Зверь выходит на охоту - Гульнара Черепашка

что ей делать? Удирать прямо сейчас – опасно. Да и ходить потом по улицам, шарахаясь от собственной тени. Нелепо.

Ладно, сейчас придет Отино… отчего-то Накато терзало подозрение, что появление Отино ничего не прояснит. Но ведь не станет он лгать, будто Накато – рабыня? Она – свободная, ее взяли с улицы!

*** ***

Именно так Отино и сказал: взял ее с улицы. Вот только слова его послужили отнюдь не в пользу Накато.

Она-то решила, что просто сменит хозяина. Нанимателя, точнее сказать. Платил ей прежде Отино за то, что жила с ним. Намеревался платить, по крайней мере. А после продажи станет платить Буру.

Вот только Буру ей платить ничего не собирался! А с чего бы? Он уже заплатил своему приятелю – Отино. Купил, а теперь решил вернуть себе деньги, продав ее!

- Господин судья! – вскрикнула она. – Я пришла в этот город свободной! Обо Отино обманул меня. Он позвал меня… наложницей к себе. Поселил в доме, приходил. А потом сказал, что предлагает перейти к его другу, - она запнулась.

Этот друг – Буру – прямо при ней отдал деньги Отино! Она это видела. Но не возразила – откуда ж ей было знать, чем дело обернется?

- Что за чушь мелет эта бестолочь? – в голосе судьи послышалось недовольство.

- Господин судья, девка – моя бывшая рабыня, - снова заговорил Отино. – Я несколько дней назад продал ее Буру. Свидетелями при сделке были господа Газини, Дженго, Думиса и Кашил. Все они сейчас здесь, могут подтвердить, что видели, как Буру передавал мне деньги за девчонку. А она удрала, будто возомнила себя свободной. Ты же знаешь, как тупы эти горцы, и как сложно им объяснить очевидные вещи!

И правда – Отино явился в сопровождении своих приятелей, с которыми не раз весело проводил время в апартаментах Накато.

- Слыхал, - сварливо проговорил судья. – И правда, кому охота ввязываться в неприятности и расходы из-за обнаглевшей рабыни? Выпороть бы девку за побег и дерзость, - прибавил он, повысив голос. – Как она говорит со мною, судьей!

- Господин судья! – Отино прижал руки к груди. – Помилуй, если девку выпороть – она потеряет в цене! Торговый день – уже завтра. Не держать ведь ее лишнюю декаду, рискуя, что она снова удерет! А мой друг Буру потеряет в прибыли. Быть может, господин справедливый судья согласится заменить порку штрафом? Ее хозяин чтит закон, он заплатит штраф за свою рабыню!

- Я не рабыня! – завопила Накато.

- Обо Отино, только из уважения к тебе и явившимся с тобою господам я соглашаюсь на это, - судья сложил руки перед грудью. – И только потому, что я отлично знаю каждого из вас. И знаю, что речь идет о почтенных гражданах славного города Ошакати. Видят боги – закон требует назначить порку за дерзость. Эта девка смеет болтать без разрешения, спорить со мной – представителем закона! Возражает, дерзит. Сбежала от своего хозяина, побеспокоила меня, оторвала от важных дел, насмехается над законом и лжет, пытаясь ввести суд в заблуждение!

- Господин судья, ты поистине милосерден и великодушен, - Отино поклонился. – Мы признательны за то, что ты соглашаешься на мягкое наказание – штраф.

- Господа, - проникновенно заговорил судья. – Прошу впредь вести себя осмотрительнее. И не забывать о рабских клеймах и ошейниках. Что это будет, если собственность уважаемых людей станет ходить по улицам, задрав голову! Взгляни на свою бывшую рабыню, обо Отино: она не клонит спину и не прячет взгляд. Ведет себя так, будто она – одна из высших! Разбаловал ты ее.

- Что ж, это – достойный урок для меня, - тот склонил голову.

Накато слушала обмен репликами, не веря ушам. Клеймо, ошейник?! Ее собираются заклеймить прямо сейчас.

Один прыжок в сторону, отпихнуть Буру так, чтоб свалился на этого представителя закона. Уцепиться за едва заметный выступ стены, подпрыгнуть до оконного проема на втором этаже. Крохотного, но достаточного, чтобы зацепиться одной рукой. От него оттолкнуться и подлететь выше, к окну сбоку, на третьем. Оттуда – на крышу. Несколько прыжков – пара-тройка мгновений. Они не успеют опомниться.

Драпать по крышам, добравшись до трущоб, спрыгнуть и бежать по земле, пока не затеряется в закоулках.

Она усилием воли погасила первый порыв – бежать сломя голову. Слишком много стражи. Могут и копьем достать.

Клеймо – и пусть его! Через пару-тройку декад шрама не останется. Клеймо – не метка колдуна, что не заживает второй год. А вот если она попадет на рабский рынок, возможно, удастся поговорить с кем-нибудь из рабов. Кто знает – возможно, они окажутся более разговорчивыми, чем свободные люди. И менее подозрительными.

А ее преимущество в том, что ни стражники, ни горе-хозяева не подозревают, на что она способна.

*** ***

Ей почти не пришлось прикидываться, когда раскаленная медь коснулась кожи.

Закатную прохладу разорвал звонкий визг, сменившийся жалким скулением. От боли она тоже отвыкла. Да помилуют ее боги и духи – она сделалась поистине изнеженной!

Писец что-то чиркал в своих многочисленных свитках, а судья подписывал. Поставили свои подписи и Буру, и Отино, и явившиеся предусмотрительно их приятели. Накато лежала в это время в пыли, внимания на нее не обращали. Удачно все-таки, что Буру хочет продать ее завтра же. Иначе клеймо через несколько дней побледнеет, и это вызовет подозрения.

Она слегка удивилась, когда развеселая компания удалилась, оставляя ее. Судья с писцом тоже убрались куда-то.

Однако о ней не забыли. Ее подняли с земли, связали руки, и она в сопровождении четверых стражников отправилась прочь из крепости. Пришлось пройти по вечерним улицам. Прохожие равнодушно скользили по ней взглядами. Изредка на лицах мелькало любопытство.

Привели ее к базарной площади. Строения с одной стороны напоминали те, что окружали вотчину стражников, где ее только что клеймили как рабыню.

- Это беглая! – гавкнул главный из стражников, когда на стук в наглухо закрытую дверь вышел человек. – Несколько дней искали. Так что ее – в колодки и под замок. Завтра хозяин намерен выставить ее на торги.

Накато передали в руки одетого в кожаную броню человека. Любопытно, что меди на нем видно не было. Рукоять кинжала на поясе – из кости, лезвия не видно. Никаких блестящих деталей, темная невзрачная одежда. И что это – так выглядят стражники рыночных складов? Тот