Люблю и ненавижу - Георгий Викторович Баженов

по радуге, Алеша с левой стороны, Надя с правой, а Ирида посредине. Когда до земли осталось совсем немного, Ирида соединила руки Алеши и Нади и сказала:

— Ну, тут вы сами доберетесь. Не бойтесь ничего. Гера нарочно устроила этот спектакль, чтобы проучить Зевса. Вы нам здорово помогли разобраться кое в чем. За что и попадете, кажется, в земной рай, а не в олимпийский ад!.. — Ирида весело рассмеялась, засверкала всеми цветами радуги и исчезла.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Проснувшись, Алеша пробыл некоторое время словно в столбняке, затем быстро поднялся и начал расхаживать вокруг потухшего костра. Он не мог бы объяснить своего состояния; больше всего в нем было какой-то тревоги. Вчера он успокоился, как будто все уже обдумал и решил… но теперь этот сон! Выходит, что он просто успокаивал себя, а на самом деле, в подсознании своем, только и думал о Наде! Алеша вдруг остановился: только теперь он заметил, что, расхаживая вокруг костра, он каждый раз переступает через Геру с Шуркой; те спали в обнимку под одной фуфайкой — так уж, видно, легли, смаявшись от разговоров. Алеша оглянулся — было почти светло, никакой красоты, какая была во всем вчера вечером, ночью, теперь не было и в помине. Как-то серо, голо, под ногами холодная роса… Стог сена сырой и теперь как будто не пахнет ничем. Как все резко изменилось; что значит ночь, темнота, костер, разговоры!.. Среди всех этих мыслей Алеша почувствовал, что в нем как будто бродит какая-то сила, что-то такое, что гонит его отсюда куда-то… Это было ощущение, что вот он здесь, а должен быть там-то… но где? Он достал ручку, написал на обрывке газеты: «Ушел домой», положил записку под камень, чтоб было видно. И быстро пошел, с тропинки свернул на лесную дорогу, дорога вела в гору… Как только он вышел на вершину, потерянная красота вновь открылась ему. Вдали, в низине, поднималось солнце, лес окрасился светлой, чистой зеленой краской. Заблестел пруд, заискрилась река. Воздух задрожал — над дальними огородами и пашнями словно парило… Алеша пошел дальше, в спину ему тепло грели лучи; он шел быстро, как будто спешил, но куда спешил?.. Он так спешил, что наконец устал, запыхался, почувствовав жажду… Тут как раз дом лесника, Алеша вспрыгнул на крыльцо, открыл дверь и вошел внутрь.

— Это ты? — спросил кто-то, думая, верно, на своего.

— Попить бы. — Алеша шагнул дальше, на кухню, откуда его спросили. На кухне стояла Надя.

«Вот этого-то, — подумал он, — мне еще и не хватало — сойти с ума».

Потом было, что он стоял, она подошла, спросила его, еще раз спросила, он стоял, смотрел, но ничего не слышал и не понимал. Она что-то делала, спрашивала, даже, кажется, смеялась над ним, а он все равно ничего не понимал. Даже не понимал, пьет он воду или просто видит ее.

«Я думал, — думал он, — что сон-то кончился, что я там, на речке, проснулся. А это я просто во сне проснулся и снова живу в том сне. Почему это он так долго не кончается? Надоело, проснуться бы…» Он даже постонал немного, как будто это он во сне ворочается, тяжко ему, проснуться хочется. А все равно не просыпалось как-то…

Вскоре он начал уже слышать, понимал, о чем спрашивает его Надя и что она говорит, но сам не отвечал, только смотрел и слушал. Она взяла его за руку, подвела к табуретке и посадила к окну. Но и у окна он не пришел в себя, только слушал и смотрел.

— Как ты узнал, что я здесь? Шурка, что ли, сказал?

«Шурка сказал? Но что он сказал? Разве он знает тебя? Откуда? И — ты ли это?»

— Разве ты не узнал меня в поезде? Ведь я рассказывала тебе, ты спас меня когда-то, маленькую, я тонула, а ты спас. Разве ты не узнал меня?..

«Не помню. Разве ты рассказывала? Да-да, что-то такое ты говорила, но что? Это, помню я, было что-то знакомое мне, как будто свое, давнее, испытанное… Так это было, что я спас тебя? Неужели спас? А ведь правда, я когда-то кого-то спас, двух девочек…»

— Откуда бы я тогда знала твое имя?

«Правда, откуда она узнала?.. А, ну да, она же давно меня знает, я не знал, что она знает… А все равно это чушь какая-то… Она же, кажется, по руке узнала, что меня Алеша зовут… Или нет, как-то иначе… Как? Просто сказала. Она просто сказала — Алеша. Или нет, все-таки что-то странное было… Она вон Ларису знает, Зину, все о них знает… Откуда?»

— Я подумала, что если мы встретимся в третий раз… В поезде — это было во второй раз… Это было всего во второй раз, я и убежала… Я просто вышла на Шарташе, села на теплушку и приехала домой… Я сбежала от тебя… Мне нужен был третий раз. Еще один раз… Я, может, суеверная, верней, чепуха все это…

«Так, значит, она уехала на теплушке! Да ведь правда, к нам на теплушке можно. С Шарташа-то. А сюда, в лесничество, это даже удобней… Но вот снится мне все-таки все это или это правда, что я слышу ее и вижу? А я-то где ее искал, — в Свердловске! Знала бы она!..»

— Ты такой наивный, такой смешной… Я тогда просто на всех трех бумажках написала одно имя — Лариса, так что в любом случае была бы названа она, независимо от вопросов. А вопросы можно задавать любые… Точно ты говорил, что я шарлатанила, да не понял, как… Слышишь?

«Слышу, — думал он, но опять ничего не отвечал. — Все я слышу… Знала бы ты, какой сон я видел… Да и не уверен я особенно, хотя, кажется, еще и не сошел с ума, что и это не сон; может, и не тот, ночной, так другой какой-нибудь… Выходит, значит, так… давай по порядку… значит, так, она… нет… значит, так… она знает давно меня, и это второй раз был, а третий-то теперь, выходит?.. И откуда только Ларису знает, Зину… Ну да, да, она же объяснила, обманула, провела… Лиса! А я что, так тогда ничего и не понял? Интересно! Ничего не понял, вот что интересно. Спас ее… Это я тогда хорошо придумал, что спас. Может, сон это все-таки?..»

Ну, а потом Надя видит, что он молчит, и решила разыграть над ним новую шутку, как будто даже прочитанную где-то, и повела тонкий, запутанный разговор. Алеша наконец