Светоч Русской Церкви. Жизнеописание святителя Филарета (Дроздова), митрополита Московского и Коломенского - Александр Иванович Яковлев

те годы приводил к прямым и ожесточенным спорам. Впрочем, на текущих делах эти конфликты не сказывались. Первоприсутствующий в Синоде митрополит Серафим (Глаголевский), как правило, даже не просматривал всех решений, предлагаемых Московским владыкой, а прямо подписывал их, за ним подписывали и другие члены Синода.

Владыка Филарет, уделяя много внимания текущим делам, не упускал из виду и важнейших дел церковного устроения, например церковной проповеди. Из общения с простыми молящимися в Петербурге и из поездок по разным епархиям с ревизиями он знал о крайне низком подчас уровне церковного просвещения народа, доходящем до того, что верующие едва понимали содержание произносимого ими Символа веры, а священнослужители довольствовались совершением богослужения. Поэтому еще в марте 1820 года он настоял на обязательности катехизических поучений священниками в сельских церквах. В феврале 1822 года на заседании Комиссии духовных училищ архиепископ Филарет рекомендовал ввести в обязательном порядке в духовных школах произнесение проповедей для научения будущих пастырей. Ректорам и преподавателям предлагалось также произносить в воскресные дни речи с толкованием Священного Писания, для назидания и размышления, языком простым и вразумительным, в форме беседы. Предлагалось также ввести в семинариях и академиях регулярное чтение трудов отцов Церкви, для чего переводить их с древнегреческого и латинского на русский язык.

Новый владыка знакомился с Москвой дворянской и купеческой. Особенно дружеские отношения у него сложились с князем Сергеем Михайловичем Голицыным, известным своей добротой, богатством и древностью рода столько же, сколько неудачами в семейной жизни и щедрой благотворительностью. Они сотрудничали в нескольких благотворительных комитетах, в Тюремном комитете, и нередко вечерами карета архиепископа, запряженная шестеркой лошадей, стояла во дворе особняка князя на Волхонке: владыка заезжал попить чаю и побеседовать. Хозяйкой в доме была сестра князя, тишайшая княжна Анастасия Михайловна.

Князь поддержал инициативу архиепископа Филарета, и в декабре 1823 года при Чудовом монастыре было открыто Попечительство о бедных духовного звания. 10 августа 1824 года при участии преосвященного в Москве был открыт первый Дом трудолюбия, где неимущим людям давалась возможность заработать на хлеб. В ноябре 1824 года после сильнейшего наводнения в Петербурге архиепископ Филарет направил председателю комитета по оказанию помощи пострадавшим князю А. Б. Куракину письмо и три тысячи рублей. Позднее по его призыву в Московской епархии на эти цели было собрано около тридцати пяти тысяч рублей.

В торговой и промышленной жизни Москвы тон задавали старообрядцы, которых владыка Филарет иначе как раскольниками не называл. Поэтому он был особенно внимателен к тем представителям купеческого сословия, которые оставались верными Церкви, а также к единоверческим общинам.

Впрочем, сам владыка Филарет не обманывался видимым благочестием иных молящихся, хорошо зная и силу соблазнов мира, и слабость души человеческой. В феврале 1824 года на Москву и окрестности обрушилась настоящая снежная буря. Владыка привык осмыслять все происходящее с христианской точки зрения и в те дни в письме к архимандриту Афанасию писал: «Между тем и общее время что-то вдруг хмурит брови; кажется, слышится: “Горе живущим на земли”; а живущие на земли отягчают сердца свои объедением и пьянством и не думают о грядущих на вселенную…».

Определился и порядок служения архиепископа в московских храмах. Приглашали его с оглядкой, опасаясь всем известной строгости Филарета, но знали, что владыка особенно любил ездить на освящение новых храмов и тут редко отказывал. Чаще всего он служил в кафедральном Чудовом монастыре Московского Кремля, основанном святителем Алексием. Московский народ полюбил проповеди владыки Филарета. В его службу дворяне, купцы, простонародье теснились к амвону, чтобы не пропустить ни слова из проповеди, обыкновенно читаемой архиепископом мерным, несильным голосом.

5 марта 1822 года, в неделю Крестопоклонную, владыка Филарет произнес проповедь, в основе которой лежал призыв отнестись серьезно к своей жизни. «Кто бы ты ни был, слушающий сие, надобно и тебе подумать о пути. В видимом и временном мире, в котором ты живешь, нет ничего неподвижного, но все идет и проходит. И твоя жизнь идет и проходит. Ты покоишься иногда по-видимому телом, но твои сокровенные помышления, твои тайные желания непрестанно в движении, а потому если ты не идешь путем спасения, то верно идешь путем погибели, или: если не идешь, то падаешь – падаешь из жизни духовной в плотскую, из жизни человеческой в скотскую, и не приметишь, как обрушишься в жизнь адскую, в смерть сугубую – невозвратно! Подумай же о своем пути».

Привычные, для иных уже и надоевшие слова о грехе, о жизни вечной, о спасении в устах владыки Филарета обретали новое звучание. Он будто обмывал волшебной водой эти слова, с них сходила осевшая пыль, они обретали истинный, первозданный смысл, трогали души людей, заставляли задумываться, иногда потрясали до слез.

15 мая 1822 года в Архангельском соборе Московского Кремля архиепископ произнес слово в день памяти святого царевича Димитрия: «Во всех, и самых благодетельных, силах природы открыты источники страдания и разрушения… Человек родится, живет и умирает также под законом страдания и еще более прочих тварей покорен сему закону… Страдать не хочется, но страдать надобно!..».

В мае владыка Филарет отправился в свою первую поездку по епархии и начал с посещения родной Коломны. Порадовался с матушкой, отслужил панихиду на могилах отца и дедов, повстречался с братом, сестрой и младшими родственниками. В Неделю всех святых в Успенском соборе Коломны он отслужил литургию и произнес проповедь. Проповедь впервые прозвучала неудачно. Он не написал ее, понадеявшись, что дома и стены помогают, но в храме стоял громкий гул, у западной стены какие-то возгласы раздавались: понятно, коломенцы переживали радостное событие – прибытие так небывало вознесшегося земляка, которого многие помнили еще мальчиком. И сам архиепископ расчувствовался, мысли сбивались… Кое-как договорил, а на будущее поставил себе за правило: проповеди всегда предварительно заносить на бумагу. Этому правилу он был верен всю оставшуюся жизнь.

Летом 1824 года архиепископ Филарет вновь отправился в поездку по епархии, для него поездки стали своеобразным отдыхом после напряженных трудов. А уставал он сильно.

Архиерейское служение на самостоятельной кафедре, тем более Московской, при видимом блеске и почестях оказалось трудным. Сил и упорства было еще немало, помогали викарный епископ Кирилл (Богословский-Платонов), многие священники, настоятели монастырей, чиновники консистории, но немало имелось и людей косных, равнодушных, ленивых… Крайне угнетали его события в Петербурге, где нарастала волна гонений на Библейское общество и тормозилось дело перевода Библии, ставшее для него самым заветным делом. Руки опускались, и горечь отчаяния приливала к сердцу.

В одной из проповедей, произнесенной 12 июня в маленькой церкви города Волоколамска, он не захотел сдержать голоса своего сердца: «Какой бы ты ни предпринял благочестивый подвиг, в какой бы ни начал