Ничего интересного - Уилсон Кевин

— Я не хочу, чтобы что-то случилось с тобой или с Тимоти, — произнес сенатор, а потом, как будто только что вспомнив о близнецах в машине, добавил: — Или с детьми!

— Но вы же уже подготовили им барак — твою ж мать, извиняюсь, в смысле, гостевой дом. Так ведь? Вы уже выделили им место. Я могу помочь.

— Сэр, у нее нет никакой подготовки…

— Я умею делать искусственное дыхание, Карл, ясно? И вообще оказывать первую помощь.

— Они останутся здесь, — наконец сказал Джаспер. — Они остаются. Это мои дети. Мой сын и моя дочь.

— Конечно, — прошептала Мэдисон, потирая ему спину. Джаспер весь вспотел — никакого толку от льняного костюма. — Семейные ценности. Ответственность. Лучшее будущее для наших детей.

Она говорила так, как будто читала с транспарантов, установленных вдоль дороги. Или сочиняла слоганы для выборов.

— Они остаются, Карл, — решительно повторил Джаспер. В этот момент, выпрямившись, он выглядел очень по-сенаторски. Не совсем по-президентски, но вполне по вице-президентски.

— Да, сэр, — ответил Карл очень спокойно, направился к машине и распахнул двери.

Я подбежала, чуть ли не отпихнув его. Дети сидели внутри, и глаза у них закрывались, как будто близнецы напились.

— Опять мы испортили тебе одежду, — пробормотал Роланд. Он не сводил глаз с моего тела, но все было так странно, что у меня не осталось сил об этом переживать.

— Плевать. Мне вообще плевать, — ответила я.

— Мы тебя слышали, — сказала Бесси. — Мы всех слышали.

— Ага. — Я уже не очень помнила, что именно мы говорили.

— Мы остаемся? — спросила Бесси, и мне показалось, что она очень хочет услышать «да».

— Да, — ответила я.

— А ты остаешься с нами, да? — не унималась она.

— Да. Остаюсь, — пообещала я.

— Так… мы дома? — спросил Роланд чертовски потерянно. Дети смотрели на меня большими глазами.

— Мы дома, — сказала я.

Я знала, что это не мой дом. И не их дом. Но мы украдем его. У нас целое лето впереди, чтобы сделать этот дом нашим. Кто нас остановит? Господи, с нами был огонь.

Пять

Войдя в дом, Роланд сказал:

— Похоже на телик.

Я переспросила:

— В смысле, как в телевизоре? Как в детской передаче?

— У нас не было телевизора, — ответила Бесси. — Мама не разрешала нам его смотреть.

— Но теперь можно? — спросил Роланд, как будто это только что пришло ему в голову.

— О да, — кивнула я.

Я планировала долго торчать с детьми перед телевизором — по крайней мере, пока не встретила их. Сейчас я подумала, что, если Багз Банни стукнет Даффи Дака молотком, Бесси с Роландом тут же вспыхнут.

— Конечно, не сколько угодно, — поспешила добавить я. — Не целыми днями.

Дети не торопились заходить внутрь. Дверь была открыта, но они, как вампиры, ждали особого приглашения. А может, дом выглядел таким чистым, ярким, нетронутым, что ребята боялись уничтожить его тем, что пряталось у них внутри.

— Вас что-то тревожит? — спросила я.

— Нет, — раздраженно ответила Бесси. — Мы просто думаем.

— О чем?

О матери, решила я. Или об отце.

— Не твое дело, — отрезала девочка. Значит, о матери.

Мне хотелось узнать о Джейн побольше от тех, кого она растила, а не из расплывчатых рассказов Мэдисон. Но вместе с тем не хотелось вообще ничего узнавать, потому что тогда я буду сравнивать себя с ней каждый раз, стоит детям спалить простыни.

Наконец близнецы перешагнули порог.

— Ух ты, — восхитился Роланд, пружиня на полу. — Вот это круто!

— Скажи? — улыбнулась я, чувствуя, как мои ноги медленно погружаются в мягкий материал.

— Бесси, смотри, хлопья! — воскликнул мальчик, указывая на пирамиду разнообразных коробок сладких хлопьев и шариков, и я понимала его восхищение — в моем детстве были только хлопья самой дешевой марки, в огромных прозрачных пакетах, на двадцать процентов состоящих из раскрошенной кукурузы или даже муки.

Но его сестра уже подошла к высокому книжному шкафу, заставленному полным собранием книг про Нэнси Дрю и братьев Харди, томами Джуди Блум, Марка Твена и разных сказок.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Это для нас? — спросила она.

— Ага. Могу вам почитать, что захотите.

— Мы и сами умеем, — сказала Бесси, покраснев от мысли, что я приняла их за неграмотных. — Мы постоянно читаем.

— Да, только и делаем, что читаем, — добавил Роланд. — Но у деды с бабулей не было детских книг. Скука смертная!

— А какие были?

— Про Вторую мировую, — начала перечислять Бесси. — Две книги про Гитлера. Нет, четыре про Гитлера. И еще про нацистов. И про Сталина. Про Паттона. Всякое такое.

— Звучит кошмарно, — сказала я.

— Да, отстой, — согласилась Бесси.

— Ну, теперь можете читать эти книги.

— Я многие уже читала, — рассеянно сообщила Бесси, разглядывая корешки, — но есть кое-что интересное.

— Отлично. И мы можем купить еще. Или поехать в библиотеку, взять почитать, что захочешь.

— Хорошо, — кивнула она и посмотрела на меня: — Будешь читать нам по вечерам, если хочешь. Перед сном.

— Отлично, — сказала я, чувствуя, как наша жизнь обретает форму, как начинается рутина.

— Не хочешь одеться? — спросила меня Бесси, и я поняла, что так и стою в одном белье.

— Черт! То есть блин, да, я хочу одеться.

Нужно было что-то надеть, но я боялась оставлять детей одних. Бесси словно прочитала мои мысли:

— Иди переоденься. Мы в порядке, правда, в полном.

Я кивнула и ринулась на второй этаж, считая секунды, опасаясь, что, если буду отсутствовать дольше пары минут, по возвращении обнаружу детей роющими тоннель на свободу. Я натянула джинсы, футболку и сбежала по лестнице. В целом это заняло меньше сорока пяти секунд, и они никуда не делись: Бесси набрала стопку книг, которые хотела прочитать, а Роланд сидел на кухонном столе, запустив руку в разноцветные шарики сухого завтрака. Бесси открыла одну из книг и втянула носом запах свеженапечатанных страниц. Роланд улыбался, и это выглядело неописуемо: крошечные кусочки хлопьев, как конфетти, прилипли к его зубам.

Так вот как это — растить детей. Построить надежный дом, а потом давать все, что они захотят, неважно, насколько это невыполнимо. Что тут сложного?

И в ту же секунду я вдруг осознала, что дети до сих пор не сменили обугленную после пожара на крыльце одежду, и почувствовала себя раздолбайкой и полной идиоткой. Как я вообще за ними услежу? Как уберегу? Вот они, будни гувернантки: взлеты и падения. Мама как-то говорила, что материнство состоит из раскаяния и редких моментов, когда об этом раскаянии забываешь. Но я не стану такой, как она. Сколько раз я это себе обещала? И всегда совершенно напрасно. Ни мне, ни воспламеняющимся детям раскаиваться не в чем. Пока.

Я присвистнула, чтобы привлечь их внимание, и дети медленно повернулись ко мне.

— Давайте-ка вас оденем, — сказала я, — а потом кое о чем поболтаем.

— О всяком грустном? — спросил Роланд.

Они с сестрой были одного возраста, но Роланд казался младше — ему повезло вырасти с сестрой, готовой пооткусывать всем вокруг руки, чтобы его защитить.

— Нет. — Я не очень понимала, с чего он это взял. — Не о грустном. О всяких обычных вещах. Мы с вами все время будем вместе. Надо просто кое-что обсудить.

— Ладно, — согласился Роланд.

Я вдруг заметила, что коробку от разноцветных шариков, которую он надел, как перчатку, сменила коробка от шоколадных.

— Притормози-ка с хлопьями, а, Роланд? — то ли попросила, то ли потребовала я. Нужно поработать над тем, чтобы вести себя увереннее.

Роланд засунул в рот последнюю порцию шариков, роняя их на стол, рассыпая по полу. Потом вытащил руку из коробки, проглотил, что было во рту, спрыгнул со стола и подбежал ко мне. Бесси встала, и мы направились к ним в комнату, которая вся была в воздушных шарах. На стенах в рамках висели постеры с воздушными шарами безумных расцветок, похожих на флаги несуществующих стран. Перила в изголовье кроватей украшали деревянные красные воздушные шарики.