Невеста каторжника, или Тайны Бастилии - Георг Борн

С этими словами виконт развернул лист, бросил взгляд на строки и осекся… Что это такое? Что здесь нацарапано? Не бредит ли он? Перед его глазами все поплыло.

Шуазель заметил внезапную перемену, произошедшую с виконтом. Бледность, залившая лицо Марильяка, испугала герцога, и он, опасаясь, что тот вот–вот упадет в обморок, окликнул одного из камердинеров.

— Стул для господина виконта! — приказал он и быстрым шагом вышел из приемной.

Камердинер бросился исполнять приказание, но Марильяк уже опомнился и взял себя в руки.

Дьявольская улыбка пробежала по его искаженному яростью лицу. Он судорожно стискивал в кулаке бумагу, словно это было горло той, чья подпись змеилась под коротким указом, обрекшим его на вечное изгнание.

Камердинер, ничего не понимая, остановился в нескольких шагах, держа стул в вытянутых руках и испуганно глядя на разъяренного виконта.

Наконец Марильяк сорвался с места и бросился вон. Оказавшись в одной из смежных комнат, пустой в этот час, он дико расхохотался, швырнул бумагу на пол и принялся яростно топтать ее ногами.

— Это последний твой каприз, — прошипел он срывающимся голосом.

Бормоча под нос проклятия, Марильяк бросился вон. Он находился в состоянии, близком к помешательству, — слишком уж тяжелый удар был нанесен его самолюбию. Не разбирая дороги, он мчался по дворцовым анфиладам и коридорам, пока наконец не выбежал вон. Тотчас он поспешил к герцогу де Бофору, которого довольно быстро отыскал в Версале, куда тот приехал всего несколько минут назад.

«Страшись меня, Жанетта Пуассон, — яростно думал он на ходу. — Ты, которая осмелилась тронуть меня. Теперь участь твоя решена. Страшись меня! О, с каким удовольствием я убил бы тебя прямо сейчас, но подожди! Твое время все равно кончилось. Я ухожу. Ладно! Я ухожу! Но ты оставишь двор вместе со мной. Ты подписала мое изгнание, я подписываю — твое. Я — Марильяк. Твоя судьба решена! Я твой судия, Жанетта Пуассон, я, осужденный тобой! Ты и не подозреваешь, что часы твои сочтены. Ты и не подозреваешь, что твоя жизнь находится в руках того, кого ты осмелилась изгнать. Решено! Тебе конец. И вся Франция, нет, весь свет будут благодарны мне за это. Ты погибнешь, ты падешь вместе со мной. Только я‑то останусь жив, чтобы посмеяться над твоим гробом!»

Когда Марильяк вбежал в комнату, где герцог отдыхал после дороги, удобно расположившись в глубоком кресле, Бофор уставился на него с нескрываемым удивлением и явным неудовольствием.

— В своем ли вы уме? — рявкнул он. — Вы ворвались сюда, как сумасшедший! Кто вам позволил беспокоить меня? На кого вы похожи? — И наконец, слегка успокоившись, спросил: — Что с вами случилось?

— Карнавальная шутка нашего времени! — выкрикнул виконт, дико расхохотался и, внезапно оборвав смех, надсадным от бешенства голосом пообещал: — Я сведу счеты с Жанеттой Пуассон. Пробил час!

Герцог непонимающе смотрел на него.

— Что все это значит? Успокойтесь же, наконец! — требовательно проговорил он.

— Ловкая шутка, ваше сиятельство, — не слушая, продолжал Марильяк. — Если бы этот Шуазель не сказал мне, передавая бумагу, что это поручил ему король, если бы я не был уверен, что содержание бумаги другое, то я сумел бы отблагодарить его.

Герцог вскипел:

— Какая бумага? Что вы несете?

Марильяк неожиданно спокойно проговорил:

— Указ о моем изгнании.

— О вашем изгнании? — не веря собственным ушам, вскричал Бофор, и лицо его исказилось ужасной гримасой. — Вы изгнаны?! Кем?!

— Кем же другим, ваша светлость, как не Жанеттой Пуассон, дочерью мясника! — ответил Марильяк, снова разражаясь истерическим хохотом.

Герцог откинулся в кресле и почти спокойно проговорил:

— Это невозможно. Это немыслимо. Вы, вне всякого сомнения, ошиблись, виконт!

Марильяк, пытаясь взять себя в руки, — это давалось ему с трудом, — осипшим голосом выкрикнул:

— Она осмелилась это сделать! Больше того, она хотела просто насолить вам, герцог, и поэтому нанесла удар мне.

Бофор на мгновение задумался и решительно бросил:

— Этого не будет. Я говорю вам, Марильяк, что этого не будет!

Виконт пожал плечами, почти спокойно заметив:

— Но это уже произошло, ваша светлость. И думаю, что уже ничего изменить нельзя.

Герцог уперся кулаками в подлокотники кресла, медленно поднялся и, выпрямившись во весь рост, приказал:

— Идемте к королю!

Марильяк напомнил:

— Король сам прислал мне этот указ с Шуазелем.

Бофор упрямо повторил:

— Следуйте за мной! Я хочу собственными ушами услышать от короля подтверждение этого указа.

— Ваше приказание для меня закон, — пожал плечами виконт, — я повинуюсь. И тем не менее думаю, что все напрасно. Но поскольку я хочу любой ценой исполнить задуманное, я все равно должен отправиться во дворец — тем более что сегодня последний вечер моего пребывания при дворе. Я хочу воспользоваться им. И Жанетта Пуассон, сама того не ожидая, покинет двор одновременно со мной. Правда, несколько неожиданным способом. Тут‑то и разнесется обещанная новость, которая потрясет весь двор. — Виконт на мгновение умолк, перевел дух и продолжал с лихорадочным блеском в глазах: — Жанетта Пуассон любит перед тем, как отправиться спать, съесть несколько фруктов. И поэтому в соседней с ее будуаром комнате всегда стоит блюдо с сочными плодами. Сегодня бывший камер–юнкер Марильяк может еще, не вызывая никакого подозрения, спокойно пробраться в ту комнату. Он прибавит на блюдо еще всего парочку прелестных фруктов. Маркиза съест хотя бы один из них, а ночью к ней позовут докторов. Но старания их окажутся, увы, напрасными. И маркиза Помпадур, повелительница Франции, покинет двор, отойдя в мир иной, в то время как я оставлю двор, уйдя обычным путем. И тем же путем когда‑нибудь вернусь. Она же не вернется никогда.

Герцог Бофор внимательно слушал. Ему все больше нравился план его верного помощника и сообщника.

— Делайте как сочтете нужным, — наконец проговорил он. — А пока следуйте за мной во дворец. Что же касается ваших планов, то мне нет до них дела. Пойдемте!

Марильяк повиновался. Когда они с Бофором явились во дворец, там еще не знали об изгнании виконта, но его странное, плохо скрываемое волнение многим показалось непонятным и подозрительным.

Оставив Марильяка в одном из приемных залов, герцог направился в покои короля. Так как он имел право входить к Людовику без доклада, то ему довольно скоро удалось отыскать короля.

Едва поздоровавшись, герцог гневно заговорил:

— Я нахожусь в большом затруднении, ваше величество. И знаю, что вы разделите мое удивление. Дело в том, что госпожа маркиза простерла свою власть уже и над вашей свитой.