Убить Петра Великого - Евгений Сухов

— А ты постой, Туча. Чего на человека понапрасну гавкать? — обозлился старшина Алексеевского полка. — Игнат дело говорит. Сначала все продумать надо, ведь мы Петру Алексеевичу перед богом верой и правдой клялись служить. Что же тогда такое будет, если мы присягу нарушим?

— Клялись-то мы клялись, а только чего же это он нас в голоде держит? Ежели мы о себе не позаботились, так давно бы уже все померли!

— Не дело ты говоришь, Макарыч! — попенял сотнику стрелец из Медведковского полка, сидящий рядом. Хотя чинами был не наделен, но к слову его прислушивались. — Разве государь о нас не заботится? А как же земельные наделы, что он нам за службу определил? Почитай, ото всех налогов освободил. Многие из нас кабаки да лавки держат. Кто такой заботой похвастаться может?

Сотник поднялся из-за стола. Того и гляди, вцепится обидчику в бороду.

— А то, что он с нас за эти пятаки семь шкур дерет, так это, по-твоему, не в счет?

— Хватит вам! — грозно окликнул рассорившихся стрельцов Туча по праву хозяина. — Не хватало еще, чтобы мы тут на круге передрались. А только вот что я вам скажу. Мне и самому государева служба не в радость. Только было разжился, только лавку открыл, приказчика нанял, а опять надобно куда-то на окраину съезжать, и нажитое честным трудом добро пришлось прахом пустить. За что же нам такая опала?! Относится к нам государь как к нелюбимым пасынкам. Только вот что я вам хочу сказать. Ведь и без государя нам никак нельзя. Если защитника, как он, не станет, нас бояре проглотят, и кусочка не останется.

В шатре стало душно. Кто-то распахнул полог и внутрь ворвался свежий воздух, остудив разгоряченные лица собравшихся.

Поднялся сотник Ерофеев, один из самых уважаемых московских стрельцов. Ему было далеко за сорок, однако лучшего бойца не найти во всем воинстве.

Оглядев притихших стрельцов, он широкой ладонью пригладил поседевшую бороду и заговорил густым басом:

— Здесь вы меня все знаете, стрельцы…

— Знаем, чего уж там? — махнул дланью Туча. — Ты давай дело говори.

— Знаете, что и от пуль я не бегал, господской милости тоже не просил. И всегда старался жить по-божески. А шестнадцать лет назад, когда мы ко двору царя пришли свое право требовать, то я тоже там был… И много чего мы добились. Стоило нам только ненавистных бояр на пики поднять, как все по-нашему стало. Ты помнишь, Степан? — обратился сотник к товарищу, седому с крупной головой стрельцу, но такому же крепкому, как и он.

Заулыбался Степан, обнажив остатки почерневших зубов:

— Как же позабыть такое!

— Я и сейчас готов правое дело продолжить. А только у нас не выйдет ничего, если мы в разные стороны тянуть станем. Нам нужно наших полковников переизбрать, чтобы смуту меж нас не чинили. А потом уже самим челобитную царю писать. — Глянув на товарища, спросил: — Кажись, ты в прошлый раз, Степан, писал?

— Было дело, — отозвался довольный Степан. — Писал.

— Значит, и в этот раз напишешь. А теперь надо решить, идем мы на Москву или нет?

— Идти надо, — поддержал стрельца Туча. — Надобно начатое дело закончить.

— Согласен с Тучей! Надо на Москву идти! — произнес Ерофеев. — Там нас поддержат. Чернь без хлеба сидит, к нашим полкам примкнет. А мы ее оружием снабдим.

— Думаю, что Туча с Ерофеем правы, — высказался Чубаров. — На Москву надо идти. И не ждать, пока государь нас отсюда выведет.

— И я с вами, господа, — заголосил полковник Медведковского полка Зорин Лавр. — Вместе турок бивали, вместе и в Москву пойдем.

— На том и порешим! — объявил во всеуслышание Туча. — Составим для государыни нашей челобитную. Пусть станет для нас царевной. А боярам отправим изветное письмо. Пусть знают, что идем не сгоряча, а крепко подумав. Пришел нашему терпению конец!

Стрельцы одобрительно загудели:

— Это сколько еще можно терпеть!

— Мы за государя живота своего не жалели, а он нас в ссылку на украинские земли отправляет!

— Побьем бояр, что государя нашего дурными речами смущают, пограбим их дома. На наши деньги строенные, и поставим на царство Софью Алексеевну.

Туча поднялся, оглядел цепким взором собравшихся стрельцов. Приумолкли вояки, ждали последнего слова.

— А теперича… — тряхнул он головой, от чего длинная посеребренная борода метлой махнула по груди, — не будем тянуть время. Собираем шатры и на Москву… А письмо боярам я сам напишу. — Усмехнувшись криво, продолжил: — Не посрамлю! У меня многое к ним накопилось. Все выскажу!

Глава 11 СТРЕЛЕЦКИЙ БУНТ

Князь Федор Юрьевич прошел на сокольничий двор. В клетках, устроившись на жерди, плотным рядком сидели соколы с ястребами. Соколиной охотой князь Ромодановский занимался больше из-за баловства. Большим удовольствием для него было видеть, как слетает с кожаной перчатки прирученная птица, как кружит в небе и, отыскав желанную добычу, стремглав падает вниз.

У одной из клеток князь остановился. В темно-кожаном клобуке на тонкой жердочке находился его любимец сокол Разбойник. Сидел тот неподвижно, будто бы окаменев. Только когда стольник подошел поближе, слегка наклонил голову, как если бы хотел рассмотреть его через кожаный клобук.

Федор Юрьевич шагнул немного в сторонку, и (вот чудо!) голова птицы повернулась в его сторону.

— Сокольничий! — громко позвал князь.

— Здесь я, Федор Юрьевич.

— Сними у птицы клобук, — потребовал Ромодановский.

— Это я быстро, князь, — подскочил к клетке сокольничий.

Развязав под шеей крохотный узелок, он осторожно стянул с крохотной головки сокола клобук.

Слегка приподняв крылья, сокол будто бы поприветствовал князя Ромодановского и вновь застыл на жердочке, впившись в него огромными желтыми глазами.

— Ишь ты, как смотрит! — ласково проговорил князь, любуясь красивой птицей.

— Соскучился он, Федор Юрьевич, — нашелся сокольничий. — Давеча все кричал во все горло. Все тебя звал.

— Скажешь мне тоже, — невесело буркнул хозяин. — Может, он того… Самку ему надобно. Вот и орал сдуру.

— Хе-хе-хе! — мелко рассмеялся сокольничий, оценив шутку Ромодановского (какие же могут быть баловства в середине лета!). — А когда на охоту пойдем? Птице ведь простор нужен. Без вольного воздуха она чахнет.

Вздохнув глубоко, князь Ромодановский произнес удрученно:

— Вот как со всеми изменщиками посчитаюсь, тогда и пойдем.

По тому, каким тоном была произнесена эта фраза, сокольничему стало понятно, что соколиная охота состоится не очень скоро.

— Как скажешь, Федор Юрьевич, я всегда готов.

— Ты вот что, Гришка, поброди с соколом над житницкой, авось что-нибудь, да изловите. Ежели будет заяц, на угольях зажарь. Мне грудинку принесешь.

— Обязательно доставлю!

— Федор Юрьевич, — подскочил кравчий, — тут посыльный прибыл.

Этого еще не хватало!

— От кого? — нахмурился Ромодановский.

— Сказал, что от стрельцов, изветное письмо везет!

— Все не слава богу! — только и вздохнул князь. — Зови нарочного в горницу. Приветить надобно. — Повернувшись к сокольничему, бросил в сердцах: — Это что здесь под ногами за дерьмо?! Выметай давай!

* * *

Посыльным оказался стрелец аршинного роста, в кафтане цвета Медведковского полка. Заприметив вошедшего князя, помешкав малость, снял шапку и, тряхнув золотыми кудрями, произнес:

— Тебе изветное письмо, князь, от стрельцов!

— Вот оно как, — взял Ромодановский протянутую грамоту и, развернув, принялся читать: — «Стольнику, князю Федору Юрьевичу Ромодановскому и боярам изменникам…» — Посмотрев на стоящего подле двери стрельца, протянул, сузив глаза: — Знал, что здесь писано?

— Знал, Федор Юрьевич.

— И не боялся?

— В Азове не дрейфил, так чего же мне здесь бояться?

— Во оно как поворачивается… «Нету более сил терпеть обиду и крамолу со стороны бояр. Государево жалованье нам не плачено уже год… за службу нашу ратную, за то, что живота своего за государя не жалеем, сносим несправедливые обиды от иноземцев-командиров…» — Оторвавшись от письма, Федор Юрьевич полюбопытствовал весело: — А на дыбе сгинуть не боишься?

— Не боюсь, Федор Юрьевич, а только здесь вся правда написана. Всем миром составляли. И еще тебе велено передать… от Софьи Алексеевны, чтобы ты в это дело не встревал, ежели не хочешь с бесчестьем помирать. За нами сила! А так еще и при Софье Алексеевне послужишь. Как и прежде, главным судьей Преображенского приказа будешь.

— Ты Софью Алексеевну видел? — нахмурившись, спросил Ромодановский.

— А то как же! Прежде я к ней с поклоном пришел. Письмо от наших командиров принес. Полковники наши просили, чтобы она государыней на Руси была вместо своего братца бесталанного. А уже потом к тебе заявился.