Ныне все мы болеем теологией. Из истории русского богословия предсинодальной эпохи - Павел Хондзинский

Впрочем, Медведев, даже если бы и хотел, не мог уже указать Лихудам на недостатки их аргументации – «Манна» стала последним его крупным полемическим сочинением. Она была написана по заказу царевны Софьи, и как только пошатнулось ее положение, арестован был и Медведев, хотя и пытавшийся скрыться, но безуспешно. Ему было предъявлено обвинение в покушении на жизнь патриарха и государя Петра, и хотя, несмотря на пытки, он его отверг, тем не менее, по показаниям других участников дела, был приговорен к смертной казни. Уже после вынесения приговора патриарх прислал к нему увещателей, которые уговаривали его отречься от учения о том, что Дары освящаются словами Христовыми, в чем и преуспели. Медведев написал покаянное послание патриарху, где признавал, что смутил Церковь, отрекался от неправого толкования слова Василия Великого «возобразная»[315], и изъяснения этого слова Иоанном Дамаскином[316]. Признавал слова Христовы «приимите, ядите» и т. д. «быти святыя Евхаристии начало и основание, яко святии Отцы, Восточныя Церкве Богоноснии, учат»[317], а самое «совершение Святых даров и пресуществление хлеба и вина в тело и кровь Христову» совершающееся «призыванием и действом Святаго Духа, чрез молитву и благословение священническое и печать креста в словесех, Бога Отца молящих: “и сотвори убо хлеб сей… а еже в чаше сей… преложив Духом Твоим Святым”…»[318]. В конце Медведев призывал на себя всяческие клятвы и анафемы, если его покаяние окажется неискренним.

По решению патриарха для зачитывания покаянного послания Медведева и его единомышленника, лишенного сана иерея Саввы Долгого, был собран собор из бывших тогда в Москве архиереев и «всего царствующего града» священного чина. Савва произнес покаяние прямо на Соборе. Текст Сильвестрова отречения был зачитан в отсутствие его автора. Это дало повод Прозоровскому, и не ему одному, думать, что отречение составлено кем-то другим. Но В. Верюжский утверждал[319], что видел рукописный оригинал отречения Медведева, на обороте которого стояла его собственная подпись. Так или иначе, на Соборе сам вопрос о пресуществлении уже не обсуждался, но были только оглашены покаянные послания отступников, а затем «Поучительное послание патриарха Иоакима», в котором излагалась суть и история вопроса. Считается, что последнее было составлено иноком Евфимием. Аргументации в нем уделено самое малое место. Причем если Лихуды в «Акосе» и Медведев в тексте покаяния говорят о словах Христовых как об основании и начале таинства, то Евфимий, с одной стороны повторяя их, с другой – в двух местах послания твердо настаивает на том, что слова «приимите, ядите» произнесены Спасителем уже после совершения таинства на Вечере, неопределенно ссылаясь на мнение «самого Иоанна Златоуста»[320], что давало возможность в очередной раз настаивать на догматической необходимости отказаться от поклонов при произнесении этих слов. Кроме того, были анафематствованы сочинения Медведева и «Венец веры» его учителя, Симеона Полоцкого.

Через год после Собора Медведев был вторично пытан и казнен, а Лихуды издали большое антилатинское сочинение «Мечец духовный», в котором изложили свой диспут с иезуитом Руткой, где также касались вопроса о пресуществлении. Непонятно только, воспроизводит ли текст 1691 года действительный диспут, состоявшийся еще до приезда Лихудов в Москву, или он был правлен и дополнен уже с учетом московских событий. Как бы то ни было, там присутствует та же выдержанная точка зрения, что и в «Акосе»: «Перво, глаголет иерей словеса Господня, сиречь “приимите, ядите”… и по сих творит призывание Святаго Духа и глаголет: “сотвори убо хлеб сей…” и прочая якоже предречеся. Темже, ниже словеса токмо Господня без призывания Святаго Духа и молитвы иереовы, благословения же и печати креста могут совершити таинство, ниже, паки, едино призывание Святаго Духа чрез молитву иереову, благословение и печать креста может совершити таинство евхаристии…»[321]

На этом под московскими спорами XVII века о времени пресуществлении Святых Даров можно подвести черту[322].

С точки зрения догматической в итоге их, безусловно, было утверждено православное учение по этому вопросу, учение, в котором мистическое действие Церкви было поставлено необходимым условием действенности слов Спасителя. На Западе умаление этого пункта было, возможно, одним из следствий принципов pax romana, о которых говорилось выше.

Однако с точки зрения богословско-исторической, а пожалуй, и психологической обращает на себя внимание одна подробность этих споров. Хотя защитники православного учения не раз упоминали в полемике имя святого Марка Эфесского, никто из них ни разу не сослался на его тексты. Между тем именно они дают и наиболее законченное изложение учения, и наиболее убедительное истолкование того самого места из святителя Иоанна Златоуста, которое было одним из главных камней преткновения в споре.

«Восприяв изложение Таинства Литургии от священных Апостолов и от наследовавших им учителей Церкви, ни у кого мы не нашли, чтобы словами Господними, и только ими, освящался и совершался дар Евхаристии, – пишет святитель Марк, – но у всех согласно эти слова приводятся описательно и являются как бы предисловием, ради памяти о совершавшемся тогда событии, и они как бы “влагают” силу предлежащим Дарам для пресуществления и последующих за сим молитвы и благословения священника, чтобы тем действием уже пресуществить Дары в самый Прообраз – Владычни Плоть и Кровь»[323]. И святитель Иоанн Златоуст, и святитель Василий Великий в своих литургиях сперва приводят слова Христовы, чтобы через них возобновить память тех событий и вложить «освящающую силу в совершаемое, но затем молятся и призывают благодать Святаго Духа, чтобы она, пришедши, тогда реченное, ныне делом соответствующим образом соделала и предложенные Дары совершила и претворила в Господни Тело и Кровь… Ибо как в первом том творении, хотя земля и получила по Божьей заповеди, силу произращать то, что происходит из нее, и эта заповедь, как говорит тот же Учитель, оставшаяся навеки в земле, придала ей силу непрестанно произращать, однако для совершения возрастаемого необходима также и наша забота… таким образом, и здесь, единожды сказанное Спасителем, как и говорит божественный Златоуст, всегда совершает действие, но, подобно же, содействует для совершения (освящения) предлежащих Св. Даров и сила божественного священства, действующая чрез молитву и благословение. Ибо и та вода крещения, которая по виду просто вода, соделывает отпущение всех грехов – чрез невидимое содействие Божественного Духа; итак, не в том смысле, что мы исключительно придаем веру нашей молитве или считаем те слова бессильными, мы молимся о предлежащих Дарах и таким образом совершаем их, но – и тем словам мы сохраняем свойственную им силу и являем значение божественного священства, которое совершает все Таинства чрез призывание действующего чрез него Святого Духа»[324].

И далее: «…что единожды сказанное Им, тем самым, что оно было Им сказано, как слово Творца, всегда действует – это говорит Златоязычный Иоанн. Что же касается того, что эти слова, ныне произносимые священником, тем самым, что произносятся им, могут совершить сие – этого отнюдь не должно учить, поскольку слово Творца не само по себе действует тем, что произносится тем или иным человеком, но в том его значение, что оно раз и навсегда было сказано Богом»[325]. Таким образом, когда святитель Иоанн говорит, что «Слово Владычнее, единожды реченное, соделывает Жертву совершенной», то выражение «единожды реченное» означает не «ныне произносимое», но то, что «единожды реченное Христом» всегда «влагает освящательную силу в предложенные Дары, но не уже и делом освящает их (чрез одно только произношение их); ибо это, чрез молитву священника, соделывает наитие Святаго Духа…»[326]

В свою очередь, учение святителя Марка есть, очевидно, прямое развитие учения святителя Николая Кавасилы, которого в приведенном тексте он цитирует дословно, не называя, впрочем, его имени. В «Изъяснении божественной литургии» у последнего аналогичное место звучит так: «Мы веруем, что само слово Господне совершает таинство, но именно чрез священника, чрез предстательство его и молитву; ибо оно действует не просто через все и не как-нибудь, но требуется многое, без чего оно не окажет своего действия»[327]. Те, кто верит, что Дары освящаются молитвой, вовсе не уничижают слов Спасителя и не полагаются на себя и на сомнительные человеческие молитвы, в чем упрекают нас латиняне. «Если, как говорят они, не видно, что производят молитвы, то равным образом не видно, священник ли то, что называется этим именем, не видно, может ли он освящать миро; и таким образом, не может совершиться таинство причащения, потому что на самом деле тогда нет ни священника, ни алтаря; так как они и сами не скажут, что слово Господне, независимо от лица и без алтаря, имеет силу совершительную. Но алтарь, на котором должно полагать хлеб, освящается миром, а миро священнодействуется через молитвы… Притом совершение тайн молитвою предали Отцы, принявшие от Апостолов и их учеников и все прочее… и святую Евхаристию. Предали после многих других и Василий Великий, и Иоанн Златоуст, великие учители Церкви… Что же до того, будто для освящения Даров достаточно слова Господня о тайнах, произносимого в виде повествования, – о том не видно, чтобы сказал кто-то из Апостолов или из Учителей. Что однажды изреченное Господом, потому именно, что оно изречено Им, оно, как слово творческое, всегда действует, о том, говорит и блаженный Иоанн. Но что, будучи произносимо теперь священником, оно имеет силу, потому что оно произнесено, – этого ниоткуда нельзя видеть, ибо то творческое слово действует не потому, что в известных случаях произносится каким-нибудь человеком, а потому, что однажды произнесено Господом» (курсив мой. – Прот. Павел)[328].