Рейтинговые книги
Читем онлайн Литературно-художественный альманах «Дружба», № 3 - В. Азаров

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 11 12 13 14 15 16 17 18 19 ... 142

Только после этого Оленька увидела идущую вдоль берега мать Егорушки и поняла, что ей тоже надо поскорее покинуть поле боя. Но было поздно. Анна Степановна преградила ей дорогу:

— Девочка, а дерешься камнями.

— А чего они трое на одного…

— Смотрю, не ладишь ты с моим Егором…

Оленька не ответила, а Камыш сказал:

— Он первый полез. И камнями стал кидаться первый…

— Верно? — повернулась Анна Степановна к Оленьке.

— Все вместе начали.

— Ишь ты какая, — усмехнулась Копылова. — То у тебя трое на одного, то все вместе. Всё равно дома Егору трепки не миновать, а увижу еще раз, что дерешься, матери скажу.

Когда Анна Степановна ушла, Камыш, весьма довольный, рассмеялся.

— Теперь Егору будет…

— А зачем ты сказал про него?

— Не жалко. Ему достанется, а не мне. И за Казбека еще получит. Только за камни мать ему всыплет, а за Казбека — батька. Будет знать, как меня трусом называть! А я вовсе не боялся быка вывести, просто не хотел! А он вывел и чуть на рога ему не попал. Как расскажу батьке, — достанется Егорке.

Оленька не прерывала торжествующего Камыша. А когда он кончил, она молча подхватила ведра и, стараясь ступать как можно тверже, мелкими шажками поспешила подняться на берег. Но там она не выдержал а, остановилась и громко крикнула:

— Трус! — И так возмущенно качнула ведра, что они еще долго покачивались на коромысле, расплескивая по сторонам воду.

18

Конечно, Ладогу нельзя было даже сравнить с Шереметевкой. Один шереметевский сельский сад чего стоил. Он был и мал и велик. Его можно было обойти за несколько минут и весь не увидеть за вечер. Всё зависело от того, что считать садом и с каким интересом относиться к тому, что было там. Собственно, сад представлял собой густую рощу с одной широкой аллеей, маленькой эстрадой и площадкой, разместившимися сбоку от аллеи. На эстраде играл небольшой духовой оркестр, на площади до полуночи танцевали, а когда играли гопака или казачка, то казалось, что пляшет и топает ногами всё село. Лихо отплясывать тут умели!

К саду примыкало футбольное поле. По другую сторону находились площадки для волейбола и баскетбола. А между ними спускалась к реке дорожка, и там, у пологого берега, была водная станция, где устраивались всякие заплывы. Чтобы осмотреть этот большой шереметевский сад, требовалось уже немало времени.

Для Оленьки, которая лишь изредка выезжала из Ладоги в районный городок, шереметевский сад был полон самых волнующих развлечений. Ей хотелось пройти по аллее и посмотреть, как танцуют на площадке. Или побывать на футбольном матче! А в волейбол она не прочь бы и сама поиграть. Но как пойти в сад одной, да еще после того, как она подралась с Егорушкой, Володей и Зойкой. Тут не то, что в сад, и на улицу надо выходить с оглядкой.

Да, в Ладоге не было ни сада, ни Дома культуры, ни кино каждый день, и сама она была намного меньше Шереметевки, но там, в маленькой деревушке, Оленьке всегда было очень весело, никогда она не скучала, и летом только поздно вечером бабушке Савельевне удавалось заставить ее лечь спать. А в Шереметевке она не знает, куда себя деть, и ждет не дождется вечера, чтобы забраться в кровать.

В шалаше под яблоней, сидя на подостланной старой шубе, Оленька и решала все эти волнующие ее вопросы. Конечно, ей скучно потому, что она всё время одна и одна, без подруг. Но в подругах ли дело? Почему в Ладоге ей было весело со всеми? И с подругами, когда они уходили в лес за ягодами или купались на речке, и с бабушкой, когда они вдвоем уезжали на дальнее овощное поле и жили там целыми неделями. Она даже мечтала об этих поездках. Там они устраивались в маленьком домике и по вечерам до поздна сидели у костра. Бабушка знала про Ладогу всё. Даже то, что было сто лет назад.

Оленька вылезла из шалаша и сказала матери, чистившей у крыльца кастрюли:

— Мама, ты хотела бы поехать в Ладогу?

— Темная там сторона.

— Почему темная, мама?

— Лесная, заблудишься в ней…

— Да нет, мама. В степи легче заблудиться. В лесу всякие приметы есть: куда дерево больше растет, — там юг; по следу лося придешь к стогам на покос; а видишь, деревья становятся выше, — значит, близко река…

Некоторое время они сидят молча. Анисья трет кирпичным порошком медную кастрюлю, а Оленька смотрит на облачко, плывущее над двором, над Шереметевкой, куда-то далеко в степь, и думает: как хорошо быть облачком и плыть над землей и всё видеть и всё знать!

— Мама, почему мне скучно?

— Вот в школу пойдешь.

— Скорей бы.

Она поднялась с крыльца и прошла на огород, чтобы осмотреть кочерыжки, на которых уже начали завиваться вторые кочаны капусты Она каждый день навещала свою грядку, поливала ее, но только желание доказать Копылову, что она — мичуринец не хуже его, поддерживала в ней интерес к этому маленькому квадратику земли. Для нее в этой маленькой делянке не было того, совершенно естественного и привычного, с чем еще с детства она связывала свой труд на земле. И земля, и то, что росло на земле, и ее труд — всё принадлежало колхозу. Всё радостное, всё, что приносило ей удовлетворение, было связано с ним. Что же могла дать ей маленькая грядка каких-то кочерыжек на огороде?

Оленька чувствовала себя на отшибе от большой жизни села, от всего того, с чем годами свыклась в Ладоге. И хоть она знала, как нелегко в жаркий день не разгибаясь полоть и полоть строчки свеклы или окучивать капусту, но быть одинокой у маленькой грядки стало для нее невыносимо.

Оленька вновь забралась в шалаш. Надо написать бабушке письмо. Но о чем писать? Она не будет расстраивать бабушку и напишет ей, что живет хорошо. И про Шереметевку напишет, какое это большое село. И скоро она вместе с мамой пойдет работать в поле. Но главное, надо еще раз напомнить бабушке, чтобы она не задерживалась и скорее приезжала. Оленька склонилась над листом бумаги. Она писала, что ей очень хорошо, а сама была грустная и чувствовала, как навертываются на глаза слезы. И, думая, что ей удастся скрыть от бабушки правду, она, сама того не замечая, писала правду: как она скучает по Ладоге, как бы ей хотелось быть там. Быть вместе с бабушкой, в их доме, в поле, в лесу…

Оленька услышала звуки пианино. Это опять играет Володя. Немного путается, сбивается, но это совсем неважно. Всё-таки хорошо на душе, когда слушаешь музыку. И грустно и как-то легко.

Оленька вышла со двора, миновала улицу и направилась к переправе. Она уже не слышала пианино, но музыка, то рокочущая грозовыми раскатами, то тихая, как ее печальные и грустные мысли, жила в ней. Она уносила ее с собой из тесного, обнесенного плетнем двора в бескрайнюю степь.

У переправы она услышала сзади себя шаги. Кто-то мягко и быстро ступал по песчаной береговой дорожке. Оленька оглянулась. Ее догоняла мать Егорушки Копылова.

— Постой, не спеши! — Анна Степановна подошла к Оленьке, заглянула в ее смущенное лицо и радушно спросила: — Ну как, вторые кочаны выросли у тебя?

— Не выросли, но вырастут, — не совсем дружелюбно ответила Оленька.

— А над чем еще колдуешь? — спросила Анна Степановна.

И, обняв Оленьку за плечо, ласково подтолкнула ее вперед.

— И совсем я не колдую…

— Я не в укор, — улыбнулась Анна Степановна. — Ты молодец. Только почему со своей наукой на огороде копаешься?

— В Ладоге я бабушке помогала.

— Тоже на огороде?

— Я в колхозе помогала бабушке.

— Вот какая у тебя бабушка! — И Анна Степановна похлопала Оленьку по плечу, словно это была ее, Оленькина, заслуга. — Хорошая бабушка!

— А вы агроном? — спросила Оленька, заметив в руке Копыловой связку колышков.

— Нет, куда мне!

— Бригадир?

— Нет, звеньевая по овощам.

— Звеньевая! — обрадованно воскликнула Оленька. — Она смотрела на Анну Степановну, словно не веря ей, и в то же время всё лицо ее осветилось радостной улыбкой. — Звеньевая? Верно? И бабушка была звеньевой! — И это так расположило Оленьку к Анне Степановне, что она забыла, что перед ней мать Егорушки, настороженность пропала куда-то, и Оленька стала рассказывать, какие у бабушки были поля, урожаи и что однажды бабушка выезжала в район и читала лекции о парниках.

— Да ты, наверное, сама мастерица. Не поможешь ли мне? Правда, я лекции, как твоя бабушка, никому не читаю, но наукой тоже занимаюсь. Пойдем со мной на бахчи. Будем отбирать арбузы на семена.

Арбузы росли близко друг от друга, одни больше, другие меньше, все как будто одного цвета, но одни матовые, другие совсем светлые, натертые солнцем до лоска. Анна Степановна переходила с места на место и втыкала около самых больших и светлых колышки.

Звеньевая и Оленька бродили по бахчам несколько часов, а потом, сорвав арбуз, присели на краю поля. Оленька ела, не обращая внимания на то, что весь ее подбородок, кончик носа и даже щеки в арбузном соку. Всем своим видом, от смеющихся глаз до рук, крепко вцепившихся в красный ломоть, она как бы говорила, что такого сладкого арбуза она еще никогда не ела. И он действительно был самый вкусный на свете. А почему, — она и сама не знала. Может быть, вырос на солнечном склоне или на легкой земле? А может быть, он был таким вкусным потому, что она ела его, сидя рядом с Анной Степановной, такой же звеньевой, какой была бабушка? Поди разберись в этих арбузах. А главное, вдруг исчезли все ее беспокойные думы. Она словно вновь попала в Ладогу, а раз так, то всё остальное не имело для нее никакого значения.

1 ... 11 12 13 14 15 16 17 18 19 ... 142
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Литературно-художественный альманах «Дружба», № 3 - В. Азаров бесплатно.

Оставить комментарий