Посмертные записки Пикквикского клуба - Чарльз Диккенс

При таком неожиданном обороте дела, первой заботой двух приятелей было — выручить своих разбитых товарищей из колючей засады: процесс довольно затруднительный, кончившийся, однако ж, счастливым открытием, что благородные кости Топмана и Снодграса не потерпели значительного ущерба и вся неприятность ограничилась только тем, что платье их было разорвано во многих местах. Второй заботой президента и его товарищей было — освободить лошадь от упряжи. Окончив эту многосложную операцию, путешественники медленно пошли вперед, ведя лошадь за узду и оставив посреди дороги изломанную тележку.

Через час благополучного странствования путешественники подошли к трактиру, уединенно стоявшему на большой дороге. Перед трактиром торчали копны сена, мильный столб, исписанный со всех четырех сторон, и колодезь с водопоем для лошадей. Сзади виднелся сарай, а за сараем — огород, где копался между грядами рыжеватый детина исполинского размера. К нему-то мистер Пикквик обратился с громким восклицанием:

— Эй, кто там!

Рыжеватый детина выпрямился во весь рост, разгладил волосы, протер глаза и обратил лениво-холодный взгляд на мистера Пикквика и его друзей.

— Эй, добрый человек! — повторил мистер Пикквик.

— Чего надобно? — был ответ.

— Далеко ли до хутора Дингли-Делль?

— Миль семь или около того.

— Хороша дорога?

— Не так чтобы очень.

Отделавшись этим лаконическим ответом, рыжеватый детина хладнокровно принялся за свою прерванную работу.

— Нельзя ли нам оставить здесь вот эту лошадь? — сказал мистер Пикквик. — Можно, я думаю, а?

— Можно ли вам оставить здесь свою лошадь: так, что ли? — сказал рыжий детина, опираясь на свой заступ.

— Так, именно так, — ласково говорил мистер Пикквик, подводя своего коня к плетню огорода.

— Эй, миссис! — заревел рыжий детина, бросая пытливый взгляд на чужую лошадь и выходя из огорода. — Миссис!

Высокая дородная женщина в голубом платье откликнулась на этот призыв.

— Нельзя ли нам поставить у вас свою лошадь, милая женщина? — спросил мистер Топман самым обворожительным тоном.

Милая женщина окинула пытливым взглядом незнакомых джентльменов; рыжий детина шепнул ей что-то на ухо.

— Нет, — сказала она наконец решительным тоном. — Я боюсь.

— Боитесь! — воскликнул мистер Пикквик. — Чего ж вы боитесь?

— Было нам довольно хлопот в последний раз, — отвечала она, собираясь идти домой. — Нет, уж лучше поезжайте своей дорогой.

— Во всю жизнь мою я не встречал такой странной женщины, — сказал ошеломленный мистер Пикквик.

— Мне сдается, — шепнул мистер Винкель, — они воображают, что мы приобрели лошадь какими-нибудь бесчестными средствами.

— Как! — воскликнул мистер Пикквик в порыве сильнейшего негодования.

Мистер Винкель скромным образом повторил свою гипотезу.

— Эй, вы! — закричал мистер Пикквик сердитым тоном. — Неужели вы думаете, что мы украли эту лошадь?

— Нечего тут думать, я уверен в этом, — проговорил рыжий детина, почесывая затылок и оскаливая зубы.

Затем он и его спутница отправились в трактир и заперли за собою дверь.

— Сон, просто сон, ужасный, гадкий сон! — воскликнул мистер Пикквик. — Идти восемь миль пешком, с мерзкой лошадью, от которой никак не отделаешься! — Хороша прогулка!

Делать нечего, однако ж, против судьбы не устоишь. Бросив презрительный взгляд на негостеприимный трактир, несчастные пикквикисты медленно продолжали свой путь, ведя поочередно высокого гнедого коня, которого теперь они все ненавидели от чистого сердца.

Поздно вечером четыре путешественника, сопровождаемые своим четвероногим товарищем, повернули на тропинку, которая должна была привести их в гостеприимный хутор; но и теперь, приближаясь к цели своего путешествия, они далеко не могли испытывать большой радости при мысли о своем нелепом положении. Изорванное платье, запачканные лица, грязные сапоги, унылые физиономии и вдобавок неразлучный конь — нехорошо, очень нехорошо. О, как проклинал мистер Пикквик эту гадкую лошадь! Сколько раз смотрел он на нее с выражением ненависти и мщения, сколько раз даже собирался пырнуть ее ножом — да и пырнул бы, если б кто-нибудь снабдил его этим полезным орудием!

Когда таким образом путешественники наши были заняты мыслями более или менее мрачными, внимание их вдруг остановилось на двух фигурах, появившихся из-за рощи. То были мистер Уардль и верный его слуга, жирный парень.

— Здравствуйте, господа! — начал гостеприимный джентльмен. — Где вы так долго пропадали? Я ждал вас целый день. Ба, с вами что-то такое случилось! Царапина! Кровь! Изорванные платья! Вы разбиты! Что делать, что делать, дороги прескверные, и такие случаи здесь не редки. Хорошо, по крайней мере, что никто из вас не ранен. Я очень рад. Джо — ах, пострел, он опять заснул, — Джо, отведи лошадь в конюшню. — Милости просим, господа!

Жирный толстяк, перекачиваясь с боку на бок, поковылял в конюшню, а статный джентльмен повел своих гостей, разговаривая дорогой о приключениях этого дня.

— Пожалуйте наперед в кухню, господа, — сказал статный джентльмен, — мы вас как раз приведем в порядок: вымоем, вычистим, выхолим, и потом я представлю вас дамам. Эмма! Принесите вишневки джентльменам. Дженни! Иголок и ниток! Мери! Воды и полотенце. Живее, девочки, живее!

Три или четыре румяные девушки бросились в разные стороны, исполняя полученные приказания, в то же время запылал приятный огонь в камине, пришли лакеи с ваксой и щетками, чтобы показать свое искусство, приведя в порядок джентльменское платье и сапоги.

— Живее! — закричал еще раз статный джентльмен.

Но это увещание оказалось совершенно излишним, потому что одна девушка уже наливала вишневку, другая окачивала ключевой водой поэтическую голову мистера Снодграса, третья возилась с изорванным сюртуком мистера Топмана, четвертая стояла с полотенцами в руках. Один из лакеев нечаянно схватил за ногу мистера Пикквика, так что этот джентльмен чуть не упал навзничь, между тем как другой колотил изо всей мочи байковый сюртук мистера Винкеля, производя при этом весьма странный шипящий звук, как будто он был конюхом, который чистит скребницей своего коня.

Окончив свое омовение, мистер Снодграс выпил рюмку вишневки, прислонился спиной к камину и бросил вокруг себя наблюдательный взор. Из его путевых заметок оказалось, что кухня, где он стоял, имела кирпичный пол и огромную печь. На веревках, привязанных к потолку, висели стройными рядами окорока, лук и сушеные грибы. Стены были украшены охотничьими хлыстиками, двумя или тремя уздами, седлом и старинной винтовкой с надписью: «Заряжено». Судя по старинному почерку, надпись эта была, вероятно, сделана лет за пятьдесят. Старинные восьмидневные стенные часы огромного размера били в отдаленном углу свой торжественный такт, между тем как серебряные карманные часы, повешенные на гвоздике перед буфетом, тиликали им в ответ почтительно и скромно.

— Готовы, господа? — спросил статный джентльмен, когда его гости были вымыты, вычищены, выхолены и угощены вишневкой.

— К вашим услугам, — отвечал мистер Пикквик.

— Так пойдемте же в гостиную.

Пошли все, кроме мистера Топмана, оставшегося в кухне на несколько минут поиграть с черноглазой Эммой, которая, однако ж, чуть не вьщарапала ему глаз, когда он хотел приступить к решительному намерению влепить поцелуй в ее розовую щечку. Бросив неприступную девушку, он побежал за своими товарищами и явился вместе с ними в общую гостиную.

— Милости просим, господа, — сказал гостеприимный хозяин, отворяя дверь и выступая вперед для представления своих гостей. — Милости просим в Менор-Фарм.

Глава VI. Старомодная игра в карты, стихотворение сельского пастора и новая повесть

Вся гостиная встала при входе мистера Пикквика и его друзей. Между тем как происходила рекомендательная церемония со всеми своими подробностями, мистер Пикквик углубился в рассмотрение физиономий действующих лиц и заранее таким образом старался составить безошибочное понятие об их нравственных и физических свойствах. Президент Пикквикского клуба, должно заметить, подобно многим великим людям, был замечательный физиономист.

На почетном месте по правую сторону камина сидела старая леди в полинялом шелковом платье и высоком чепце: это была достопочтенная родительница мистера Уардля. По стенам и на столике около нее расположены были разные драгоценные вещицы, полученные ею в различные периоды ее жизни от своих домашних, во-первых, в доказательство того, что они помнят день ее рождения, а потом, как видимые знаки того, что они еще не дожили до ее кончины. Тетушка и две молодые девицы, стараясь наперебой угодить почтенной леди, окружили ее кресло со всех сторон: одна приставляла к ее уху слуховой рожок, другая давала ей нюхать пузырек с духами, третья усердно взбивала подушку за ее спиной. На противоположной стороне восседал лысый старичок с добрым и веселым лицом, пастор из Дингли-Делля, а подле него расположилась его цветущая половина, пожилая леди с красными щеками, мастерица готовить ликер и наливки для домашнего обихода. В одном углу краснощекий мужчина средних лет разговаривал с толстым старичком, беспрестанно делая пояснительные и дополнительные жесты. Все другие члены джентльменской гостиной — несколько пар стариков и старушек — сидели неподвижно на своих стульях и внимательно осматривали приезжих гостей.