Чудесное мгновение - Алим Пшемахович Кешоков

где это ты набрался такого духа?

Астемир не знал, что ответить. Клишбиев продолжал, читая какую-то бумагу:

— Фамилия Баташев?

— Астемир Баташев.

— Когда говоришь с полковником, применяй положенное обращение: «ваше высокоблагородие» или «господин полковник». Слыхал когда-нибудь? А не слыхал — приучайся. За что хотели отлучить от мечети?

«Неужели, — думал Астемир, — вызвали по этому делу? Не может быть. Уже и в ауле забыли об этом…» Однако надо было отвечать.

— Поссорился с хаджи Инусом.

— Это которого как-то зимою нашли замерзшим?

— Да, господин полковник.

— Только всего? Да и было это… года три тому… больше. Еще до войны!

— Еще до войны, господин полковник, — подхватил Астемир. — Очень жалею, но мало-мало побил его. Так пришлось.

— Что же это ты, братец? Духовное лицо, святой человек, а ты — драться. Характер! Ты ведь, кажется, язык знаешь? Дети есть? — один за другим сыпались вопросы на Астемира, а его мучало одно: «К чему все это?» — На какие доходы содержишь семью? Как твердо знаешь коран? Бывал ли где-нибудь дальше Нальчика? Встречался ли с шейхом? Так, значит, закрыл навсегда священную черноту корана? Напрасно. С такими задатками — напрасно. А! Как ты сам думаешь?.. Хорош сохста!

— Теперь уже не сохста, господин полковник.

— Ну вот, ближе к делу! Ты, Аральпов, можешь идти. Этого негодяя пока в тюрьму не будем запирать. Это я не о тебе, Баташев, — усмехнулся полковник. — Видел, как я расправился с конокрадом? Так вот! — чуть ли не закричал Клишбиев, будто снова перед ним стоял Жираслан. — Так будет со всяким возмутителем в это трудное для отечества время. Намотай себе на ус… Ты что же? Ступай, — обернулся он опять к Аральпову. — Продолжай следить и выясни мне все под самый корень: кто, сколько, где? Понятно? Тот негодяй нам еще пригодится. Ступай. А ты, Баташев, прикрой дверь.

Недоумевающий Аральпов, козырнув, удалился. Астемир прикрыл дверь.

— Подойди сюда.

Астемир сделал вперед несколько шагов, удивленный не меньше Аральпова и слегка испуганный, — ничего подобного не могло ему даже присниться. Клишбиев, что-то обдумывая, взял со стола бронзовую фигурку. Играя ею, осмотрел кабардинца с ног до головы.

— Слышал о тебе от князя Шарданова, что ты толковый и довольно начитанный человек, и я решил сделать тебя заместителем полкового кадия. Для этого и вызвал. Что скажешь?

Плохо понимая, о чем идет речь, Астемир молчал.

— На днях в полк пойдет пополнение. Этим занимается помощник командира полка князь Шарданов. Князь тебя знает, ты знаешь князя. Я ему доложу. Согласен? Ну, понимаю, что застаю тебя врасплох. Подумай и завтра рано утром приходи. Ответ должен быть только «да». Понятно? Каким другим может быть ответ? Тебе делают честь! — опять закричал полковник. — Я знаю, что говорят по аулам. Но Максидов погиб по глупости… Нам дураков не нужно. Не такое время. «Аллах велит не жалеть живота для победы и славы отечества» — вот первая заповедь наших дней; а тот дурак… Ну ладно! Все, что нужно сказать, я еще скажу тебе. Иди. Сейчас мне некогда. Завтра приходи. А не примешь чести — заставим! Пошлю рядовым! — заорал Клишбиев. — Ступай!

Решение начальника края, на первый взгляд странное, объяснялось довольно просто. Донос пристава Аральпова о неблагонадежности объездчика Баташева был не первым в своем роде. Не раз недовольство им высказывали состоятельные и почтеннейшие его односельчане; плохо отзывался о Баташеве и владетельный князь Шарданов, помощник командира Кабардинского полка, чье поместье было рядом с Шхальмивоко; но при этом неизменно отмечали, что Баташев человек ученый, за словом в карман не лезет, знает язык, то есть говорит по-русски, а текст корана умеет так истолковать, что выходит победителем в любом споре. С другой стороны, большинство в народе уважало Баташева, как будто он не простой объездчик, а джегуако. Клишбиев решил убить двух зайцев. В полку погиб второй кадий. Погиб по своей глупости. Кадию идти в атаку не полагается, но он внушал солдатам веру в божественную неуязвимость какого-то амулета… Тогда солдаты потребовали, чтобы кадий доказал правоту своих слов, и кадий Али Максидов был убит пулей, как только вышел из-за прикрытия.

Подкрепление, отправляемое в полк, должен сопровождать кадий или его заместитель. Лучшего кандидата на эту должность, чем Баташев, полковник и не искал: он освобождался от беспокойного человека, вполне пригодного для роли кадия в походной и боевой обстановке.

Астемир понял, что решается его судьба, а может быть, и судьба его детей. Он не испытывал прежнего замешательства и, чувствуя себя как на краю пропасти, отступил на шаг.

— Я не гожусь для этой должности, господин полковник.

— Как это так «не гожусь»? Я-то ведь подумал, годишься ты или не годишься?

— Я недостоин этой чести, и у меня дети. Позвольте, господин полковник, не согласиться с вашим предложением.

— Если не нравится тебе предложение, ты получишь приказание. Что скажешь?

— Видит аллах, мне больше нечего сказать, господин полковник, я все сказал.

— Все скажу я, не ты, вдовий сын! Я буду кончать разговор, а не ты. И в самом деле — бунтовщик… Подумайте, не нравится мое предложение! Срок — до завтра. Утром — тут. Ступай и подумай… Ему не нравится… А? Что скажете?

Уже совсем стемнело, когда Астемир сел в седло. Нелегкая задача встала перед ним, но он ни словом не обмолвился об этом перед гостеприимными хозяевами, у которых оставлял коня, и, как ни уговаривали его закусить, поспешил домой.

Он немного успокоился, только когда вместе с конем, поводящим ушами и раздувающим ноздри, почуял знакомые запахи аула.

Спустилась ночь. В дымку уходил на западе молодой месяц, приближались тени знакомых акаций и первых строений аула. Лениво лаяли собаки, и трудно было Астемиру поверить, что ни с того ни с сего он вдруг может навеки расстаться с аулом, с семьей… «Нет, — твердо решил он. — Пусть будет что будет, но сам я не оставлю их. Зачем? Во имя чего? Если уходить, то не на войну».

— Отец! — вдруг услышал Астемир тихий окрик и узнал голос Лю.

Мальчик, видимо, дожидался отца на околице и теперь бежал за конем.

— Зачем ты здесь, Лю? — Астемир остановился.

— Дада! Почему тебя не было так долго? — звучал взволнованный голосок. — Нана Думасара плачет. Она думает, что тебя заперли в тюрьму.

— Нет, Лю, видишь — не заперли.

— Ну, это хорошо… А я все равно пошел бы завтра в Нальчик и к тебе в тюрьму вместе с Эльдаром. Эльдар сказал, что он возьмет меня и Тембота. Там завтра будут генералы и весь Кабардинский полк. Ты позволишь мне пойти с Эльдаром? — Астемир тронул коня, и Лю шагал теперь, держась