Жизнь графа Николая Румянцева. На службе Российскому трону - Виктор Васильевич Петелин

выгоды, столько же, сколько и выгоды прочих народов, требуют мира.

Мы согласились просить В.В., чтобы Вы, вняв мольбе человечества, заставили замолчать голос страстей, чтобы Вы пожелали примирить все выгоды, обеспечить существование всех держав и упрочить благосостояние Европы» (12 октября 1808 года).

Эта депеша, подписанная двумя императорами 12 октября 1808 года, была отправлена с письмом графа Румянцева к статс-секретарю по иностранным делам Джорджу Каннингу: «Посылаю В.П. письмо императоров Российского и Французского к королю Английскому. Е.В. Российский Император надеется, что Англия оценит по надлежащему искренность и важность этого поступка. Он не припишет слабости того, что есть последствием искреннего союза двух величайших монархов материка, соединившихся на мир и войну».

Шампаньи, ссылаясь на слова Наполеона, предостерег Румянцева, что, пока не договорились с Англией, лучше всего отсрочить полное занятие Молдавии и Валахии, а Румянцев возражал, русские солдаты уже давно занимают эти княжества, и Англия ничего не имела против этого акта.

Как ни старались оба императора показать на людях, что их дружба в Эрфурте стала еще прочнее, самые внимательные наблюдатели заметили, что в их отношениях появилась трещина, политика императоров была различной, хотя они это и скрывали различным образом: «Выгоды их держав были несовместны между собою».

Лучше и тоньше других эту трещину почувствовал князь Талейран. Он втайне от французов принимал в переговорах активное участие. Талейран без всякого стеснения спросил императора Александра:

– Государь, для чего вы сюда приехали? Вы должны спасти Европу, а вы в этом преуспеете, только если будете сопротивляться Наполеону. Французский народ цивилизован, французский же государь нецивилизован: русский государь цивилизован, а русский народ нецивилизован; следовательно, русский государь должен быть союзником французского народа.

Император Александр был шокирован подобными признаниями доверенного лица Наполеона. Но то, что сказал Талейран, русский император в глубине души разделял. Состоялись несколько тайных заседаний, на которых Талейран почти признался, что захватническая политика Наполеона его не удовлетворяет, такая политика – это просчет, ошибка. Австрия третий год вооружается, испанский народ не приемлет диктата Наполеона, Англия давно ему противостоит. Осталась Россия… Сначала Александр Павлович с подозрением отнесся к признаниям Талейрана, но, глядя на Наполеона, с которым на следующее утро он вел переговоры, отбрасывал подозрения в провокации: Наполеон и не подозревал, что за его спиной таилось предательство. Талейран утром разрабатывал текст соглашения, а вечером в разговоре с императором Александром уговаривал его не подписывать такие-то и такие-то пункты проекта.

Александр соглашался с Талейраном и не подписывал. Наполеон возмущался, а Талейран выражал удивление…

Исторические источники свидетельствуют, что Талейран в Эрфурте действовал как скрытый, но бесспорный враг своего повелителя, цель его – составить заговор против его планов.

А. Вандаль подробно описывает внутреннее состояние князя Талейрана, который в откровенной беседе с императором Александром признался, что он увидел в императоре Наполеоне трагическую фигуру, против него встанут Россия, Австрия, Великобритания. Изощренный ум Талейрана, его знание людей, их внутренней природы позволили ему почувствовать, что русский посол Толстой приехал в Париж помимо своей воли, он не терпит Наполеона. Талейран нашел пути сближения с ним. Талейран «ухаживает за Румянцевым, – продолжает размышлять А. Вандаль, – очаровывает его, внушает ему свои идеи, льстя тщеславию, которое составляет преобладающую слабость престарелого государственного человека (Вандаль преувеличивает «престарелость» графа, Румянцеву в это время исполнилось 54 года. – В. П.), и ослепляет его мечтой о великой роли, которую ему предназначено сыграть… Одним словом, с поразительным искусством и осторожностью Талейран работает над тем, чтобы соткать вокруг царя сеть интриг и незаметно завлечь его в свои сети. В Тильзите Наполеон победил Александра. Отчего же Талейран не может взять его в плен в Эрфурте?» (Вандаль. С. 427). Неудивительно теперь, почему император Александр так яростно противился всему тому, что выходило за пределы интересов Российской империи.

К этому времени Наполеон думал развестись с Жозефиной и жениться вновь, чтобы иметь наследника его безграничным интересам. Он попросил Талейрана узнать, может ли великая княжна Екатерина Павловна принять его руку и сердце и может ли Александр I согласиться на такой брак. Не откладывая в долгий ящик это поручение императора, Талейран вскоре заговорил с императором Александром о том, чтобы скрепить политическое родство более тесной связью – родственной. Александр Павлович тут же догадался, о чем идет речь, – Наполеон не раз говорил о разводе с женой.

– Среди политических друзей не раз совершались такие браки, которые укрепляли политический союз. Но власть моя имеет пределы. Вдовствующая императрица Мария Федоровна, моя матушка, глубокоуважаемая нами всеми, не вмешивается в мою политику, но и не одобряет ее. Нетрудно было бы мне получить согласие сестры моей на союз с Наполеоном, но едва ли можно склонить к тому вдовствующую императрицу. Это, господин Талейран, одна из труднейших задач Эрфурта.

Так оно и получилось.

На разрыв с Жозефиной Наполеон решился твердо. Министр полиции Фуше, не вдаваясь в подробности душевных переживаний Наполеона, через своих агентов распространил эту информацию по всему миру. Дошла эта информация и до России. Две русские принцессы были невестами, великая княжна Екатерина Павловна и великая княжна Анна Павловна. Жозеф де Местр в письме своему другу, говоря о старшей сестре, дает ей высшую характеристику: «Если бы я был художником, я послал бы вам только ее глаз; вы увидели бы, сколько ума и доброты вложила в него природа». Чуть ли не все ее знакомые давали ей высокие оценки, отмечали в ней ее сердце, очарование ее расцветающей молодости, решительный, властный характер, душевную стойкость. По всем данным, Екатерина должна была, по всем признакам ее внешности и характера, быть императрицей или королевой.

Слухи о разводе и предстоящем браке императора Наполеона витали в Зимнем дворце и во всех светских гостиных. Каждый говоривший об этом упоминал первоисточник этих слухов, и первоисточник не вызывал никаких сомнений. Коленкур не мог не передать об этом в Париж, в канцелярию императора Наполеона. «28 февраля 1808 года: «Великая княжна Катерина выходит замуж за императора, ибо учится танцовать французскую кадриль».

Когда эти, сделавшиеся всеобщим достоянием, слухи дошли до императора Александра и графа Румянцева, они были крайне удивлены и взволнованы. Ни малейшего намека ими не было получено из Тюильри. В Тильзите Наполеон ни словом не обмолвился ни о разводе, ни о браке. Коленкур также не получал приказания сделать какое-либо сообщение по этому поводу… Петр Толстой, узнав о такой перспективе для великой княжны Екатерины, пришел в священный ужас.

Опасность сватовства была только отсрочена на какое-то время. Вдовствующая императрица, узнав об этой отсрочке, упорно искала жениха для своей дочери. Император