Лилианна. Судьбе вопреки - Ирина Крылова

– В том то и дело. Ты все время старалась соответствовать чьим-то ожиданиям. Переделать себя. Но если вы не можете измениться под этот мир, измените мир под себя.

– О чем вы говорите. Как я могу изменить мир!? Я же не бог и не волшебница.

– Ну, это образное выражение. Вам нужно создать свой собственный круг. Вы хорошо рисуете, неплохо разбираетесь в живописи. Создайте свой солон. Для художников, людей искусства, для всех, кого привлекают разговоры о прекрасном, возвышенном, а не политические баталии. Вам пора стать самой собой. Стать привлекательной молодой женщиной. Свободной и состоятельной.

– Стать самой собой, – мечтательно проговорила Лилианна.

Как бы ей этого хотелось. Идея открыть солон была очень привлекательной. У многих знатных испанок был свой круг людей, знакомых по интересам, малый двор. Но они сильно зависели от своих мужей и их политических пристрастий. Но Жозеф вряд ли будет диктовать ей кого принимать в своем доме, а кого нет.

– Идея хорошая, но как ее воплотить? Не буду же я за руру тащить людей в мой дом? Или рассовывать в гостиных приглашения.

– Ну тащить никого не придется. Этот дом так давно окутан ореолом таинственности, что стоит пустить слух о маленьких открытых вечерах как знать будет из рук вырывать вашу карточку друг у друга. Ну, а захотят ли прийти они суда еще раз, зависит только от вас.

– Но я не знаю ни одного художника, кроме вас, конечно.

– Зато я знаю. Приход этой публики я вам обеспечу.

– Ах, как же я рада что вы зашли! Вы просто возвращаете меня к жизни! – воскликнула Лилианна.

Она присела рядом с другом и с благодарностью сжала его тонкую ладонь. Только сейчас девушка заметила, что комната окутана в полумрак. Уже стемнело. Неужели они проговорили уже несколько часов? И никто их не прервал. Не принес свечи. Не напомнил об ужине. На гасиенде дона Диего такое даже представить было нельзя. Сеньор Лаццаро наверное уже давно проголодался.

– О боже! Какая же я глупая! Я вас совсем уболтала. Давно пара ужинать. Я прикажу что бы накрыли здесь. Надеюсь вы не откажите мне и останетесь на ужин? – засуетилась девушка.

– С превеликим удовольствием! Я и в самом деле задержался здесь дольше, чем хотел и привычный ужин в доме друга безвозвратно пропущен.

– Я так и не спросила где вы остановились?

– В доме друга.

– Понятно, – рассмеялась Лилианна. Как же давно ей не было так хорошо.

Прошло полгода с тех пор как под самое рождество донья Родригес Велатос де Сальваро открыла двери своего дома для пестрой толпы художников, их муз и их поклонников. Этому событию предшествовали несколько месяцев кропотливой подготовки, большую часть которой взял на себя сеньор Лаццаро. Именно с ним сутки напролет Лилианна выбирала новую мебель, обои, шторы и ковры. Под чуткой рукой художника старый особняк преобразился в модный дом, наполненный изящной мебелью, воздухом и светом. Без зазрения совести Лилианна сослала на чердак громоздкие кресла, старые стулья и огромные шкафы. Лишь спальню дона Диего девушка оставила без изменения. Сама же хозяйка переселилась в светлую уютную комнату на втором этаже, обставив ее в соответствии со своими вкусами и пристрастиями. Теперь Лилианна сама удивлялась почему она раньше не додумалась переехать из неуютной, ненавистной хозяйской спальни. Времена, когда старый особняк казался тюрьмой прошли, теперь молодая хозяйка просто влюбилась в этот дом, наполняя его весельем и душевным теплом. Увы, сменить прислугу так же как вышедшую их моды мебель, девушка долго не решалась. И лишь когда донья Деборо грудью встала на защиту старого порядка, наотрез отказавшись выполнять приказы сумасбродной англичанки, Лилианна решилась на серьезный разговор с экономкой. Донья Деборо ушла из дома громко хлопнув дверью, несмотря на то, что получила от бывшей хозяйке очень приличные отступные. Зато после ее ухода в доме воцарился мир и покой. Место экономки заняла старшая горничная донья Валенсия, женщина простая, трудолюбивая и веселая.

Еще большие изменения произошли в самой хозяйке старинного особняка. Под руководством сеньора Лаццаро Лилианна полностью поменяла свой внешний облик. Все ее черные, серые и коричневые платья были розданы прислуге, сама же девушка теперь носила платья не очень ярких, но насыщенных цветов: светло-желтого, нежно-зеленого, голубого, розового и светло-сиреневого. В сочетании с простым элегантным покроем, придуманным специально для доньи Сальваро, эти наряды стали эталоном моды и стиля. Сеньор Лаццаро, вместе с известной в Мадриде портнихой, лично продумывал до мелочей каждое платье своей протеже. Лишь красный цвет, был навсегда изгнан из гардероба. Сеньор Лаццаро с пониманием отнесся к этому маленькому капризу, в остальном же Лилианна полностью полагалась на его чутье и вкус. В дипломатическом и придворном мире очень строго придерживались протокола об одежде парадной, приемной, для утренних приемов, вечерних приемов и балов.

Как ни странно, в отличие от самой Лилианны венецианец хорошо разбирался не только в тонкостях женского гардероба, но и в том что и куда следовало одевать.

– Всю жизнь я мечтал заняться чем-то подобным, – смущаясь, признался он однажды, взяв с Лилианны слово о том, что никто никогда об этом не узнает.

Сеньор Лаццаро же познакомил ее с неизвестным, но очень талантливым молодым парикмахером. Благодаря ему, длинные непослушные волосы превратились в короткую модную стрижку, которая необыкновенно преобразила лицо девушки. Лилианна долго не соглашалась на это рискованный шаг, ведь носить женщине короткие волосы не было принято в Испании, да и в Англии тоже. И лишь получив комплимент из уст короля, в тишине переполненного зала, девушка поняла, что победила. Победила свою робость, свои страхи, своих врагов.

Салон

Как и предсказывал сеньор Лаццаро идея с художественным салоном получила большой успех. Сначала пошли слухи о нескольких вечерах, на которых похорошевшая и осмелевшая донья Сальваро пригласила известных художников, включая модного мсье Жако и известного в Европе сеньора Лаццаро. Дальше больше, за художниками и их прекрасными юными музами последовали представители знати и богема. В период новогодних праздников, когда праздничная эйфория захватывала и кружила в вихре феерических развлечений и изысканных удовольствий, гостеприимный дом доньи Сальваро был переполнен. Прислуга вместе с хозяйкой сбились с ног, что бы удовлетворить запросы придирчивой публики. Лилианна то и дело принимала гостей, рассаживала дам, предлагала легкие закуски и дорогие вина.

– Сегодня было столько народу, что пришлось срочно заказывать еще двадцать порций готовой закуски и выпечки. Придется нанять еще повара и несколько помощников на кухню. И еще горничную и швейцара.

Прислуга просто сбилась с ног. К утру я просто падаю от усталости! – пожаловалась Лилианна сеньору Лаццаро.

– Ничего, дитя мое, это все поначалу. Большую часть посетителей в этот дом приводит любопытство, а не любовь к прекрасному. А как только новизна пройдет, останутся лишь сами ваятели и их истинные ценители.

Так и получилось. Уже к февралю выявился небольшой, но изысканный круг завсегдателей, которые трижды в неделю проводили время за тихой беседой в уютной гостиной старинного дома. Вечера без политики привлекали и образованных женщин, и знатных мужчин. Здесь можно было встретить и французского офицера и испанского гранда и профессора университета, жарко спорящего с известным врачом о картине Эль Греко "Мученичество Святого Маврикия". Почти две неделе гости доньи Сальваро наслаждались обществом известного французского живописца Ватто Антуан. Больше всего Лилианне понравился друг сеньора Лаццаро Хиль Раиса. Этот импозантный седой мужчина был изумительным рассказчиком, которого можно было слушать часами. Особенно часто он рассказывал о своем знаменитом учителе Гойа-и-Лусиентес Франциско Хоссе. Конечно же имя этого придворного художника знал любой образованный человек. Его портреты королевской семьи и герцогини Альба были так же известны в Европе, как и последняя военная серия «Бедствия войны». При прошлом короле он расписывал интерьеры церквей и дворцов. Однако девушку впечатлила сама его биография, которая была похожа на сказку, с печальным концом. Маленький Франциско, сын бедного позолотчика алтарей из небольшого селения близ Сарагосы, однажды нарисовал на стене своего дома свинью, да так искусно, что проходивший мимо прохожий посоветовал ему учиться дальше. Отец мальчика внял советам и отправил сына в город. И не зря. Уже через несколько десятков лет Франческо, стал не только придворным художником королевской семьи, но и в 1786 г. был назначен вице-директором Королевской Академии изящных искусств Сан-Фернандо. Затем в 1792 году, будучи в Севилье, художник серьезно заболел. Не смотря на выздоровление, болезнь оставила ему глубокую и неизлечимую глухоту в возрасте 46 лет, что сильно повлияло не только на его мировоззрение и отношение к жизни, но и отложило печать на все его творчество. Эту историю рассказал Лилианне Жиль Раиса, за чашкой дымящегося чая. Девушка была впечатлена. В испанском кастовом обществе, где все решало происхождение семьи, пробиться сыну бедного мастера было очень не просто. Тем страшнее казалась усмешка судьбы, которая в зените славы лишила слуха этого великого человека. До сих пор отношение к людям творческих профессий: к актерам, художникам, музыкантам, поэтам у света было весьма пренебрежительное. Без покровительства состоятельного знатного человека практически невозможно было сделать имя даже очень талантливому художнику. Сам же сеньор Лаццаро происходящий из знатной венецианской семьи отзывался о друзьях с неизменным почтением и обожанием. Лилианна же искренне любившая художника, с радостью открывала свои двери для их многочисленной и не всегда обеспеченной братии.