родственное ему казачество, состоявшее в московской службе. За свою службу оно также получало денежное жалованье и земельные