Литературно-художественный альманах «Дружба», № 3 - В. Азаров

В это утро, как всегда, Анисья, провожая Оленьку в поле, вышла с нею за ворота.

— Смотри, дочка, не снимай на солнце панамки — голову нажжет, и одна не купайся — в речке омуты есть, сомы ходят.

Вернувшись во двор, она впряглась в тележку и двинулась на базар. Нагруженная до отказа тележка скрипела. Тащить было тяжело. А тут еще упала сверху корзинка. И, ползая по пыльной дороге, собирая помидоры и сокрушаясь об убытках, Анисья подумала: будь с ней Оленька, и корзинку бы придержала да и помогла бы тащить тележку. И вдруг стало очень обидно. Разве она для себя ломает спину на огороде, торгует на базаре? Ей самой ничего не надо. Всё это для Ольги. А Ольга ушла, бросила ее ради чужой Анны Копыловой.

Анисья совсем не думала о том, что девочку может тянуть к себе колхозное поле, что для нее это поле необходимо, как земля для растения, ей казалось, что Оленьку нарочно завлекла к себе звеньевая, завлекла, наверное, прослышав, что Оленька трудолюбива и хорошо разбирается в овощах. Она ревновала дочь к Анне Степановне. Как она смела сманить Оленьку!

После базара Анисья не выдержала и направилась к переправе, хотя отлично знала, что так рано Оленьку ждать нельзя. Она постояла у реки, долго смотрела в далекое степное марево и вернулась домой. Больше к переправе она не выходила, но всё время прислушивалась к шагам, доносящимся с улицы: не идет ли Оленька? День этот тянулся долго, и, поджидая дочь, Анисья еще и еще раз убеждалась в том, что вся ее жизнь в Оленьке и что, прожив без нее десять лет, она не может быть без нее теперь и одного дня.

Оленька вернулась в сумерки. Анисья хозяйничала на кухне, не зажигая огня. В полутьме вечера она двигалась по земляному полу неслышно, словно тень. Оленька, веселая, бросилась к матери, на ходу повернула выключатель, и Анисье почудилось, что это дочь принесла с собою свет.

— Мама, если бы ты знала, как я скучала по тебе!..

Анисья обняла ее. Дочурка весь день скучала и не шла. Значит, рада матери? Глазенки-то как горят! Одной да среди чужих не сладко. А Оленька рассказывала:

— Мама, знаешь, что мы делали? Укладывали в ящики помидоры. Сидели в холодке, песни пели и укладывали. А потом тетя Аня показала мне теплицу. Знаешь, на что она похожа? Настоящий стеклянный дом!

Анисья с трудом сдерживала слезы. Так вот откуда радость Оленьки. Совсем не оттого, что увидела мать. Не ею счастлива, не домом своим. А Оленька продолжала рассказывать, ничего не замечая.

Неожиданно Анисья резко отстранила дочь. Оленька замолчала. Анисья подошла к столу и стала накрывать к ужину. Одна мысль, как будто очень простая и правильная, пришла ей в голову. Она сама виновата, что дочь целыми днями пропадает на колхозных огородах и бахчах. Надо взять девчонку в руки и заставить сидеть дома. Нет, больше она не пустит ее к Копыловой.

— Завтра дома останешься.

— Не могу, мама. И так некому помидоры укладывать.

— Ты мне совсем не помогаешь!

— Но я весь день занята, мама!

Анисья пристально взглянула на дочь. Она готова была сломать непонятное ей упорство девочки.

— Никуда в поле не пойдешь, будешь помогать мне. Огородом живем, на огороде и работай! — И с негодованием подумала о Савельевне: «Не могла, старая, воспитать девочку, так я воспитаю». Но тут же что-то подсказало Анисье: «Нет, Ольгу нельзя неволить, ничего из этого не выйдет. Солнцем ее нажжет, работой наломает, тогда сама прибежит к матери. И пусть идет в степь, пусть ручонки-то натрудит. Чем тяжелее будет там, тем скорее вернется к матери, тем больше свое ценить будет…»

Анисья наблюдала за дочерью. Оленька возвращалась с поля усталая, но всегда довольная. Домашними делами и работой на огороде она ее не загружала. Еще подумает, что руки болят оттого, что работать приходится и дома и в поле. Руки у Оленьки действительно болели, и ломило спину. Но она не жаловалась. Ведь после долгого перерыва так всегда бывает. А Анисья всё ждала, когда Оленька сдастся, наконец. Встанет утром и скажет: «Мама, знаешь, я сегодня на работу не пойду». И выдумает что-нибудь для оправдания: голова болит, или тетя Аня не велела приходить, и, что еще проще, надо узнать, какие учебники нужны в седьмом классе. Ох, знает она этих колхозных помощников!

Ранним августовским утром Оленька, как всегда, встретилась с Анной Степановной у переправы и вместе пошли на участок овощного звена. Участок находился недалеко от реки и путь к нему лежал мимо сараев, где зимой хранился всякий инвентарь, а летом грузили на машины овощи. Здесь Анна Степановна остановилась и сказала Оленьке:

— А ведь сегодня ярмарка.

— Мама с вечера приготовила всякой всячины.

— И мы повезем кое-что.

— А отбирать помидоры на семена?

— Семена завтра!

— Завтра? — переспросила Оленька и вдруг умоляюще проговорила: — Тетя Аня, я лучше здесь останусь.

— Со мной поедешь, — приказала Анна Степановна и добавила: — На колхозной работе капризничать не полагается! А ну, садись в кабинку!

Летняя ярмарка на селе мало чем отличалась от обычного базара. Торговали тем же, чем и всегда: овощами и картофелем, яблоками, арбузами и дынями, мясом и рыбой, початками кукурузы, связками лука. Но на ярмарке товаров было больше, длилась она дольше; ну, еще на ярмарке гуляли, веселились, чего на базаре, как известно, делать не полагалось.

Анисья сидела на своем обычном месте под навесом. День, как казалось ей, начался неудачно. Покупатель выжидал, плохо брал товар. А тут еще людской поток хлынул к коновязи. Ну так и есть, прибыли на ярмарку колхозные машины. Теперь жди, когда там всё распродадут! И вдруг услышала возмущенный голос Юхи:

— Ты глянь, кто там с колхозной машиной приехал! Дочка твоя! Вон и деньги получает!

Оленька помогала Анне Степановне продавать колхозные помидоры. У машин стояла толпа, было шумно, ей приходилось напрягать слух, чтобы услышать, сколько надо получить с покупателя денег. Но скоро Оленька рационализировала свою работу кассира. Она следила за весами и сама в уме подсчитывала деньги. Торговля шла бойко. Вес, деньги, сдача. Это напоминало ей игру в скороговорку, где главное — не сбиться. Вес, деньги, сдача!..

21

Вот и наступили эти дни. На столе пахнущие свежей краской, аккуратно надписанные, без единого вырванного листка учебники и чистые тетради. Всё приготовлено к новым урокам: портфель, вставочка, карандаши. А занятий в школе всё нет и нет. И тогда не знаешь, куда себя деть, и думаешь: когда же, наконец, кончатся, хоть и веселые, но изрядно надоевшие каникулы и наступит первое сентября, которое всегда представляется вступлением в какую-то новую, неизвестную жизнь!

С нетерпением ждала и Оленька начала нового учебного года. Кто знает, может быть, это ее последний год в школе? Но она не задумывалась над тем, что будет дальше, и этот год представлялся ей бесконечным и уходящим куда-то очень далеко. Здесь, в Шереметевке она узнала многое из того, что раньше ей было совершенно неведомо: любовь к матери, тоску по колхозному полю, цену дружбе, которую так легко потерять. Ей и в Ладоге случалось ссориться с кем-нибудь из ребят. Но прежние ее обиды теперь казались ей несерьезными и смешными. Подружка отдала интересную книгу другой девочке, обещала вместе пойти купаться и не пришла, или, играя в лапту, отказалась водить — всё это было сущим пустяком рядом с ссорой с Егорушкой. Он оскорбил ее, заставил бросить юннатовский кружок, лишил товарищей.

Новые переживания, новые чувства принесли Оленьке новые мысли, а с новыми мыслями пришло новое отношение к людям. Она была в обиде на Егорушку, но эта обида не мешала ей любить его мать, ласковую, отзывчивую и всегда, как бабушка Савельевна, неугомонную в работе. Раньше Оленька мерила людей по тому, как они относились к ней. Хорошо — она считала их хорошими, плохо — плохими. Теперь она оценивала их главным образом по тому, как они относятся к другим людям и к своему делу. И потому, хоть она и враждовала с Егорушкой, но, не желая в этом признаться, уважала его. А вот Камыш ей ничего плохого не сделал, но к нему у нее не было уважения. И еще у нее появилось нечто новое. Это было чувство ответственности за свою семью. Она видела, что мать не работает в колхозе, и тем больше и лучше старалась работать там сама. Ведь мать и дочь — это одно, не разделишь.

Оленька ждала начала занятий, как и все школьники. Но в то же время это ожидание было наполнено тревогой. Она не знала школу, где ей предстояло учиться, и школа не знала ее, свою новую ученицу. Как-то встретят ее семиклассники? И всё было бы ничего, не будь вражды между ней и Копыловым. А он, конечно, постарается восстановить против нее весь класс.

Первого сентября рано утром Оленька направилась в школу. Новая, двухэтажная, с черепичной крышей, школа рядом с маленькими глинобитными домами казалась непомерно высокой, а большие квадратные окна делали ее похожей на огромную теплицу. Хотя до начала уроков оставалось не меньше получаса, на школьном дворе было людно и шумно, и сам двор походил на какой-то своеобразный стадион, где одновременно играли в футбол и городки, бегали взапуски, боролись. А трибунами были окна обоих этажей, откуда на разные голоса подбадривали футболистов, восхищались прытью бегунов и что-то кричали и свистели участникам борьбы. Ребята, как могли, проявляли всю свою силу, энергию и жизнерадостность, пользуясь тем, что еще не прозвенел зовущий к урокам звонок.