Лучший экипаж Солнечной. Саботажник. У Билли есть хреновина - Олег Дивов

Повисает мучительная пауза.

А в беленьком домике все громче воют и уже вроде бы рычат. Сейчас кидаться начнут.

– И супруге вы не изменяете, даже когда очень хочется…

У лейтенанта из–под фуражки стекает обильный пот. Лейтенант страшно, до судорог, боится того, что Билли может сказать дальше. Ведь соврет, зараз – и не проверишь. А и не соврет – не докажешь. И мучайся потом до конца своих дней, до посинения и трупного окоченения.

Билли медленно–медленно расплывается в улыбке.

– Такие дела, лейтенант! – победоносно сообщает он, убирает кулак и вешает камень на шею.

Сует руки в брюки и уходит, держа курс на центр города.

Лейтенанта забирает нервный тик. Щека дергается.

– Облегчить вашу участь? – говорю.

Лейтенант хрипит, откашливается и наконец спрашивает, пряча глаза:

– Как – облегчить?

– Билли не может вычислить то, на что намекал. Он легко установит, где сейчас ваша жена или как себя чувствуют ваши прежние симпатии. Но прощупать их на предмет неверности – фигушки. Не его амплуа.

Лейтенант недоверчиво на меня косится.

– Это Всевидящий Камень, – объясняю. – Просто Всевидящий. Не путайте со Всезнающим.

– И такой есть?!

– Айвен! – орет Билли издалека. – Хлоп твою железку, ты идешь, или что?

– Информация никуда не исчезает, мистер Гибсон. Все наши поступки оставляют следы. Но это вне компетенции Билли. Он видит то, что есть здесь и сейчас.

– Как же он так вскрыл мое прошлое?

– Легко. Ведь оно запечатлено в вас, мистер Гибсон.

Лейтенант размышляет.

– Осознали? Вот и чудесно. А нам с напарником полезно будет пропустить по кружечке холодного пива. Не бойтесь, запой окончен. Где мы обретаемся, знаете.

Возвращается Билли. Кладет руку мне на плечо. И говорит лейтенанту сверху вниз:

– Без паники, лейтенант. Все будет штатно. Я тебя уже простил. И даже Марвина твоего вонючего простил. Раз уж нам работать вместе, ссориться нельзя. Людям доброй воли надо держаться заодно. Командой надо быть, хлоп твою железку! Осознал? Но если кто еще прикоснется к машинам – бензина отсосет по полной. И ты мне не помешаешь. Идем, Ванья.

Билли меня уводит, а лейтенант остается стоять на тротуаре, думая, не совершил ли он, случаем, ужасной ошибки, задержав нас в городе.

Я это затылком чувствую.

И то, что лейтенанту позарез нужна помощь в каком–то затянувшемся безнадежном расследовании, – тоже чувствую.

– Сейчас по пиву и обедать, – мечтательно произносит Билли. – А здесь ничего. Славное местечко, и народец смешной.

– Жарковато только.

– А мне самое оно.

– Кто бы сомневался. Билл, давай все–таки сходим в Африку, если будет груз. Разок, а?

– Хрена, – Билли мотает головой. – Договорились ведь. У меня психика тонкая, ранимая. Не могу я смотреть на бардак, в котором живет народ моих предков.

– А я, значит, могу?

– Это у тебя дурацкий русский стереотип. Ах, несчастная Россия, как в ней все плохо! Любите вы прибедняться. Не заметил я, чтобы у вас там было плохо. Жратвы навалом, кругом блондинки и «Мерседесы». Вот на моей исторической родине – точно жопа.

– В Намибии, говорят, «Мерседесов» еще больше, чем в России…

– Эй, мистер! Можно вас на минуточку?

Два шкета лет по десять, оба в футболках с надписью «Уличный гонщик». Понятненько.

– Мистер, мы тут поспорили… У вас же «Локхид Альбатрос Т5»?

– Целых два, сынок, – Билли улыбается во всю физиономию.

– «Тэ–пятая» может выйти в космос?

– Что ты, дружище! У «тэшки» потолок двадцать миль. И, по правде говоря, она неустойчива уже на восемнадцати. Болтается, как мыло в ванне.

– Я же сказал! – торжествует один шкет. Другой опускает глаза.

– «Тэ–пятой» просто не надо ходить так высоко, – объясняет Билли. – Это машина для трассы. Отличная машина, очень быстрая.

– Спасибо, мистер.

Мы идем своей дорогой, мальчишки позади обмениваются тумаками. Начал, конечно, проигравший.

– Честный ты парень, Билли, – говорю. – Правдивый.

– Мальчика интересовал потолок «Т5». Я дал ему справку.

– А если бы он спросил – мистер, у вашей «Т5» какой потолок?

– Тогда бы я сказал – мальчик, у меня не стандартная «тэшка», а «Т5 Эволюция»…

– А если он…

– Ванья, почему ты такой зануда?

– Просто болтаю, – говорю. – Хочу отвлечься. Понимаешь, там, в баре, под стойкой, бочонок охлажденного светлого пива. И он меня зовет. Он кричит: «Ваня, беги скорее, выпей меня!» Чтобы не сойти с ума от его воплей, я создаю помехи.

– А мне, – Билли вздыхает, – ужасно хочется за руль. И на трассу.

Да, за руль и на трассу… Я смотрю в небо и вдруг понимаю: уже несколько лет не видел Землю.

Когда долго не видишь Землю со стороны, начинаешь относиться к ней неправильно. Как к некой твердыне, которую можно попирать ногами. А Земля–то живая. Одно время я мечтал всех идиотов, которые тут устраивают войны и прочие гадости, вытащить на сотню миль вверх и заставить их осознать, где они на самом деле живут. И как осторожно тут надо себя вести.

Только с годами я понял, что между «ними» и нами есть принципиальная разница. Им можно показывать все, что угодно.

Они просто не осознают.

Вспоминаю свое грустное открытие, и душу заполняет тоска, но я вовремя говорю себе: Иван, это всего лишь посталкогольные страхи.

А тут как раз и бар на дороге случается.

Из бара выходит, нетвердо ступая, местный забулдыга, видит нас и орет на всю улицу:

– Билли, старина, хлоп твою железку! Спроси у камушка, с каким счетом «Быки» на той неделе «Ястребов» порвут!

– Соси бензин! – рекомендует Билли.

Как многие высокие мужчины, Билли терпеть не может баскетбол.

Понедельник. Вечер

Поселили нас у бабушки Харт. Отец спасенных девчонок сразу так заявил: мужики, я для вас последние штаны сниму, но в дом к себе ночевать не пущу. Сами видите, девки кровь с молоком, секс из ушей хлещет, втрескаются в залетных и сбегут – оно мне надо?

Честно говоря, «девки» были так себе, а глазки нам строили напропалую, поэтому мы с Биллом дружно согласились, что Харту оно совершенно не надо.

А бабушка Харт оказалась чистое золото. Устроила, накормила, спать уложила, разве что сказку на ночь не прочла. И все с достоинством, без суеты и глупого сюсюканья. Меня прямо на лирику пробило – вдруг подумалось, до какой же степени иногда надо холостому мужчине средних лет ощутить тепло материнской руки. И Билли сказал: ой, маму вспомнил!

Но сначала был вечер трудного дня понедельника.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});