Шрифт:
Интервал:
Закладка:
М. С. Но ведь это культурология! «Занимательная культурология».
А. К. Да, культурология. Мы, по сути, все в той или иной степени культурологи. По образованию, роду деятельности. Савоськин, если не ошибаюсь, технарь по образованию, ходит с русско-венгерским разговорником и постоянно нас грузит на тему того, как там всё здорово, в финно-угорской группе языков.
М. С. А какие ещё проекты есть у Вас, кроме журнала «Контрабанда»? ведь Ваша деятельность не сводится только к этому?
А. К. Да, у нас постоянно идёт культурная жизнь. Я думаю, это как раз секрет нашего долголетия. Нам не надоедает заниматься тем, чем мы занимаемся, потому что мы постоянно переключаемся с одного на другое. Мой личный проект — рок-группа «Происшествие». Каждый наш концерт увязывается либо с презентацией «Контрабанды», либо ещё с каким-то культурным событием, которое мы же, как правило, организуем. Так вот, даже в группе «Происшествие» только один-единственный человек не является автором журнала, все остальные так или иначе там публиковались. В частности, наш барабанщик Саша Умняшов перевёл книгу Грэйла Маркуса, посвящённую истории контр-культуры. Эта книга сформировала нашу точку зрения — вне контекста журнала. Фестиваль «Пересечение границ», у которого есть свой культурологический смысл. Я считаю, что поэзия в чистом виде смысла лишена. Поэтому надо её либо помещать в определённый контекст, и тогда этот смысл начинает в ней активизироваться под воздействием какого-то реагента, либо помещать её в какую-то сложную конфликтно-психологическую среду. Этой причиной, мне кажется, обусловлено то, что сетевая поэзия на определённом этапе была очень хороша именно потому, что там была постоянная ругань. Люди себя держали на определённом уровне. Сейчас, когда ничего такого не происходит, уровень закономерно упал. В общем, «Пересечение границ» было придумано именно с целью задать темы и посмотреть, что из этого получится. Получилось неожиданно удачно. В основном, за счёт тех ребят, которые отношения к литературе не имели. Приезжали интересные люди, путешественники, рассказывали о местах, где они бывали, были музыкальные группы на этих фестивалях, художники, фотографы, кинорежиссёры. И вот, когда эта «движуха» пошла, выяснилось, что на самом деле все поэты, помимо того, что пишут стихи, удачные, неудачные, не имеет в данном случае значения, они, оказывается, ещё очень интересные люди. И это как раз и вышло на первый план. Я считаю, что эта идея действительно того стоила.
Что ещё? Недавно мы завели record label, то есть студию, которая выпускает диски. Мы собираемся заниматься рок-музыкой и авторской песней. Планы пока не вполне ясны. Но это будет нечто иное, по сравнению с фестивалем «Пересечение границ». Это будет ближе к журналу «Контрабанда». У нас достаточно смелые шутки на политические темы, так что label у нас будет… с гражданской позицией…
М. С. Алексей, что ещё Вы хотели бы сказать читателям нашего журнала? Молодым людям, которые его читают и в него пишут. У нас же журнал тоже такой. Он очень внутренне «полярен». Мы даже думаем, а не покрасить ли его страницы — пополам… чтобы так и было — «день и ночь». На белых страницах что-то такое традиционное… а на серых — авангардно-молодёжное. Вроде того, что делает «Контрабанда».
А. К. О, я бы не сказал, что «Контрабанда» молодёжная… мы занимаемся вполне традиционным юмором, просто несколько без башни… потому что мы люди такие. Молодёжь? Да, у нас есть несколько талантливых девочек и мальчиков в районе двадцати лет. Но основные организаторы старше — мне 32, Маше Полянской, если не ошибаюсь, 44, все остальные находятся посередине. А старшее поколение у нас — это Ковальджи, ему 80 лет. По поводу вашей дизайнерской идеи. Мне кажется, лучше оставить, как есть. «День и ночь» заявлен как журнал для семейного чтения. Пусть так и будет. Он, по-моему, сейчас идеально соответствует этой концепции. Что касается советов, то надо, во-первых, довериться интуиции; во-вторых, не бояться простоты. Я отчётливо вижу тенденцию, которая меня не радует: литераторы как люди культурные и эрудированные любят показывать свой ум, из-за чего и произведения с повышением мастерства становятся совершенно неудобоваримыми. Их никто, кроме литераторов, читать не может. Поэтому, чего тут удивляться, что литераторов больше, чем читателей?
М. С. Хочу написать статью, которая называлась бы «И снова о прекрасной ясности».
А. К. Вот-вот-вот… Мы опубликовали в последнем номере «Контрабанды» переводы американского поэта Шелла Силверстайна, который пишет примитивные стихи, очень часто на уровне плинтуса, — и всё это рассчитано на подростков-старшеклассников. Там есть золотые слова, что Силверстайн вернул американским детям любовь к чтению. Ну, так я думаю, это не самый худший пример американской литературы.
Всё это время Алексей, как ребёнка, держал на коленях гитару, которая, наконец, завздыхала. И мы услышали песни. Вот такие:
На станции Тайга
На станции Тайга всю ночь стоят составы,На станции Тайга ветер рвёт провода,Внутри меня война, ведь ты вчера сказала:«Убей в себе врага, убей в себе врага!»
В этих ссыльных краях ускользнуть не удастся,И нет смысла брать в плен, мы и так здесь в плену,На морозе любовь примерзает к пальцам,Это танцы на льду, танцы мёртвых на мёртвом льду!
«К ан» значит «кровь» — как не знать это слово татарам,Чьи кольчуги ржавеют на дне сибирской реки,А могила — ну что ж, просто слишком тесные нары,А побег — что побег, вся наша жизнь вопреки.
Станция, впереди станция железной дороги,Горят фонари. Представляешь, горят фонари!Включение света означает рефлекс тревоги,Внимательнее смотри, внимательнее смотри!
Мне хочется стрелять, когда ты твердишь о мире,Зовёшь в штабной вагон, манишь из-за спины,Для тебя боевой офицер —сексуальная фантазия в съёмной квартире,Но когда нас убьют, ты примешь условия этой войны!
На станции Тайга всю ночь стоят составы,На станции Тайга ветер рвёт провода,Качается фонарь в руке комиссара,Я готов ко встрече с тобой,Спеши, мой враг, спеши сюда…
Северная земля (Катерина читает письма)
1
Герхард Меркатор был, без сомненья, прав:Северный полюс — воронка ко дну Земли,Так размышлял средь фламандских он древ и трав,Гиперборея мерцала ему вдали.Чтобы пометить полюс, есть ориентир —Чёрный магнитный Rupes Nigra, скала,Значит, надо за Камень продвинуть фронтир,За древний Камень русских, и все дела.
2
В воскресенье в саду оркестр начинает играть с утра,И ухаживают за барышнями юнкера,Мариинской гимназии дамы строят слишком суровый вид,И лишь только Катюша одна у окна сидит.Катерина читает письма, в этих письмах который годТерпит бедствие в водах Арктики самолёт.За штурвалом сидит небритый и отчаявшийся человек,Катя любит его, но не может послать привет.
Под обрывом чернеют камни, за рекою столетний лес,Катя точно не хочет быть героиней пьес.Всем по вере, но наши церкви сплошь построены на крови:Храбрость девочки — плод отчаянья и любви.Катерина читает письма, на душе места нет от слёз,Между слов проступают знаки сигнала SOS.Через месяц расстрел Гумилёва, через строчку финал стиха,Кате ищут уже подходящего жениха.
3
А ветер доносит обрывки слов, и кто-тоТрогает так нежно за рукав,Я помню наш город и эту осень,Твои волосы так вьются у виска.Я жду тебя, любимая, покаНе замёрзли моторы.Я знаю, подо льдом живёт земля,И это будет нескоро…
4
Чудес не бывает. Советская властьИх запретила специальным декретом.Когда Бога нет, жизнь можно украстьИ ехать на Юг по подложным билетам.Но сердце — его невозможно понять,Рычаг на себя как возможность остаться:Ему двадцать пять, и ей двадцать пять,При расставании было шестнадцать.
Освоена тундра. Вчерашний геройБоролся со льдами, теперь он на зоне.По следу полозьев ушла за крупой,Любимый приснился, он в Божьих ладонях,На Севере старость нет сил долго ждать,Зато её срок наступает надолго.Ему двадцать пять, навсегда двадцать пять,На что же ты, Катя, надеялась только…
Проходят года. Утопический райОтчётливо видится в северных льготах,Она часто плачет. Ложись, помирай,И будешь с любимым, и в тех же широтах.Но самое страшное — это кино,Там так всё прекрасно, что хочется сдохнуть,А жизни осталось всего ничего,И в поисках звуков открытые окна.
5
- Антология поэзии русского зарубежья (1920-1990). (Первая и вторая волна). В четырех книгах. Книга первая - Дмитрий Мережковский - Поэзия
- К Фифи - Эдуард Лимонов - Поэзия
- Цельное чувство - Михаил Цетлин (Амари) - Поэзия
- Колымские тетради - Варлам Шаламов - Поэзия
- Живая Литература. Произведения из лонг-листа премии. Сезон 2011-2012 - Коллектив авторов - Поэзия
- Ты помнишь, мой ангел… - Владимир Ващалкин - Поэзия
- Шлюзы - Ксения Буржская - Поэзия
- Записки аэронавта (сборник) - Алексей Цветков - Поэзия
- Ой упало солнце: Из украинской поэзии 20–30-х годов - Евгений Плужник - Поэзия
- Соколиная книга - Сергей Соколкин - Поэзия