Журнал «Вокруг Света» №03 за 1974 год - Вокруг Света

...Еще рдеют Плеяды и голубо мерцает Орион. На востоке шелестят сполохи, предвестники внезапной и пышной зари, но до нее не близко. Буровая гудит с какой-то отчужденностью к окружающему, ровно, мощно: вертится долото, струится глинистый раствор, работа идет. Буровики спят чутко — стоит двигателю застыть, вскакивают: что случилось?

Наташа Карепова уже на ногах. За вагончиком, у поросшего кустарником бархана, чем-то крепко стучит о землю.

— Чего в такую рань? — ворчит Гаврилов, начальник отряда, прокашливаясь спросонья.

— Чертов... (удары)... саксаул. Никак... (бьет сильно и зло)... С вечера не заготовила...

Я помню, легла она позже всех, пока не перемыла посуду.

Топор саксаул не берет, но, если колотить стволом оземь, он распадается на жгуты. Горят они багровым и почти беспламенным жаром, как бы с трудом отдавая накопленное в тканях солнце. Но разжечь — уйма хлопот; даже бензином обдашь — пыхнет, и только бока обуглятся. Можно обложить верблюжьей колючкой, но ее требуется много, а наломать — попробуй. Годится и кандым, но куда приятней несколько стебельков его поставить в кувшине на обеденный стол; букеты пустыни угловаты, сухи, ломки, они пахнут перегретой пылью и волей. О свойствах растений пустыни лучше всех знают ботаники и стряпухи... ну, может быть, ботаники чуть больше.

— Вот вы всю жизнь в Кызылкуме, не считая войны. Тяжелее всех кому? — Я спрашиваю Сморогова Ивана Васильевича, шофера.

— Оно конечно, у плиты... Особливо на перетаске...

В давние тридцатые годы в городок Ходжейли на Амударье привезли на барже полуторку с зелеными бортами, и единственного водителя Ваню попросили доставить бидоны с водой к дальней отаре. Там засыпало песком колодец. Ваня повел, весь обратившись в слух: как шуршит песок под колесами, стучат камешки на увалах и булькает вода в радиаторе... Чабаны долго помнили, как из полуденного марева, перевалив бархан, выплыла, затарахтев, невиданная машина. Сморогов с тех пор и возит — или воду, или людей, которые ее ищут. Или их инструменты.

Я вижу, как ребята на буровой скидывают куртки, рубашки. Остаются в одних касках и плавках. В одиннадцать подъем труб. «Запарка будет», — бросает кто-то из буровиков. От грохота ничего не слышно, но ребята кричат и как-то понимают друг друга. Я улавливаю обрывки фраз: «Захватывай... Крепление... Подводи ключ...»

Лязгая и кружась, колонна вздымается вверх — грохот усиливается, и еще громче и неразборчивей кричат бурильщики. А из круглого отверстия посреди помоста, только что обнажившегося и пахнувшего подземным холодом, плеснула вода...

До забоя осталось двести метров. Пройдет немного дней, и «точка» будет пробурена. А потом? Начнется то самое перетаскивание, о котором упоминал Сморогов. На новую точку. До нее иногда десятки верст. Вышку снимают с основания, но не демонтируют, а волокут, прицепив к трактору, просматривая впереди каждый метр. Медленно ползут машины с вагончиками. Идут рабочие. Повариха обгоняет их, таща бидон с водой, роет под каким-нибудь барханом ямку, вздувает огонь, защищая его собою от ветра, ставит казанок, чтобы люди нашли здесь очаг, без которого нет ни лагеря, ни стойбища.

Десятки таких буровых бригад работают в пустыне. После них остаются торчать из-под песков металлические трубки высотой по пояс. Это как бы смотровые глазки в глубину. Время от времени к ним подъезжают на машинах техники и, запустив на стальном тросе желонку, достают пробу. Пробы показывают движение воды, перемены в ее составе.

...Как изменилась пустыня! На днях я удивлялся тому, что вот ехала машина своей дорогой, свернула к нашему лагерю, и никто не бросился с расспросами, с неизменным прежде «хабар бар?». Значит, не в диковинку. А теперь, гляжу, и того пуще. Идут по дороге два старца. В папахах, с посохами, у одного через плечо перекинут бурдючок. Одни! Пешком! Случилось что? Может, беда какая стряслась — и вот, не дождавшись транспорта, не успев даже верблюда оседлать, спешат за помощью?.. Ничего подобного. Вздумалось навестить приятеля, он пасет овец в соседнем кочевье, и пошли. В полной уверенности, что какая-нибудь машина по пути догонит и подвезет. И вот встретили Сморогова...

Дорог в пустыне столько, сколько шоферов. В отделе кадров, когда оформляют водителя, шутят: ну, быть еще одной колее. Наезженным колеям можно доверять. Они легли на твердый грунт, и каждый поворот обдуман.

— Никакое конструкторское бюро лучше не проложит, — говорит Сморогов и вдруг добавляет: — Я кызылкумской закалке, может, жизнью обязан. — Четыре года он воевал за баранкой. — Бывало, глянешь, дорога пустынная, тихая. Нет, брат, жди подвоха: фриц, он хитрый. Либо простреливает дорогу, либо заминировал. Бочочком, по-над оврагом пролезешь, а чуть правее возьмешь — сядешь. Глаз-то наметанный. И груз цел, и сам цел!

— Ваших дорог тут, поди, тысячи? — спрашиваю я.

— Наших? — переспрашивает он, не совсем поняв. — Гидрогеологических? Да, почитай, все наши.

Действительно, когда по моей просьбе в бухгалтерии Приаральской гидрогеологической экспедиции попробовали прикинуть общий километраж, пройденный экспедицией за последние, скажем, десять лет, получилась цифра, близкая к миллиарду. Теперь можно, не колеблясь, утверждать, что каждый увал на огромной территории, каждая ложбинка и останец исследованы водоискателями.

Геологи тряслись в кузовах, придерживая руками теодолиты, рейки; шоферы в это время работали в раскаленных кабинах, выворачивая непослушный руль, беспокойно щупая ладонью пышущую жаром стенку мотора. Геологи лазили, измеряли, отбивали образцы, шоферы прочищали забитые песком фильтры. Вечером, когда геологи заносили последние записи в пикетажную книжку, шоферы работали под машиной, делая профилактику, подкачивая шины, мысленно прикидывая завтрашнюю дорогу. Ведь с рассветом снова в путь, машина должна быть в готовности. Всей воды, взятой с собой на маршрут, не хватило бы, чтобы отмыть руки шоферов, и они просто оттирали их бензином, прежде чем взять суповую миску. Комбинезон набухал от масла, и на солнце казалось, он вот-вот задымится... Так искали воду.

О том, что она есть, прячется глубоко под такырами, догадывались издревле; в тех же местах, где она залегала неглубоко (по здешним меркам, разумеется, метрах в пятидесяти-сорока), ее умели находить. Сейчас строятся разные догадки, каким образом это делалось — при помощи лозы, которая, дескать, изгибалась в нужном месте, или при помощи тончайших наблюдений над поведением животных, птиц и над растениями. Рассказывают, что, когда к одному аксакалу прибежал внучек с сообщением, что электроразведка «учуяла» воду под их кишлаком, тот ответил: «Теперь они пойдут в Кыз-Кеткен». И верно, силовые линии поля повели именно туда... Когда живешь одною жизнью со своей землей, зимой замираешь у мангала, весной расцветаешь, летом вольно кочуешь с ветром и отарой овец, начинаешь чувствовать эту землю иначе, чем горожане.

Лет двенадцать назад в поселке Шоркуль, близ Нукуса, начали строить гаражи, мастерские, лаборатории, дома. Гидрогеологи обосновывались в пустыне в преддверии больших трудов. Вскоре на должность начальника экспедиции был назначен молодой инженер Леонид Сафронов. Один за другим приехали и другие молодые специалисты — Нурмамат Рузимбетов, главный геолог, Владимир Красиков, главный инженер, Виктор Соколов, главный гидрогеолог. Народ крепкий, шумливый, дотошный. В кабинетах, еще пахнувших известкой, далеко за полночь горел свет. Вокруг домов посадили акации. Теперь они густые и высокие, в ветвях возятся горлинки, а под зеленью бегают дети, которые родились в поселке.

На стене сафроновского кабинета висит карта, на ней цветом, значками и цифрами нанесены данные о всех найденных водах. Впечатление такое, что десятилетний труд потрачен на то, чтобы перевести в символы живую природу. Таков язык науки! Под песками глухо колышутся озера, шепчутся ручьи, ревут водопады, стынут заливы и рукава. Нет такого участка на карте, на котором не значилось бы присутствие воды, правда, не всегда питьевой. Если месторождение принято называть по населенному пункту на поверхности, то можно говорить, что существует водное месторождение Кызылкум. Да! Возможно, строго научно это не совсем так, поскольку воды приурочены к разным отложениям и разнятся по составу, но мне хочется подчеркнуть масштабность открытия. А кроме того, следует еще учесть, что воды, ныне относимые к непитьевым, завтра могут быть переведены в категорию питьевых: техника опреснения быстро прогрессирует.

Давно миновали времена внезапных открытий, совершаемых одним человеком; гидрогеология как бы вернулась к временам, когда безвестные кумли («песчаные люди») не славы ради, не объявляя даже имени своего, рыли между барханами колодцы. Нынче имена известны, но как перечислить всех, кто бурил, возил, измерял? Называть же одних руководителей не совсем правильно. Хотя как не упомянуть Наримана Наруллаевича Хаджибаева: талантливый ученый, он посвятил воде всю жизнь, ведает гидрогеологической службой Узбекской республики. Подбодряя, осторожно подправляя, он доверил молодежи сначала ухватить, а постепенно и размотать запутанный узел вопросов, связанных с разведкой грандиозного Южно-Приаральского артезианского бассейна.