Неполная и окончательная история классической музыки - Стивен Фрай

Хорошо. А куда же подевались Бах с Генделем? Ну, если честно, оба по-прежнему царствуют. Бах пишет такие вещи, как «Страсти по Иоанну» и «Страсти по Матфею» — о них я еще скажу, — а Гендель, ну что Гендель? Гендель сочиняет оперу «Роделинда» (давшую нам роскошную арию «Dove sei»[*]), а также «Священника Садока» (не забудьте о Нафане-пророке — про него я тоже еще скажу). Каждый из них — это подобие отдельной ноги… колосса композиции, стоящего, расставив… опять-таки, ноги… над гаванью, которая… ну, в общем, над музыкой. Так сказать. Я понимаю, над этим предложением придется еще поработать. Да, но к чему, как говаривали в 70-х, клонится музыка? К чему клонится все вообще? К чему оно все идет? Собственно говоря, оно идет, в общем и целом, туда же, куда и все прочие, — совершает Большое Турне. Давайте я попробую все объяснить — пока вы не приставили ко мне санитаров.

Я вот что имел в виду. Представьте себе, что вы — музыка как таковая, хорошо? Так вот, за спиной у вас… дом — сиречь церковная музыка. Как и всякий дом, он неизменно стоит на одном месте, но только теперь… в общем, в нем теперь никто не живет. Все ушли в оперу, а опера миновала первый вершинный пик своего развития, и теперь она на спаде. Она еще возьмет свое, однако этого придется ждать не один год. Пока же наш царь — музыка инструментальная, а царство ее — Италия.

Первыми в инструментальной музыке появились увертюры — оркестр играл как один человек. Потом он разделился — две части одного и того же оркестра, примерно как две команды, играли друг против друга. Такое «двухкомандное» образование называлось концертом. Затем одна группа сократилась в размерах. И теперь небольшая группа солистов играла против всего остального оркестра — получился «кончерто гроссо», или большой концерт.

Попробуем взглянуть на это так. Представьте, что каждый  — это музыкант в составе оркестра.

В случае увертюры оркестр выглядит следующим образом:

Все играют вместе, понимаете?

Потом оркестр разделяется:

…чтобы играть концерт.

А потом одна сторона становится меньше другой:

…и играет «кончерто гроссо».

Большим энтузиастом этих «кончерто гроссо» был итальянец Корелли — как и композиторы менее известные, вроде Джеминиани и Торелли, да собственно, как и сам Гендель. А отсюда уже и до «сольного концерта» рукой подать:

…один музыкант играет против всех прочих — это и поныне остается вариантом наиболее распространенным. Честно говоря, сейчас он — один из самых привычных. Вивальди выжал из этого «формата» практически все, что мог, — один раз или 400, это зависит от того, согласны вы со Стравинским или нет.

А вместе с концертом появляется и — оно, разумеется, довольно очевидно, однако сказать об этом следует — Солист. А вместе с солистом — что?… ну что, припадки жеманничанья и несусветные требования по части артистической уборной. Замечательно. Именно этого нам и не хватало. «Мне нужна ваза с „М&М“ только уберите все синенькие… ах да, и пюпитр для нот».

Что касается стороны технической, орган — штука, конечно, важная, однако то и дело появлялись и инструменты новые — не только фортепиано, о котором я уже упоминал, но и пикколо (забавная разновидность флейты для карлика-кастрата, так сказать), и кларнет, и, как это ни странно, камертон[♫].

ТОККАТА И ФИГА

Так о чем там шумят в 1729-м? Кого клянут? Кого нахваливают? «Компания Южных морей» благополучно лопнула, Екатерина Великая сменила на троне Петра Великого — приятно видеть, что она взяла его фамилию; а «Молль Флендерс» по-прежнему остается любимой книгой читающей публики, и это через семь лет после первого ее издания. И пожалуй, публику можно понять. Гендель по собственной воле отказался от права первым получать палубный шезлонг — принял британское гражданство. Бах, разумеется, Германию так и не покинул, хоть и переехал, проделав довольно длинный для него путь: в Лейпциг.

У Иоганна Себастьяна происходила своего рода разборка с церковным начальством, и ее, разумеется, не облегчало то обстоятельство, что он был последним, кого включили в список кандидатов на все-таки доставшееся ему место в Лейпциге. Баха считали менее предпочтительным, чем на редкость скучный Телеман, — менее предпочтительным даже, чем на редкость малоизвестный Групнер. А кто это? — Ред. (А собственно, сам-то этот Ред кто таков?) Нелады с работодателями у Баха случались далеко не один раз, и, думаю, если взглянуть на них непредвзято, окажется, что и правые, и виноватые найдутся с обеих сторон. Работа у Баха была на редкость тяжелая — ему приходилось сочинять и аранжировать музыку для столь многих городов и событий. Однако и с ним, по некоторым сведениям, ужиться тоже бывало не просто. Был случай, когда он, претендуя на некую должность, призабыл сообщить своему новому нанимателю об одном существенном обстоятельстве — о том, что должность у него уже имелась и отказываться от нее он не собирался. Кончилось все тем, что Баха посадили под домашний арест — дабы он не улепетнул к новому антрепренеру.

Впрочем, хорошо уж и то, что свары Баха с властями предержащими никак, похоже, не сказывались на его творчестве. Великие произведения искусства попросту изливались из него, как изливается из пор простого смертного пот. Одно из них — чудесные «Страсти по Матфею», в которых Бах использовал не только данное евангелистом Матфеем описание страстей Господних, но и кое-какие дополнительные стихи, сочиненные человеком, который писал под псевдонимом Пикандер. Как нетрудно себе представить, Бах, человек, преданный Церкви, создавая драматическое изображение распятия Христа, сил не пожалел. «Ораториальные Страсти» были выдумкой по преимуществу немецкой, произросшей из литургических лютеранских музыкальных «Страстей», зачинателями коих стали первые музыкальные поселенцы, такие, как Шютц[♫].

Бах, однако же, приспособил «Страсти» к собственным нуждам. Он увеличил объем небиблейских текстов, повысил требования к поэтам вроде Пикандера — поэтам, от которых он хотел получить оригинальные, но не менее уместные в такого рода сочинении слова. В «Страстях по Матфею», или, если прибегнуть к названию, которое дал им сам Бах, в «Passio Domini nostri J.C. secundum Evangelistam Matthaeum», великий человек использовал двадцать семь — вместо двенадцати — библейских фрагментов. То были последние из его великих «Страстей», исполненные в Великую же пятницу 1729 года в лейпцигской церкви Святого Фомы. Я говорю о первом исполнении. Увы, второго пришлось дожидаться целых сто лет, его осуществил в Берлине некто Феликс Мендельсон, но это уже совсем другая история. Если вам вдруг захочется послушать «Страсти», имейте в виду, что сочинение это очень длинное, однако почти каждый фрагмент его великолепен — так, во всяком случае, считают запойные слушатели Баха, — а великолепнее всех прочих хорал «О Haupt voll Blut und Wunden» («О священная глава, вся покрытая ранами»).

Что касается Георга Фридриха, он сочинил за год до этого небольшую оперу «Птоломей» — содержащую приятнейшее «Безмолвное поклонение», — однако, по всей вероятности, все еще продолжал купаться в лучах славы, которую принесли ему четыре гимна, написанные за два года до того для коронации Георга II. Собственно говоря, купаться в лучах славы, которую принес ему один из них, первый, известный ныне всем под обратившимся едва ли не в поговорку названием «Священник Садок» (и не забудьте о Нафане-пророке![♫]). Все они стали популярными настолько, что исполняются с тех пор во время каждой коронации. Если, конечно, на нее удается зазвать нужное число членов королевской семьи[♫].

ВОЙНА И МИР СНОВА ВОЙНА

Итак, это был 1729-й. Плюс-минус пара лет. Чтобы добраться до следующей важной вехи, вам придется миновать открытие оперного театра «Ковент-Гарден», рождение Гайдна и основание Академии старинной музыки. Это что касается собственно музыки. Что же до прочего, имеется также дом № 10 по Даунинг-стрит; рекомендация доктора Джона Арбатнота следить за тем, что мы едим; зарождение игры в кегли; основание Конрадом Бейсселем секты «субботников»; коронация Христиана VI Датского; вступление на трон дочери царя Иоанна V Анны — наверняка получившей недурственное содержание и корпоративную карету в личное пользование (ах нет, это было годом позже); основание виконтом Таунсендом по прозвищу Турнепс четырехпольной системы земледелия — нет, меня ни о чем больше не спрашивайте; смерть трех великих английских литераторов — Даниеля Дефо, Илии Фентона и Джона Гея; рождение Станислава II, последнего короля независимой Полыни, и создание в Филадельфии — Бенджамином Франклином — первой в истории публичной библиотеки. Слава богу, с этим покончено.