Изжитие демиургынизма - Павел Кочурин

— Сосны-то твои, Филиппыч, берег Быстрицы красили, как было их не беречь. Помню вот ваш разговор с дедушкой, отцом. Он мечтал на Шелекше хутором поселиться, а ты вот о Быстрице думал…

— Мечталось, мечталось, Данилыч. А тут вот так: к заветному твоеќму месту допуску тебе нет… Но сосны-то думы мои, так выходит, и помнят. Сами ко мне и пришли-попросились. Берег бы тот на Быстриќце терзался, и я клял бы себя, если бы как у дурня из-под носу у меня их увели.

Дмитрий Данилович уходил от дома Коммуниста во Христе с растревоќженными своими неотстанными мыслями. Как-то не так мы друг с другом, и со всем, что вокруг нас, чем живем, обходимся. Думы не оберегаем от скверны, не то что действа. Необрадо-ванная душа и прячется в утробе бренного тела, как раненый зверь в своей норе. И че-ловек с остуженной душей подламывается, как неукоренившееся дерево под напором сти-хии. И чего бы крестьянину, праотцы которого на этой земле от веку жили, того же лесу на дом свой не дать нарубить. Домом нрав люда бережется, пора бы уж это всем и понять. Так нет — понуждаќют свое у себя красть, вгоняя в нутро твое порок, насланный на нас чер-ной тьмой. И легко ли будет от этого порока избавиться, изгнать его из себя как беса. Без Христа-то и не обойтись. Молитва истовая в вере неизреченной коли и спасет. А как мо-лится, если к тебе лукаќвый приставлен и не дает честным животворящим крестом себя оградить. Стоит за спиной как страж у двери камеры узника. И это надо тебе осознать, чтобы укрепить веру.

ГДАВА ШЕСТАЯ

1

Дмитрию Даниловичу хотелось побывать в большом лесничестве, поговорить со сведущим человеком о лесе. Вспомнилось, как Толюшка Лестеньков раќссказывал о своей работе на кордоне у лесника. Дмитрий Данилович не проявил сразу интереса, в каком именно лесничестве был Лестеньков. Леќсничеств в лесном краю много. Но то, что он го-ворил о тамошнем леснике, запомнилось: "Проныра мужик, себе на уме, дым в глаза пус-тить умеќет. Дом у него, что усадьба барская. Но дело знает, лес сажает вокќруг…" Вот это — "лес сажает", и заинтересовало Дмитрия Даниловича. И хотелось узнать, как это делает-ся. То, что проныра, жмот, себе на уме, такое спокон веку на Руси говорится обо всех, кто пытается жить своим ладом. Трудолюбие, совестливость, забота о деле, к какому при-ставлен, за корысть и принимается.

Оказалось, что Лестеньков был на кордоне в Сослачихе. А фамилия лесника, о ко-тором он говорил, Белов… Случайное совпадение: Сослачиха и Белов?.. А может и впрямь кто-то из сыновей Андриана Алистарховича, родни Кориных, в своем бывшем хуторе стал лесничить?..

Эти догадки и подтолкнули Дмитрия Даниловича немешкая отправиться в Сосла-чиху, к леснику Белову.

Леса вокруг Сослачихи тянулись на десятки, а то и сотни километќров. В глуби леса у ручья и был хутор Беловых, названный Сослачиха. Теперь прямого пути туда нет. А прежде на каждое Рождество Корины ездили туда в гости к Алистарховичу. Беловы приезжали к ним в Мохово на Зимнюю Ниќколу. И летние праздники наведывались друг к другу. У Беловых росли три парня и четыре девицы. Старший сын и две дочери учились в сосеќдней школе на станции Скалино. Двое сыновей и дочери ходили в наќчальную школу в деревеньку Александровка, верстах в трех от хутора. Весной и осенью пробегали лесными тропками в обход болотин. Через топи были проложены кладки. А зимой — прямиком на лыжах. Было весело в Сослачихе в Рождественские праздники. Особенно ребятне. Дмитрий тянулся к старшим парням Беловых. Брали его на охоту. Гонялись на лыжах по заячьим и лисьим тропам. Иной раз и удавалось подстрелить зайчишку или глухаря. Лисы днем прятались. В летние приќезды купались в запрудах, рыбу ловили. Подкрадывались к бобрам, смотрели, как они обглядывали подброшенные осинины. Этих зверюшек Беловы берегли, как домашних… По ручью было несколько плотин. В близи дома на большой запруде — водяная мельница. Привод к толчее, маслобойке. Напротив окон дома погреб со льдом. Богатая пасека, четыре коровы, две лошади. Поля небольшие вдоль ручья. Пашни постепенно отбирались от леса. Дом двухпятистенной, обшитый те-сом. Стоял он как утес, прочно на камнях. Это говорили мужики, хваля хозяина. Когда зимой съезжались гости, жарко топились печки, белые, изразцовые, сложеќнные самим Андрианом Алистарховичем… По вечерам в просторных комнаќтах стояла ребячья беготня. Взрослые сидели за столами, пели песни, вели беседы. Девицы по-своему развлекались, гадали на зеркалах… На улице трескучий мороз, а туи своя веселая жизнь в тепле. От керосиќновых ламп — сумеречный свет, по углам таинственная полутьма и ска-зочный уют. Все это и помнилось как иная жизнь, которой и надо бы

укрепляться…

Осела в памяти последняя Рождественская гостьба. Родня из Александровки не приехала к Беловым. Андриан Алистархович объяснил это отцу так: "Опасаются родичи, Игнатьич. Жду и сам со дня на день гостей по навету. Куда от судьбы денешься. Ты-то вот приехал. А тоже как бы худа не было?..

Налетали на деревни и села "тройки", раскулачивали, кто позажитоќчней". Андриан Алистархович рассуждали с отцом так: "Залогом ладной жизни, куда ни кинь, а только твой труд на земле. И кому бы и чего трудового мужика бояться. Никто ведь другой, а он старанием своим державу славит и кормит…"

Ладных мужиков, объявляемых зажиточными кандидатами в кулаки, тревожило и настораживало: "Погубят зимогоры-завистники деревенский мир. Осадят тебя за то, что нищенстве, как они не хочешь жить. А в чем твоя вина, если руки рвутся к делу по Божь-ему велению…"

Колхозов ни Андриан Алистархович, ни отец не больно и опасались… Сразу может и не покажется, а там утрясется, если жить по правде и совести. И опять же, не на зимогоров опора.

Андриан Алистархович вскоре после этого разговора приехал к отцу. В сумерки, как бы тайком наведался. Дмитрий отогревался на печке, дважды съездил в Каверзино, за сеном и за дровами. С печки и слышал их разговор. Да они и не таились. Так было заведе-но в крестьянских домах: что за жизнь, когда в доме секреты. Отец советовал хуторяниќну уехать в город. Сослался на своего брата Федора, каталя, почуявќшего, что не сдобровать… Хозяйство оставить сестрам. Скотину "лишќнюю", лошадь с упряжью, пусть они в Алек-сандовку отдадут, в тамошќний колхоз. И сами вступят в него. Тронуть-то их и не должны были. Одна сестра слепая после оспы, другая в возрасте… Хуторянин и сам кое-что успел предусмотреть. С сестрами разделился. Жизнь быстќро приучала мужика хитрить-мудрить. Он, как мог, и приспосабливался к худшему. Коли по чести прожить нельзя, то и норо-вишь нескладицу объехать своим разумением.

— Ребят старших в город немедля отправь, — советовал отец, видя, что Андриан Алистархович колеблется в нерешительности. — Они у тебя смышленые, там и оберегутся, в люди выйдут. Хорошие-то люди во всяќкое время державе нужны будут.

Не один отец советовал такое хуторянину. Кое-кто из районного наќчальства о том намеками наставлял. Там тоже были люди из "старого мира", зимогорам рушителям где было с властью справиться.

— Умом-то все понимаю, Игнатьич… Но как на то решиться. Обжитое место, Богом тебе уготованное, взять вот так и бросить. Сердце кровавится, — со стоном выговаривался Андриан Алистархович. — В колќхоз, раз уж всех туда загоняют, то и мне, хоть и не по воле, но надо… Но за что изгнание-то, в позоре осуд?.. Неужто за мой труд, за хлеб, коим люд кормится. Кого же я эксплоатирую-то, коли своими руками все делаю. Сам я, знамо, и на чужбине не пропаду. И ребята мои, и дочери, дорогу свою сыщут. Но я ведь крестьянин земельный…

— Тебя, Алистархович раскулачат как хуторянина и сошлют. Хутор колхозу супро-тивен. Меня тоже добрые люди из РИКа предупреждали, чтобы не дожидался, а сам за колхоз мужиков агитировал.

— Вижу и знаю, — метался в раздумьях Андриан Алистархович. — Но беќжать как во-ру?.. Убежать-то, убежишь. А там опять всю жизнь бойся, что поймают. В страхе и будешь волочиться. Что вот тут лучше-то?.. Уж пусть коли заберут, на то Божья воля.

2

Воспоминания и раздумья о хуторянах Беловых сливались воедино и с их, Кори-ных, мытарствами той поры. Моховцы упорствовали, не хотели идти в колхоз. Вроде бы дело добровольное, как лукавили агитаторы… Но вот мельников Ворониных раскулачили. Следом еще двоих "зажиточных" мужиков. Вместе с большесельскими кулаками тут же и выслали. Через каќкое-то время отца и еще четыре хозяйства обложили твердым заданием. За невыполнение его судили, под конвоем отправили на Ляпинские болота отбывать принудиловку. А его, Митюху Корина, несовершеннолетќнего парня, отправили на лесозаготовки со своей лошадкой. Та же приќнудиловка, только и есть, что на своих харчах. Это еще и выгодней каќзне. Лес рубили вокруг хутора Беловых — Сослачиха. И Дмитрий с моховскими мужиками и парнями квартировали в доме Андриана Алистарховича. Сам он со всей семьей был выслан в Хибины, как вот и кузнецы Галибихины.