Витязь. Содружество невозможных - Любовь Колесник

И единственные.

Это требовалось забыть, забыть, забыть, и Котик помог.

Но дальше возникло несовпадение, потому что Котик хотел всегда, он был двужильный, девятижизненный.

У нее в ту пору зарождался славный бизнес. Она как липку ободрала неверного и пустила по миру морально и материально. У нее росла дочка. Которой, кстати, полагалось испытывать стресс от случившегося, но Алинка только стребовала «десять Барбий» и удовлетворилась разрешением звонить папе без ограничений, а нанятого детского психолога приспособила играть в вампиров.

Но Котик…

Такие темпы — секс утром, секс вечером, бурные ласки в обеденный перерыв, рев мотора его машины в выходные, когда она наконец-то собралась покрасить волосы и выспаться, все равно в каком порядке, и снова секс утром, секс вечером… и Ирма сказала заветные слова. Про дружбу. Про то, что у нее есть важные цели, которые не могут быть достигнуты, пока в ее постели присутствует огромный, настойчивый, невыносимо сексуальный, постоянно домогающийся Котик.

И Котов понял.

Они оставались на параллельных курсах много лет, и, когда Ирме приходила в голову фантазия слетать на курорт, она летела с Димой. Просто так. Просто секс — хороший. Много. Много! Плевать на погоду и достопримечательности; Рим, Прага, Египет — номер любой звездности и Котик. Они решали друг для друга массу самых причудливых задач, и Ирма с легкостью бросила бы в мягкую широкую лапу любые свои пароли, пин-коды, ключи, карточки. Как бросила в эту лапу однажды Алинку, точно зная, что все будет хорошо. И ведь было — хоть и в Париже!.. Ирма не считала Котова другом в мушкетерском понимании этого слова, он был именно тем, кому она звонила по любой прихоти, движению души, желанию тела, потребности бизнеса или просто так.

Ирма запустила пальцы в волосы. Теперь оказалось вот почему. Не человек… Не человек, боже ты мой… Второй в ее жизни. Третий! Лев Абрамович же… Тоже? И Изя, Изя!

— Хм, — мрачно произнес Тайтингиль, наблюдавший за лицом Ирмы во время ее сеанса воспоминаний.

Женщина встрепенулась.

— Не может быть. Он — человек, — с меньшей убежденностью, чем того требовала ситуация, выговорила Ирма. И снова задумалась, вспоминая. Человек? Вот так!

Ох! Ирма густо покраснела.

— Ладно… Ты хорошо позанимался?

— Я хорошо позанимался. — Эльф тряхнул головой, как показалось Ирме, гневно, и отправился в свою гостевую комнату в мансарде двухэтажной квартиры, прихватив букварь и айпад.

Ирма посмотрела вслед архангелу задумчиво. Потом последний раз хлюпнула коктейлем, рывком встала и ушла к себе в спальню.

На пол полетели из комодов десятки нераспечатанных коробочек из всех стран мира. Это? Нет, вот… это же… не то.

В душ, на двадцать минут. Духи — парижская новинка, которой пока нет в России. Кстати, привезены Котиком. «Ирррма-а, пять минут, ну, пять минут, завезу прррезент и бежать…»

Прости, Дима. Просто друзья. Теперь точно.

Вот.

Длинная сорочка с хитрым запахом спереди, тонкая, как лепесток чайной розы, нежная. Украшенная вышивкой и кружевами ткань облила тело, открывая одну ногу до бедра, спускаясь двумя узкими лентами с плеч по соскам до талии. На талии — завязки. Обвивают, подчеркивают; и достаточно лишь потянуть за кончик, вот так…

Вымытые, подсушенные без укладки волосы. Босые ноги. Все.

— Тайтингиль…

Эльф сидел с ногами на подоконнике гостевой мансарды. Нагой, бросив на мрамор себе под ягодицы легкое покрывало с кровати. И читал букварь.

У Ирмы закружилась голова.

— Тайтингиль…

Увидел. Легко встал — ах, эти два метра с гаком роста… укутался своим златом, ненамеренно — так легло. Шагнул к ней.

— Тайтингиль…

Мужчина протянул руку и твердо провел пальцем по губам. Заглянул в глаза, сверху вниз.

Заглянул.

— Ты… я ведь все сказала тебе. У Льва Абрамовича. Ты… Тайтингиль…

Эльф взял ее голову двумя руками, чуть сжал виски… И зашептал что-то, нагнувшись, зашептал, почти касаясь губами ее губ. Ирму повело; она услышала по-русски:

— Спи.

И полетела; вот ее поймали твердые ладони, вот тело легко вытянулось на кровати… висок примял пышно взбитую подушку.

— Спи, Ирма.

Последнее, что она увидела, — строгий профиль сидящего на подоконнике мужчины, подсвеченный монитором айпада Алинки.

Ночь.

Азбука.

Утром Ирма проснулась в шесть. И, пробудившись, некоторое время разглядывала эльфа, который ковырялся в айпаде и оставленных ему учебных пособиях на том же месте и в той же позе.

— Я не пойму, что тебе надо? — спросила Ирма хрипловато, не стесняясь этой хрипотцы.

Тайтингиль вскинул голову; Ирма вырвалась из его постели, прошвырнулась по дому, не обращая внимания на наверняка мятый веник на голове и не менее мятую сорочку. Нашла сигареты, вернулась, сунула Тайтингилю бутылку минералки без газа, бросила на тумбочку возле его кровати пепельницу в виде раскоряченного медного паука с разверстым нутром, закурила. Эльф не возражал и смотрел, почти не мигая. Тонкие мощные пальцы скрутили пробку.

— Я все для тебя сделала, все. — Ирма нервно затянулась. — Документы. Продала твои цацки. Поверила. Мне казалось, ты… почти решился. Я ничего не знаю о тебе, да. Скажи просто. Ты вообще… не?.. Живешь у меня в доме. Алинка теперь тебя не отдаст, не даст выселить, я ее знаю. Два метра Барби. Так чего мне ждать? Я не… я же…

Витязь чуть дернул ртом.

— Вообще я — да.

Ирма замерла с зажженной сигаретой. Потом робко потянулась и сунула ее внутрь паука. Раздавила в труху. Чертыхнулась, закурила новую.

— Ты куда-то торопишься, Ирма? — так же спокойно спросил Тайтингиль. — Тебе скучно? Поверь, скоро будет предостаточно всевозможных событий. Предостаточно. Просто поверь.

— Ну объясни, — прошептала Ирма, ломаясь. Почти плача.

Витязь встал, сбросив гаджеты, тетради и книги, подошел к кровати; Ирма, которая секунду назад гневалась и готова была сбросить рыжего хлыща вместе со всеми костюмчиками от Льва Абрамовича со своего впечатляющей высоты орлиного гнезда над Москвой, обмякла. Ее заколотило.

Эльф обнял ее всю — как ребенка. Поднял на руки, прижал к себе. Ирму ударило — даже не возбуждение, которое обычно било по определенным местам, а облило жаром целиком, с ног до головы. Она задышала, не зная, имеет ли право вцепиться в эти ровные золотые пряди намертво, как ей давно хотелось… потянулась.

И витязь, встряхнув ее, как кошку, наконец поцеловал.

В прикосновении его губ, именно таких твердых, как предполагала Ирма, не было изящества или особого умения; он не играл поцелуем, хотя взял ее рот уверенно и глубоко. Ирма была мастерицей разнообразить этот процесс, но сейчас затихла и понимала, что вести ей не дадут — и это смущало и усиливало возбуждение, которое билось пульсом.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});