Потерявшие солнце - Максим Есаулов

– Милиция, дурак.

Мужик водил по ним мутным взглядом:

– Убивать будете?

– Если будешь дергаться. Где Витька?

– Ну и правильно. Убивайте. Пора! – Мужик обмяк.

Из дверей выскользнул не участвовавший в потасовке Владимиров.

– Там бабенка только, поддатая. Больше никого.

Квартира оказалась двухкомнатной, видимо, бывшей дворницкой. На кухне за столом, бесстыдно вывалив дряблую грудь из дырявого халата, сидела крысоподобная женщина неопределенного возраста. Нестерпимо воняло горелым маслом и немытым телом. На столе между стаканами и парой консервных банок задумчиво сидело несколько жирных, важных тараканов.

– Градусов Виктор. Прописан здесь. Где он? – Антон медленно выговаривал слова, словно общаясь с папуасами.

Она закурила:

– А хрен его знает. Он здесь и не жил никогда. Ой, извините! – Она запахнула халат. – Как ему батя эту комнату купил, так месяц пожил, и все, сука гребаная. Батя у него солидный. В магазине, где я работала, директором был. Я думала, сын такой же. А он… – Пепел с сигареты упал ей на колени. – Гнида, б…

– А как отца его найти? – Антон щелчком избавился от десантировавшегося ему на плечо с потолка таракана.

Квартира начинала действовать ему на нервы.

– Погоди… – Она долго рылась в кучке бумажек на полочке над столом. – Вот!

Антон посмотрел: Градусов Лип Евгеньевич, 177-21-15. Подошел Игорь:

– Мужик мертвый абсолютно! Ни бэ, ни мэ. У тебя чего?

Антон показал. Игорь вынул записную книжку:

– Это телефон на Альпийском.

– Где его комната?

Она с трудом поднялась и, выйдя в микроскопический коридорчик, открыла первую дверь:

– Вот!

Комната действительно выглядела нежилой. Тахта, стол, шкаф. Все покрыто пылью. Постель не стелили давно. Одежды в шкафу почти нет.

– Ничего интересного. – Гималаев посмотрел на Антона: – Снимаемся?

Тот кивнул и бросил взгляд на спящего в прихожей на стуле хозяина квартиры, у ног которого валялась палка.

– Не сильно-то вы Витю любите.

Женщина подняла на него на секунду прояснившиеся глаза и неожиданно распахнула халат. Лампочка здесь была ярче, чем в кухне, и Антон отчетливо увидел глубокие порезы вокруг сосков.

– Коли дома не было. Мало того, что всю задницу мне разорвал, достал свой тесак, взял за волосы и давай чиркать. «Я, – говорит, – тебе сиськи отрежу и жрать заставлю, как в Афгане». Насилу умолила. И глаза – бешеные-бешеные.

Антон и Игорь переглянулись.

Через приоткрытую дверь было слышно, как стучит по железным мусорным бакам холодный дождь.

* * *

– Отец у него действительно приличный. – Максаков снял обвисшую от воды шляпу и бросил на стол. – Стас, включи чайник.

От форточки тянуло сыростью. Казалось, что дождь идет прямо в кабинете. Антон захлопнул фрамугу и заглянул в дальний отсек. Ледогоров спал, укрывшись чьей-то старой шинелью. Пары алкоголя плотно оккупировали атмосферу.

– Он сам предложил, – продолжал Михаил, – если придет – скрутить и доставить нам. С крышей у парня совсем плохо. Ни в каком Афгане он не служил, да, кстати, и не мог – он в восемьдесят восьмом призывался. Хотя отец говорит, что Афганом бредил. Сидел за избиение своей девчонки. Сломал ей нос, челюсть, два ребра и ключицу. По сто восьмой. Три дали, через два вышел.

– Где же он гасится? – Гималаев задумчиво взял у Андронова дымящуюся чашку.

– Отец дал пару адресов его старых друзей, но есть ли смысл к ним соваться ночью? Вряд ли он там.

– Надо зоновские связи поднимать, – подал голос Стас.

– Это только утром.

– Сейчас чай допьем и до бистро прокатимся, где он вчера бузил и откуда наш свидетель сбежал. – Максаков закурил. – Вдруг там чего узнаем.

– Ага, или он там сидит.

– С табличкой «Я – маньяк-убийца Градусов».

– А вокруг трупы.

– С отрезанными…

Папиросы кончились. Антон встал:

– Я за куревом. Кому чего надо?

– Денег, водки и женщин…

На пачку «Беломора» пришлось выгрести всю мелочь из всех карманов. Не хватило двадцати копеек. К счастью, ларечница была доброй и поверила «в долг». На входе в отдел Новоселец махнул ему из-за стеклянной перегородки рукой. Антон подошел. В дежурке наступил «полночный тайм-аут», и наряд кайфовал в ожидании грядущего утреннего кошмара. Костя держал в руках несколько паспортов. Настроение у него было отличное.

– Ты когда-нибудь видел инициалы из трех букв?

– В каком смысле?

– Да не в матерном. На, смотри. Антон взял паспорт. Выдан в Улан-Удэ.

Саханов Грлтэ Даши Дандокович. Бурят. Вложена справка, выданная Саханову Г. Д. Д. Он вернул документ.

– Прикольно.

– Я вообще об именах и фамилиях скоро смогу книгу написать. – Костя откинулся в кресле. – Насмотрелся. Вот ты знаешь, что есть такое русское имя – Лип? Я только сегодня узнал.

Антон усмехнулся:

– Я тоже.

Он повернулся и пошел к лестнице. Постояв на первой ступеньке пару секунд, вернулся:

– Костя, а ты где это имя услышал?

– Задержанный был с утра, – Новоселец посмотрел в журнал, – Градусов Виктор Липович. Стало быть, отец его…

– Открывай быстрее. Когда ты его отпустил? – Антон ворвался в дежурку, размахивая руками. – Где его взяли? За что?

– По «мелкому», у «Чернышевской», кажется… еще утром… Я его целый день развозил: в вытрезвитель, в суд, в «приемник» на Захарьевскую… А чего он тебе…

– Где он сейчас, Костя? – Антон с трудом сдерживался, чтобы не кричать.

– В третьей камере. На Захарьевской дезинфекция. Сказали завтра привозить.

* * *

– Его повязали в шесть двадцать, когда он писал на тротуар. – Антон сидел на столе и болтал ногами как первоклассник, рассказывающий «страшную» историю. – То есть, когда обнаружили труп, осматривали его, устанавливали, ездили по адресам, Градусов был здесь. Не все время, конечно. До обеда в вытрезвителе, потом в суде, где за неповиновение постовым получил семь суток, и опять здесь. Круто, да?

– В сводке напишут, – продекламировал Андронов, – в результате проведенного комплекса оперативно-розыскных мероприятий под руководством начальника РУВД…

– До сводки еще дожить надо, – прервал его Максаков, – ножа нет, как убивал – свидетелей нет, в трезваке, надо полагать, его заботливо загнали в душ, так что на нем следы если только на одежде.

– Его же видел этот… Ученик.

– Ну и что, пришел, увидел труп, испугался: судимый – будут подозревать. Отпечатки – так он там бывал. Короче, надо его разваливать.

Дверь отворилась. Игорь Гималаев вошел и, шумно выдохнув, взял со стола сигарету.

– Ну?

– Чего «ну». Пришел, увидел труп, испугался: судимый – будут подозревать и тэ дэ.

Антон усмехнулся:

– Как по нотам.

– Накаркал, блин. – Максаков сплюнул. – Который час?

– Ровно три.

– Ну чего? Будем делиться по парам и душить его. До утра хотя бы.

– Чур, я с Игорем начинаю. – Андронов поднялся.

– Мне все равно. – Антон пожал плечами.

– А запрещенное Женевской конвенцией оружие применять будем? – Полянский кивнул на отсек, где спал Ледогоров.

– Ты что, садист? Он умрет раньше, чем успеет признаться.

За Андроновым и Гималаевым хлопнула дверь.

– По сколько работаем? – Антон встал.

– По часику, я думаю. – Максаков прислонился к стене, закинув ноги на стол. – Я у себя подремлю. Свистнешь?

– О’кей.

Кабинет находился с подветренной стороны, и здесь было еще более промозгло, чем у Ледогорова. Антон пожалел, что заранее не включил рефлектор. Воткнув штепсель в розетку, он сдвинул стулья и лег, не снимая куртки и ботинок. Темнота дышала холодом. Ее ледяные пальцы щекотали плечи и спину. Кто-то прогрохотал по коридору. За стенкой, у Полянского, бубнил приемник. Сон не шел.

Антон вспомнил, как раньше, возвращаясь с ночного дежурства домой, он принимал душ, выпивал бутылку пива и, забираясь в чистую теплую, пахнущую крахмалом постель, проваливался в сладкую негу. Раньше… До того как перестал спать… До снов… Когда еще белье было белым… Глаза постепенно привыкали к темноте. Он с усилием закрыл их. Закружились, завертелись разноцветные круги. Зашумело в ушах. Покачнулась и поплыла прочь действительность. Все белое-белое…

– Доктор, я хочу домой.

– А где ваш дом?

– Не знаю…

Дверь содрогалась от стука.

– Подъем, Челышев! Нас ждут светлые подвиги!

Он посмотрел на часы. Время летело стрелой. Прошло уже больше часа. Тусклый свет коридорных ламп прожектором бил в глаза.

– Ну у тебя и рожа. Иди сполоснись. – Максаков сунул ему в рот сигарету и щелкнул зажигалкой. – Немножко допинга.

Никотиновый дым наждаком прошелся по легким. В голове прояснилось. Вода текла из крана тоненькой струйкой и пахла металлом. Тем не менее она принесла облегчение. Мысли окончательно вернулись на свои места. Восстановилась способность соображать.

– Ты из тех, кому лучше вообще не ложиться, если ненадолго. – Максаков ждал в коридоре. – А я наоборот – хоть пятнадцать минут, а уже легче.