Типа я. Дневник суперкрутого воина - Ислам Иманалиевич Ханипаев

об этом думаю, когда вижу директрису. Ее никто не любит, даже учителя. Однажды из-за нее расплакалась моя любимая учительница изо Патимат Рашидовна. Урок немного задержали, а мы все стояли за дверью. Директриса и Патимат Рашидовна что-то обсуждали, потом директриса (была очень злая) вышла и разрешила нам войти. Мы сели на свои места, а Патимат Рашидовна начала урок. Через пять минут мы услышали ее всхлипывания, и она быстро вышла из кабинета, прикрывая лицо платком. Никто в школе не любит Аминат Камиловну. Про нее даже писали в инстаграме. Типа мама однажды сказала:

– Ого, тут про вашего директора пишут.

– Где пишут? – спросил я и подошел к ней.

– В инстаграме. Говорят, она получила должность директора, потому что была племянницей предыдущего директора. Эх, типичный Дагестан, – выдохнула типа мама.

– Типичный Дагестан, – повторил я. – Ее никто не любит в школе, даже учителя. На прошлой неделе из-за нее заплакала Патимат Рашидовна…

В общем, я это уже говорил, но ее вообще никто не любит. Мне даже жалко ее, и об этом я сегодня собирался рассказать типа маме.

Я сел за стол, типа мама села рядом со мной, а напротив нас села Аминат Камиловна.

– Здрасте, – сказал я на всякий случай, точно не вспомнив, ответил ли я на ее приветствие.

– Пожалуйста, расскажи, что произошло в субботу после уроков. Твоя мама говорит, что ты не рассказываешь, но она нашла твои вещи в стиральной машинке, и пахли они… – Аминат Камиловна остановилась, задумалась и сказала: – Туалетом. Ты можешь нам довериться. Мы никому не скажем, а, наоборот, найдем тех, кто виноват, и накажем их.

– Пожалуйста, – добавила типа мама.

Они обе смотрели на меня и ждали, чтобы я что-нибудь рассказал. Я не хотел ничего рассказывать, но, когда я сказал одну вещь, рот начал рассказывать все остальное, и я не смог остановиться. Когда я закончил, типа мама меня обняла, а Аминат Камиловна сказала: «Бедный ребенок!» – и взяла меня за руку. Она притворялась, это и так понятно, даже типа мама знала об этом. Я был злой, что они пытаются меня успокоить. Мне не нужна их поддержка. Когда я злой, мне нужно что-нибудь сломать. Кого-нибудь избить. Типа мама спросила:

– Что вы предпримете?

– Не волнуйтесь. Они у меня получат.

– Вы ведь понимаете, что это не должно плохо отразиться на школьной жизни моего сына? В классе своя атмосфера. Дети не любят, когда кто-то жалуется…

– Не волнуйтесь, – повторила она, перебив типа маму. – Это не первый подобный случай. Мы знаем, как это решить. Дайте мне несколько дней.

– Хорошо, – ответила типа мама.

На этом наш разговор закончился, мне разрешили умыть лицо в раковине в кабинете директора. Зачем она тут? Пока я мыл руки, на глаза попалась стена, увешанная различными дипломами и наградами. Я задумался, почему все награды учеников висят в кабинете директора, но, когда я пригляделся, оказалось, что вся эта стена посвящена Аминат Камиловне. Каждый диплом, каждая похвала, каждая награда – это все получала наша директриса, и половину дипломов подписала она сама. Это что получается, она как будто дарит сама себе на день рождения подарки?

Мы вышли из кабинета и пошли по длинному коридору. Мы рассматривали рисунки, посвященные осени, которые были развешаны по стенам.

– Я говорил тебе, что ее никто не любит, – сказал я. – Это потому, что она злая.

– Люди бывают разные, – ответила мне типа мама. – Иногда добрые, иногда не очень. Не очень добрых мне жалко.

– Я тоже хотел это сказать! Я не знаю почему, но мне иногда жалко директрису. А почему? – спросил я.

– Ну, – начала отвечать типа мама и замолчала. Она подумала над ответом, потом сказала: – Идем.

Мы подошли к окну, из которого было видно весь внутренний двор школы. Там было около десяти деревьев. Поднялся ветер, поэтому листья падали с них, как дождь, а земля была уже полностью завалена листвой. Крутой Али как раз во дворе сбивал руками и ногами листья, которые падали. Он никогда не промахивался и при желании мог ударить пролетающую муху в живот. Крутой Али очень крутой.

– Красиво? – спросила типа мама.

– Что?

– Вот это все. Осень, деревья, разноцветные листья, ветер.

– Ага.

– Вот такие, как она, – злые, как ты сказал, – не могут видеть красивые вещи. Они не видят осень. Не видят смешных детишек в колясках.

– Или котят? – спросил я, пытаясь понять, что она имеет в виду. Мне нравятся котята.

– Да, котят тоже не видят. Вот злые мальчики в твоем классе видят котят?

– Не-а.

– А ты видишь. Вот поэтому всех злых жалко, потому что они не видят, сколько хорошего их окружает. И ходят себе весь день злые, как будто… как будто птички покакали на их голову утром, когда они вышли из дома, – типа мама засмеялась.

– Фу-у-у, – сказал я и тоже засмеялся, а когда мы успокоились, она сказала:

– Мне пора бежать на работу. Ни о чем не волнуйся. Если будет хотя бы один косой взгляд на тебя, расскажи мне. Хорошо? Я им всем устрою.

– Я что, слабак, чтобы тебе жаловаться?

– Нет, конечно, просто я знаю, что ты их изобьешь так сильно, что родная мать не узнает. Зачем нам эти проблемы? Ты слишком сильный воин. Да?

– Ага, – уверенно сказал я.

В словах типа мамы была истина, ведь я мог кого-нибудь покалечить. Однажды утром