Такие обстоятельства - Станислав Хабаров

ОКБ пятнадцать лет. В январе 1989-го, он умер. Королевство осталось без короля, и естественно возник вопрос о замене. Наступили смутные времена. Шеф что-то чувствуя, отирался в верхах. С будущим руководителем фирмы была такая история. Не главным был он пока на фирме. У Генерального замом, но в руководстве фирмы уже кадры менял. Под себя.

В начале года не стало Генерального. Губителем был – атеросклероз. Собрали сборище. Из министерских и с присутствием правительства. На заключительном расширенном заседании решалось: «Кто станет новым Генеральным? Из министерских или свой?» Чаша весов колеблется.

Ходили слухи, что нам пришлют назначенца из министерства, чиновника до мозга костей, и ещё теплилась надежда, что назначат кого-то из своих. Не кого-то, ясно было кого. Наконец, в ОКБ собрали сборище – обсудить и затем Генеральным утвердить. Нашим карьеристам на нём было важно не только выдвинуть его, но и показать ему свою приверженность в расчёте на будущее.

Тогда в отношениях с шефом у нас и появилась первая трещина. Шеф понадеялся на меня. Пробивал как мог. Ему было важно заявить о нас в новом качестве. С трудом он добился моего присутствия. Ему не терпелось пустить вход моё хвалёное красноречие. Начались выступления в защиту. За этого и того. Все ожидали перелома. Наш тоже из пришельцев. Основная масса выжидала.

Выступить на подобном сборище – то же, что пройтись по вантам крымского моста, заглянув вниз. Всё видно и боязно. Ответственно. Впрочем, поддержка не обязательна, так казалось мне, и был некий люфт. Особое собрание состоялось в особом огромном зале ГОНТИ с моделью первого спутника под потолком вертящемся на гибком подвесе в потоке воздуха. Тем временем прения заканчиваются. Обошлись без меня и слава богу, хотя недовольство шефа налицо. Подвёл я его. Пусть привыкает, хотя он, должно быть, на меня в тот раз своё первое «фе» нарисовал. Заслужено. Не спорю.

В присутствии министерства и военно-промышленной комиссии ЦК, по сути, выяснялось поддержит ли коллектив предприятия нашего нового? Не здешний он, а со стороны, из Днепропетровска, по сути блатной, но заслуживший уже признание по сумме дел.

Конечно, и я понимал свою ответственность, и мог выступить. Даже отлично, переломить, отстоять, зажечь. Понимал я и надежды шефа, и особенность случая. Всё это так, но сохранились во мне крохи свобод, и я размышлял и с интересом поглядывал по сторонам. Кого только нет в зале. Есть из Южного, из Днепропетровска. И Главный оттуда, но успел у нас поработать чуть.

Днепропетровск для меня – родной город. Условно. Здесь жили мои дедушка и бабушка до войны и в войну, пока не погибли в оккупации. Здесь живут и сёстры моей матери, их дети и мужья. Я бываю там редко и по случаю, но с ними чувствую связь и, наверное, должен способствовать выходцу из города, но что-то в этот раз меня сдерживает. Сердцем легко решать. Привыкли мы так, не задумываясь поступать в силу родственности. Такое кровное: сердце, однако, – не мозг, от которого часто подвохи и неприятности.

«Поддержка моя совсем необязательна, и сидим мы с шефом в разных местах. Не дождался шеф, сам выступил. Как смог. По-моему, на троечку. Я бы удачнее выступил. У меня на это дар. Конечно, если захочу. Не марионетка я, хотя и обладаю способностями. Не очень, правда, их ценю. Римляне считали выступления на театральных подмостках уделом рабов. Не раб я, хотя и в меру зависим. Говорят, хороший удар не пропадает и в силах всё переменить. По привычке не решаюсь, колеблюсь, как буриданов осёл.

Выступления моего так и не дождались. Общими интересами пренебрег. Не понял меры ответственности. Однако всё, кажется, обходится. Ни словом шеф меня тогда не попрекнул, но реле недоверия сработало.

Работа с Францией подарила мне массу впечатлений. При нашем менталитете казалось стрёмным путешествовать за казённый счёт по миру. Париж, Тулуза – современные города, сохранившие так много старины. Архитектура, картинные галереи с сокровищами изобразительных искусств. И то, что впечатления дарились мимоходом, придавало им необыкновенную остроту. Конечно, были и организованные экскурсии. Древний Каркасон, Сен -Поль-де-Ванс, Ницца, Монте-Карло, Аэроспасиаль – кузница авиационной индустрии и Фрагонард с алхимией французских духов.

Древнее очарование Тулузы, ставшей Центром французской космонавтики.

Время словно уплотнилось и два с половиной года проекта пролетели в заботах, хлопотах, трудах, волнениях, радостях и разочарованиях как необыкновенный сон. В заключении состоялся полёт с выходом француза в открытый космос.

А потом всё разом рухнуло как снежный городок в дождь. Перестройка открыла шлюзы. Снялись былые запреты, и оформленный шеф отправился свой первый зарубежный вояж. Не с кем-то, а со своими закадычными друзьями из смежников. Представляю, какой они пели ему фимиам. Таисия была переводчицей. Они с этого момента с шефом –«не разлей вода».

Поездка во Францию стала для шефа мерой вседозволенности. Пожар в гостинице, где он по неосторожности с сигаретой уснул, и уверения свиты, что клиенту можно всё. Шеф по-своему рассказал об этом новом качестве: Доступно всё. Любой коньяк. Любой «Наполеон».

Полёт закончен. Легко подводить итоги и намечать планы на будущее. В очередной поездке мы столкнулись с необычным для нас. В командировках во Францию мы отрывались по-своему. Как ни странно, тогда нам напомнили табель о рангах. Принимающая французская сторона обычно устраивала приёмы. Были они для всех участников общими и не особо ценились, как обычное. Об особом первом суаре у начальника иностранного отдела КНЕСа, на который были приглашены от нас только шеф с Таисией, мы узнали случайно. На исходе дня встретили на улице Лабарта с Терионом. Они направлялись на этот особенный приём и чувствовали себя неловко перед нами. Терялась прежняя демократичность. Мы переговорили походя, и они смущённо распрощались с нами до делового завтра. Случай с виду мог показаться несущественным, хотя и был знаковым. Вехой перемены отношений. Наша сладкая парочка, видимо, успела внушить французам, что всё по-крупному зависит только от них, о остальные в нашей выездной делегации – всего лишь рабочий сор.

Нововведением стало присутствие шефа в международных встречах на выезде.

– Что вы понаписали? – тряс он итоговыми протоколами. Мы недоумевали. Это были обычные технические протоколы без двусмысленностей и политики. Мы старались понять, что его раздражало? Он уже во многом странно себя вёл, заставляя нас теряться в догадках и добавляя нервозности. Это было противно духу прежнего королёвского КБ, но времена менялись на глазах и приходилось подстраиваться.

Позже мы поняли, что в такой манере стадом легче управлять, добиваясь покорности, лишая самостоятельности и приучая нос по ветру держать.

Позади были разбор полёта и подведение итогов под Ниццей, а впереди новые полёты, при которых хотелось прежнюю кооперацию