Философская драма. Сборник пьес - Валентин Герман

СВЕТЛОВИДОВ:

Это был запал…Но – повтори теперь, и – я сказал —ТотчАс, как слово прозвучит, рука,Что так твою любовь убить легкА,Ради тебя, не любящей, опятьГотова будет страсть с пути убрать.Но только знай, что – тами тут – твой грех,Твоя вина, участье и успех!

АННА (после паузы):

Хотела бы твоё я сердце знать…

СВЕТЛОВИДОВ:

Оно – в том, что сказал я.

АННА:

Я боюсь,Что правды – нет ни в нём, ни в языке…

СВЕТЛОВИДОВ:

Тогда – в мужчинах не было еёОт века.

АННА:

Ладно. Убери свой меч.

СВЕТЛОВИДОВ:

Скажи: так решена моя судьба?

АННА:

Узнаешь позже.

СВЕТЛОВИДОВ:

Но надежда – есть?

АННА:

Мужчины все надеждою живут.

СВЕТЛОВИДОВ:

Изволь надеть кольцо…

Протягивает ей кольцо.

АННА (помедлив):

Что ж… взять – не дать…Он надевает кольцо ей на палец.

СВЕТЛОВИДОВ:

Смотри, как охватило палец твой!Так грудь твоя впустила в свой пределКомок живого сердца моего…Носи с собой их оба, ведь ониТеперь – твои! И, если твой слугаВсё ж вымолит прощенье у твоихНемилосердно милостивых рук,Ты – в счастье превратишь свойтяжкий гнев.

АННА:

Гнев – в счастье?

СВЕТЛОВИДОВ:

В счастье – гнев.

АННА:

А в чём оно?А в чём оно?..

СВЕТЛОВИДОВ:

Коли захочешь тыЗабыть свой гнев к тому, кто больше правИмеет плакальщиком быть при нём…

Показывает на гроб.

Ступай тогда на площадь Кросби. Там,Лишь я торжественно похороню,Снеся печально в Чертси-монастырь,Достойный прах святого короля,Омывши покаянными слезамиЕго могилу, – там тебя я жаждуУвидеть с подобающею свитой.Поверь, что много тайных есть причин,Чтоб ты мне уступила в миг один!

АННА:

Я рада. И особенно тому,Что вы с таким раскаяньем глубокимОтноситесь сегодня ко всему…

Оборачивается к свите.

Эй, Беркли, Трессел! Вы со мной ступайте.

Хочет идти.

СВЕТЛОВИДОВ:

Мне пожелайте доброго пути…

АННА:

Хоть это больше, чем вы заслужили,Но, зная, как умеете вы льстить,Представьте, что уж я вам пожелала.

Уходит со свитой.

СВЕТЛОВИДОВ (носильщикам):

Ну, поднимите тело, господа!

НИКИТА ИВАНЫЧ:

Итак, мы – к Чертей, благородный лорд

СВЕТЛОВИДОВ:

К какому Чертей?.. Белые монахиВ своём скиту нас ожидают в страхе…

Делает знак, и они уносят гроб.

Была ль, скажите, женщина когдаСосватана так лихо? А?.. Была лиКогда-нибудь она побежденаТак лихо?.. Я хочу её иметь.Но – не надолго. Каково?.. Нет, мне,Убийце её мужа и егоОтца, её – при ненависти в сердце,Проклятьи на устах и со слезамиВ глазах, пред окровавленною жертвойМоей – и взять!. Ой-ой!..Великий Бог!Против меня – преграды без числа.А за меня – лишь дьявол и притворство.И вот – я победил! Весь мир – в ничто!..Ха! Уж она забыла своегоГероя-принца, юного ЭдвАрда,Всего-то лишь три месяца назадЗаколотого мною в раздраженьеПри ТьЮксбери! А он ведь дворянин,Рождённый расточительством природы,Милее и славнее в тыщу раз!..Младой, отважный, мудрый – безсомненья,Прямой потомок королей… Весь мирНе может это отрицать. И всё жеОна, как раз она, уж положилаСвой глаз на бедного меня, которыйСбирает урожай его расцветаИ сам её же вырядил вдовоюУ скорбного одра! Да! На меня,Не тянущего и на пол-ЭдвАрда!Меня, что колченог и так уродлив!..При том, что стало герцогство моёНе более, чем нищенским приютом.Да нет! Я заблуждаюсь, право слово,Насчёт моей персоны: ведь она —Хоть сам я так доселе не считаю —Меня находит клёвым мужиком!На диво клёвым!.. Стало быть, я долженПрезреть и порицать все зеркала,Созвать толпу или хотя бы паруПортных, приняться моды изучать,Чтоб телу моему дать обрамленьеДостойное. А то я с давних порЕдва таскаю ноги, полагаясьНа собственную только благосклонность,Привык ценить себя на медный грош…

Оборачивается вслед ушедшим.

Но мне сперва угодно, чтобы тотСубъект отправился в свою могилу…Потом вернусь в рыданиях к моейВозлюбленной…

Смотрит на небо.

Сияй вовсю, светило!Покамест я не накупил зеркал,Где б облик мой всечасно возникал,Свети мне ты, чтоб каждое мгновеньеСвоею мог я любоваться тенью!

НИКИТА ИВАНЫЧ (подходя):

Бессовестный!

СВЕТЛОВИДОВ:

Однако, уж и смерклось…Пока луна над нами не взошлаИ в светлый сумрак тьмы не обратила,Взойдём в Мадрит.

Уходит.

НИКИТА ИВАНЫЧ (один):

Испанский гранд, как вор,Ждёт ночи и луны боится… Боже!Проклятое житьё. Да долго ль будетМне с ним возиться? Право, сил уж нет!

Светловидов возвращается.

СВЕТЛОВИДОВ: Никитушка! Ты – тут?

НИКИТА ИВАНЫЧ: Да тут я, тут, Василь Васильич! Куда же мне деться?

СВЕТЛОВИДОВ: А я?

НИКИТА ИВАНЫЧ: И вы тут, Василь Васильич! Вы всё сцены с дамами вспоминаете…

СВЕТЛОВИДОВ: С дамами?.. А ты знаешь, Никитушка, когда я был молодым актёром, когда только что начинал в самый пыл входить, помню – полюбила одна меня за мою игру… Изящна, стройна, как тополь, молода, невинна, чиста и пламенна. Как летняя заря! Под взглядом её голубых глаз, при её чУдной улыбке не могла бы устоять никакая ночь. Морские волны разбиваются о камни, но о волны её кудрей разбивались утёсы, льдины, снеговые глыбы!.. Помню, стою я перед нею, как сейчас перед тобою… Прекрасна была в этот раз, как никогда, глядела на меня так, что не забыть мне этого взгляда даже в могиле… Ласка, бархат, глубина, блеск молодости! Упоённый, счастливый, падаю перед нею на колени, прошу счастья… А она… она говорит: «Оставьте сцену!» Оставь-те сцену!.. Понимаешь? Она могла любить актёра, но – быть его женой… никогда! Помню, в тот день играл я… Роль была подлая, шутовская… Я играл и чувствовал, как открываются мои глаза… Понял я тогда, что никакого «святого искусства» нет, что всё – бред и обман, что я – раб, игрушка чужой праздности, шут, фигляр! Понял я тогда… публику! С тех пор не верил я ни аплодисментам, ни венкам, ни восторгам… Да, Никитушка! Он…

Показывает на зал.

…аплодирует мне, покупает за целкОвый мою фотографию, но я чужд ему, я – для него – грязь, почти кокотка! Ради тщеславия он ищет знакомства со мною, но – не унизит себя до того, чтобы отдать мне в жёны свою сестру, дочь…

НИКИТА ИВАНЫЧ (подходя): Вам, Василь Васильич, спать пора-с…

Пытается увести его в гримерную.

СВЕТЛОВИДОВ (пытается вырваться от него и, показывая пальцем в зал, кричит): Не верю я ему! Не верю!..

Затемнение; конец 1-го отделения

Действие второе

На переднем плане на полу неподвижно лежит Светловидов. Над ним – Мефистофель.

МЕФИСТОФЕЛЬ:

Чуть дух покинет тело, договорЕму представлю, кровьюподкреплённый…Но столько средств есть с некоторых порОтбить у чёрта душу беззаконно!Поверья предков, словно старый хлам,Лишились силы, всякий смысл утратив.Бывало, я со всем справлялся сам,Теперь нуждаюсь в помощи собратьев.Тяжёлые для чёрта времена!В загоне честь, обычай, старина…Всегда готовым надо быть к подвохам.А в старину душа была честнаИ вылетала вон с последним вздохом.Я схватывал её, как кошка мышь,Без промаха, и вмиг, без проволочки,Сжимал в когтях… Теперь – не то,шалишь!Душа нейдёт из грязной оболочки,Ей дорога вонючая дыра,Пока её не сгонят со двораВраждующие меж собой стихии…Сиди, гадай, когда она и какРешит уйти, и хитрости какиеГотовить ей, чтоб не попасть впросак.Смерть на руку уже не так скора,Сражает не ударом топора.Застынет труп, его б уж класть в гробницу,Ан смотришь, ожил он и шевелИтся…Враждующие меж собой стихии…

Светловидов шевелится, а потом и вовсе поворачивается с боку на бок. Потом – садится. Мефистофель досадливо всплескивает руками.