Юность, опаленная войной - Эугениуш Червиньский

И вот я уже в траншее рядом с двумя советскими солдатами - расчетом пулемета. Старший смотрит на мою раненую ногу:

- Пойдем, надо как можно скорее сделать перевязку.

Мы входим в неглубокий блиндаж. Сержант сажает меня на чурбан и водой из котелка обмывает кровоточащую рану. Его индивидуального пакета не хватает.

- Вася,- зовет он,- дай свой пакет!

В землянку входит солдат, который недавно кричал мне с бруствера, развязывает висящий на деревянном крючке вещмешок и подает бинт. Сержант, как профессиональный санитар, обматывает мне ногу. С интересом разглядываю солдатское хозяйство. В одном углу лежит куча соломы, покрытая плащ-палаткой, на крючке висит еще один вещмешок с притороченным к нему прокопченным котелком. На полке, наскоро сделанной из старой доски, лежат два куска черного хлеба. На остальное я уже не смотрю. Во рту появляется слюна. Не могу пересилить себя и прошу:

- Дайте хлеба...

Почти одновременно солдаты тянутся за хлебом и подают мне. Какой прекрасный хлеб! Он был вкусен, как какой-нибудь деликатес, и моментально исчез в моем пустом желудке. Я с надеждой оглядываю землянку.

- Больше у нас ничего нет,- по-деловому объясняет Вася.- Теперь закури,продолжает он, вытягивая кисет с махоркой и кусок газеты.

- Не курю.

- Тогда мы закурим,- говорит он и ловко сворачивает толстые цигарки.

- Ты, сынок, поляк?

- Польский партизан,- отвечаю я.

- Да...- говорит сержант в раздумье.- Нехорошо получилось, ошиблись мы. Что ж, бывает и так. Ведь мы думали, что это немцы идут в атаку... Ну, а теперь, если можешь ходить, иди на санитарный пункт. Там тебя осмотрят, дадут поесть...

Я осторожно встаю. Прощаюсь с гостеприимными солдатами и медленно, хромая бреду по ходу сообщения в тыл. У лесной дороги траншея заканчивается. Я вылезаю из нее и через несколько десятков метров наталкиваюсь на группу наших партизан, беседующих о чем-то с советскими солдатами. Подпоручник Молли стоит еще голый и лязгает зубами. К нему подходит советский солдат и протягивает шинель. Молли благодарит. Какой-то лейтенант велит нам идти к полевой кухне, которая стоит за ближайшим поворотом. Мы направляемся туда все вместе. Из-за деревьев тянет запахом жареного лука. Здоровые спешат, обгоняя раненых. А вот и кухня. Около нее классически толстый повар жарит свиное сало с луком. Завидев нас, объясняет:

- Еще минуточку подождите. Хм-м, у вас нет котелков... О, возьмите консервные банки. Ложек, к сожалению, у меня нет.

Из землянки выходит усатый старшина и, глядя на нас, командует:

- Построиться в очередь. Раненые будут накормлены первыми.

- Видишь,- говорит раненный в ногу и в руку Гром,- где армия, там и порядок.

Мы получаем по литровой банке густой пшенной каши, хорошо заправленной тушенкой и свиным салом с луком. Обжигая губы, с жадностью опорожняем банки.

Вокруг нас собирается большая группа советских солдат. Вскоре приходят несколько офицеров и формируют маршевую колонну, Я пытаюсь встать, но только теперь чувствую, как сильно болит у меня нога. Ко мне подходит советский офицер.

- Отдыхай, сейчас прибудут подводы,- разрешает он.

Часть партизан уходит. Около кухни остаются только более десятка раненых. Повар угощает всех настоящим грузинским чаем. Подъезжают санитарные подводы, и санитары помогают раненым погрузиться.

В госпитале

По дороге мы обгоняем наших легко раненных партизан, отдыхающих на обочине. Над ними поднимаются густые клубы дыма от самокруток, которые они с жадностью курят. Обрадованные, расспрашиваем друг друга о друзьях и знакомых.

Наконец наши подводы подъезжают к одиноко стоящей лесной сторожке, над которой развевается флаг со знаком Красного Креста. Вокруг большое число санитарных автомашин, возле которых заметно оживление. Раненых кладут на носилки. Медсестры разносят чай и пшеничный хлеб, меняют или поправляют повязки. Нам делают уколы, и мы снова отправляемся в дорогу, на этот раз на санитарных автомашинах.

В каждой машине есть санитар или санитарка. Наш сопровождающий утешает, что скоро мы выберемся с типично полесской, грязной и ухабистой дороги на лучшую и поедем быстрее. Одни раненые спят, другие - сидят в молчании, третьи - стонут и просят пить. И все-таки это первый спокойный вечер в далеком тылу. Наконец колонна автомашин останавливается. Санитары устанавливают носилки с ранеными под раскидистыми липами около дома священника, в котором размещается операционный зал. Мы узнаем, что все дома деревни использованы для нужд полевого госпиталя.

К работе приступает младший персонал вспомогательной медицинской службы. Нас направляют в баню. При свете коптящих керосиновых ламп несколько солдат заполняют истории болезни. Тут же, за ширмой, с нас снимают завшивевшую одежду и забирают для дезинсекции. Затем следует не совсем приятная процедура полного бритья. И вот мне покрывают клеенкой раненую ногу и на носилках несут под душ. Впервые за несколько месяцев я моюсь горячей водой с мылом и испытываю при этом ни с чем не сравнимое удовольствие.

Потом на меня надевают белье с иголочки, укладывают на носилки, покрывают одеялом, суют под мышку историю болезни и несут в дом священника. Перед дверями операционного зала застыла в напряженном ожидании очередь. К моим носилкам подходят две белые фигуры. По голосам определяю, что это женщины. Операция проходит быстро и почти безболезненно. Через стекла очков в металлической оправе на меня внимательно смотрят ласковые глаза врача. На лбу у нее выступает пот.

- Осколков вынимать не будем,- произносит она.

Быстро делают перевязку, затем один дренаж, другой. Теперь смазывают рану какой-то жидкостью, ставят термометр, делают укол - и все мои страхи позади.

- Следующий,- слышу я.

Меня выносят. За дверями операционного зала все еще стоит длинная очередь. На дворе темно. Пахнет скошенной травой. Вот и хата, в которую меня вносит на плечах санитар. Дежурная сестра показывает на большую печь:

- Положите его там...

На этой необычной госпитальной кровати лежат уже два товарища по несчастью. Не успел я устроиться, как сестра подает на жестяной, сделанной из консервной банки тарелке гуляш с гречневой кашей и душистый чай. Через пятнадцать минут к нам на печь прибывает еще один коллега.

Наконец убавляют свет - пора спать. Но сон не приходит. В избе чувствуется запах йода и керосина. Стонут раненые. Вдобавок дают о себе знать клопы. Вспоминаю события последних суток. Который раз подряд считаю до тысячи, но сна как не было, так и нет.

За окнами светает. Снова начинаю считать. Непродолжительный сон - и кто-то меня будит. Открываю глаза, медсестра подает мне термометр. Оглядываюсь вокруг. На полу установлены ряды носилок с ранеными. У окна Лежит бледный мужчина. Там, где у него должны быть ноги, одеяло плотно прилегает к носилкам.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});