Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тем не менее, я ближе к слушаниям ожила немного, стала пить меньше и начала соображать. Тогда я и начала писать речи для суда, чтобы говорить хорошо, когда меня спросят. Я пила постоянно, но это не мешало мне работать. Так я и накалякала нечто на 160 станиц. В итоге судьи дали мне пожизненное, а не смертную казнь.
Так я и поняла, что мне теперь надо много и упорно писать. Я отставила стакан и взялась за перо поплотнее.
Честно говоря, я не считаю себя виноватой. Я верю, что делала всё как надо и прожила хорошую жизнь.
Поскольку эта книга переиздаётся уже в третий раз, я вынуждена править это предисловие. И поскольку сейчас вновь поднялся феминизм, я могу со всей ответственностью сказать: я пришла в левое движение ради освобождения женщин. Не собак и не кошечек, а женщин! Даже на рабочих мне было плевать. Шутка.
В то же время я ненавидела подлый, растленный демократический дух, проникнувший тогда в Японию. Я ненавидела демократию и самостоятельность. Я хотела стать независимой лишь для того, чтобы подчиняться. И это сыграло со мной странную шутку: ведь я во имя долга вырезала всех этих ревизионистов.
Мне кажется, нужно преодолевать в себе лень и учиться думать. Наш народ думать не любит. Такой уж народ японцы.
Самый оптимальный способ устройства для Японии — это тирания. Русские могут довольствоваться тиранией государства и позволять свободу в частной жизни. Американцы устроили у себя тиранию в частной жизни и наслаждаются свободой в общественной. Но нам, японцам, нужна тирания и там, и там. Потому что без без этого посыпется вся страна. Но японец — существо жестокое, мстительное и страшно ленивое. С таким народом у нас невозможно никакое демократическое правление. Это отчасти объясняет политику нашей партии.
Но нам надо себя заставлять, иначе социализма не дождёшься.
В первом томе я расскажу о моём воспитании (точнее, его отсутствии) и казни.
В первом томе рассказывалось о моем воспитании и казни г-на Сигенори Мукаямы и г-жи Ясуко Хайки в начале августа 1971 года.
Студенческие беспорядки в Токио
Книга называется «Шестнадцать надгробий» потому, что речь пойдет здесь не только об убитых в том санатории, но также о Харухико Сибано, которого убили при нападении на полицейский участок, и о Цунэо Мори, который покончил с собой 1 января 1973 года в тюряге в Токио.
Большое спасибо моему адвокату Казуя-сану, который помог мне написать многое из того, что я написать не помогла по причине незнания иероглифов, а также товарищу Сигэяма Саюши, передавшему мне многие важные материалы за день до того, как отправиться на смертную казнь. Он сейчас находится в хорошей компании в храме Ясукуни.
Пробуждение сознания. Рассказывает Хироко Нагата
Мы не прекратим борьбы до тех пор, пока не будет достигнута главная цель — полное уничтожение государства Израиль!
— Фусако Сигэнобу
Поступление в университет. Социология и фармацевтика. Марксизм-ленинизм и его враги. Наркотики и феминизм
Многие мои проблемы были связаны с оккупацией Японии. В то время страна вся была оккупирована. В детстве я это осознавала как личное оскорбление.
Как это так — моя страна, самая прекрасная страна в мире, — и вдруг оккупирована! Да ещё кем! Подлыми, глупыми и жадными американцами. Это был непереносимый позор.
Я помню огромные очереди за жратвой, продуктовые карточки и то, как ела завёрнутый в бумагу сахар, когда его давали. Помню, как я маленькая смотрела в окно переполненного поезда и видела: кругом солдаты, пушки, американские военные базы. Я вечно была разутая и раздетая, недоедала.
Мои бабушка и мама плакали и клокотали от злобы при одной мысли о военном поражении. Многие потеряли на войне родственников, но все были очень злы на то, что всё это было зря.
Я помню, как соседский старик часто играл нам, детям, на аккордеоне и пел песни про злых американцев и про то, что настанет день, когда желтоволосые Варвары покинут нашу землю.
Люди рыдали, когда кончилась война: никто не хотел поражения. Офицеры и простые солдаты массово кончали с собой.
Я с детства училась ненавидеть Америку и американцев.
Я родилась в Очаномидзу, Токио, в феврале 1945 года, когда Япония была на грани проигрыша во Второй мировой войне. В то время Токио подвергался массированным авианалетам американских военных.
Когда я родилась, мать повесила плотные шторы в комнате, чтоб вспышки от горящего напалма не мешали мне спать. Первый год жизни почти весь прошёл в бомбоубежищах.
Мой отец был рабочим на электротехническом заводе компании Тамагава. Моя семья работала в Цунасиме, Иокогама. Жили мы в рабочем общежитии.
Я начала работать с пяти лет: помогала матери шить рубашки, а вот она работала вязальщицей. Платили ей гроши.
Выросшая в такой атмосфере, я с детства раздавила в себе пацифистские настроения. И есть кто-то из взрослых говорил о том, что война — то плохо, что нужно никогда её не начинать, то я обычно старалась уйти, потому что мне хотелось плюнуть в такого взрослого. Один раз я так сделала: вышел скандал.
Рабочее движение в стране бушевало. На фабрике моего отца рабочие постоянно ругались с начальством.
Помню, женщины в общаге как-то подрались с комендантом за право приносить в общагу лук и есть его. Потом была драка из-за списанных раковин из заводской умывальни. Рабочие хотели оставить чугунные умывальни себе.
Видя то, как тяжело работают люди и с детства узнав, как это тяжело — трудиться, я твёрдо решила себе, что не буду работать ни единой минуты, представься мне такая возможность. Я решила, что буду увиливать от труда насколько это возможно.
Профсоюзники мне нравились. Как-то мы с ними и с отцом пошли на Первомай. Отец выпил, мне тоже дали немного сакэ. Я порозовела и мне захотелось ходить. Мы орали лозунги, отец смешно ругался, как какой-то дед.
Я очень любила рабочих, потому что понимала, как им тяжело. Но быть одной из них я не хотела.
В 1950-м отца уволили из-за его участия в Компартии. Он напился, а потом и все мы напились. Нас потом выкинули из общежития.
Потом отец договорился,
- Арабо-израильские войны. Арабский взгляд - Автор неизвестен - Публицистика
- Записки нового репатрианта, или Злоключения бывшего советского врача в Израиле - Товий Баевский - Биографии и Мемуары
- Харьков – проклятое место Красной Армии - Ричард Португальский - Биографии и Мемуары
- Парашютисты японского флота - Масао Ямабэ - Биографии и Мемуары
- Народная история Израиля (сборник статей) - Артём Иванович Кирпичёнок - История / Публицистика / Периодические издания
- Николай Георгиевич Гавриленко - Лора Сотник - Биографии и Мемуары
- Гражданская война в России: Записки белого партизана - Андрей Шкуро - Биографии и Мемуары
- Олимпийские игры Путина - Борис Немцов - Публицистика
- Забытый Геноцид. «Волынская резня» 1943–1944 годов - Александр Дюков - Публицистика
- Очерки Русско-японской войны, 1904 г. Записки: Ноябрь 1916 г. – ноябрь 1920 г. - Петр Николаевич Врангель - Биографии и Мемуары