E-18. Летние каникулы - Кнут Фалдбаккен

— Сначала страшно, а потом чувствуешь себя просто великолепно.

Она сдалась. На своем единственном каблуке проковыляла к камню у берега, села на него и, повернувшись спиной к Томасу, стала раздеваться. Ни следа прежней раскованности, как там, у лесного озера в районе Вестфолда. Растянувшись на уступе скалы и пытаясь согреться, он с неодобрением смотрел ей в спину, и она сняла джинсы, потом трусы и тут же решительно направилась к воде, как будто была какая-то спешка. Никаких тебе колебаний. С девушками это бывает. Она плыла рывками, высоко держа голову над водой; по выражению ее лица он мог видеть, что и ей холодно, но она плыла совершенно спокойно, не издав ни единого звука, даже не вскрикнув, как будто ей это было даже приятно. С характером девушка.

Потом она расстелила полотенца на камне, чтобы было удобней лежать, но все равно все время жаловалась на то, что скатывается вниз. А когда он притянул ее к себе и, крепко прижавшись, попытался коленкой раздвинуть ей бедра (кажется, в его стручке пробудилась жизнь), а ее груди после холодного купания казались такими соблазнительными, она от него отпрыгнула, прошептав, что боится, что кто-нибудь может прийти. Кроме того, она вся тряслась от холода, да и сам он никак не мог согреться. Да, на секс после купания только в кино интересно смотреть.

На обратном пути они заметили на уступах, подобных тому, на котором лежали, и в расселинах, мятые, белые клочки бумаги — свидетельство того, что местные жители спокойно использовали свое каменистое негостеприимное побережье в качестве отхожего места.

Вернувшись, они ощутили зверский аппетит, но из Аскерских запасов уже мало что оставалось. Они сидели в автомобиле и довольствовались сухим хлебом, остатками крабовых консервов и апельсиновым желе из стаканчика. Эту еду они запивали водой, принесенной в пивных бутылках из умывальной комнаты. Ведра-то у них не было.

— Хорошо бы иметь пару стульев и стол, — вздыхала она.

— Хорошо бы нам иметь заодно и целый фургон, куда можно было бы погрузить ту кучу вещей, которые тебе хотелось бы иметь.

— Мне бы хотелось, а разве тебе они не нужны?

— Я лично ни в каком лишнем барахле не нуждаюсь.

— Неужели?

Он уставился в окно машины и понял, что она права, не мог он обходиться хотя бы без минимального уровня комфорта. К примеру, конечно же, его никак не мог удовлетворить их теперешний обед: сейчас он с удовольствием съел бы дымящуюся пиццу или пару гамбургеров, или же несколько вареных колбасок с лучком, с хлебом или там с кетчупом. Но продуктовый киоск был закрыт. Она облизала пальцы, испачканные в желе, и взглянула на него.

— Ты перестал ворчать, и это уже хорошо.

— Сейчас бы бутылочку пивка да горячей пиццы. Еще я подумал о том, как хорошо, вообще-то, летом в городе.

— Ты рехнулся, — устало возразила она. — Ведь именно ты хотел любой ценой уехать из города. Ты что, уже забыл?

Он хотел сказать, что хотел просто попробовать, но теперь ему это уже надоело. Но ведь это было бы его поражением, а он ни за что не допустит, чтобы предстать перед ней в таком свете — нет уж, это ни к чему. И ведь самое худшее, что она была права. Ему действительно осточертел и город, и случайная работа, и небольшое проворачивание «делишек» вместе с длинноволосыми приятелями. Он был прямо как в воду опущенный до встречи с ней, а теперь — другое дело. Так что поглядим, что будет дальше.

— Ну что, а теперь чем займемся? — спросил он, просто чтобы сказать что-нибудь. Люди вокруг них прохаживались, играли в различные игры или уютно устроились вокруг своих походных примусов. Время кофепития, время тихого семейного досуга — его воротило от всего этого.

— Все отдыхают! — радостно произнесла она, зевнула и потянулась, заложив руки за спину и глядя вдаль сквозь переднее стекло. — Ой, я прямо-таки засыпаю. Мы ведь так рано поднялись, а сейчас сколько?

— Время — четверть девятого, — ответил он сухо, одновременно восхищаясь и испытывая к ней неприязнь из-за того, что уж слишком легко она приспособилась, ведь у нее дома ребенок и вообще.

— Это все из-за свежего воздуха, — сказала она и снова зевнула.

15.

Наконец, на землю опустился серо-голубой вечер, и небо с жадностью поглотило последние краски фиорда. А вдали, на востоке, все цвета и оттенки сливались в единую темную пелену ночи. Они сидели в машине, горел неяркий свет, тихо играла музыка. Играла почти неслышно, потому что таков был общий настрой, который им было неудобно нарушать: сгущающиеся сумерки среди стволов сосен, разговоры, шелест радиопередач, многоголосый смех, осторожные шаги по дорожкам на фоне надвигающейся ночной тишины, уже готовой полностью окутать кемпинг.

Она повернула к себе зеркальце автомобиля и устроилась перед ним, как перед туалетным столиком, похлопала себя по щекам и шее, провела пальцем по покрасневшему носу, прошлась по волосам расческой, которую отыскала у себя в сумочке:

— А ты знаешь, что у нас нет мыла и зубных щеток?

Она так крутилась и вертелась перед этим маленьким автомобильным зеркальцем, как будто готовилась ко сну, сидя за туалетным столиком в обычной спальне. Он перелистывал «Криминальный журнал», который нашел у себя в бардачке машины, он понимал, что это чтиво — явное дерьмо. «Сенсационный выпуск» очередного номера почти всегда разочаровывал его. Впрочем, он любил сравнивать свою находчивость с той, которая приписывалась очередному герою похождений, любил оценивать ходы полиции и замечать те неверные шаги, которые делал тот или иной преступник и которые он лично никогда бы не допустил. Сейчас он, правда, в основном, просто смотрел картинки. Порой бросал взгляды на Алису, она продолжала крутиться перед зеркалом. Его снова охватило возбуждение.

Сумерки, окутавшие все вокруг, сделали едва освещенное внутреннее пространство машины островком интимности. Повсюду на проводах раскачивались зажженные лампочки, которые придавали людским теням на фоне палаток карикатурные черты. Это пробуждало его фантазию. Он начинал вспоминать тот летний отдых в пирамидальной палатке, когда ему, тринадцатилетнему, сгорающему от желания подростку мерещились всевозможные эротические картины в соседней, плотно застегнутой палатке. Господи, да чем же еще, собственно говоря, могут заниматься двое взрослых людей, мужчина и женщина, оказавшиеся в таком тесном пространстве? А ведь неподалеку стояла и их собственная палатка, новехонькая, сияющая еще невыгоревшими яркими красками, в которой была и спальня, и багажный отсек, водонепроницаемый пол и сетка от комаров, места здесь хватит на четверых, чего они ждут?

— Ну что, давай-ка и мы не будем терять времени даром, — откровенно преложил он.

— Мне надо что-то сделать со своими волосами, — пожаловалась она, разглядывая себя в зеркале.

— Пошли, — сказал он и, захватив плед, зашагал по серому, зыбкому, скрытому темнотой песку.

Она спала рядом с ним. А он лежал с открытыми глазами.

Удивительно, ведь обычно он засыпал первым. Это девушки обычно любят еще полежать полчасика, поласкаться, поболтать о чем-то, в то время как его уже всегда охватывала дрема, и он делал усилия, чтобы не захрапеть. Но сегодня вечером все было по-другому. Он лежал на спине, укрывшись пледом и кожаной курткой, и вглядывался в просвечивающий потолок палатки. Все получалось совсем не так, как ему хотелось. Ему все время что-то мешало: свет, проникающий снаружи, всякие посторонние звуки, запах нейлона и клея, которым были промазаны швы. Все это его настолько отвлекало, что он чрезмерно сосредоточился на самом акте. Смех из соседней палатки передернул его и заставил сжаться, и поставить перед собой вопрос ребром: неужели его эрекция должна зависеть от посторонних?

Размышляя об этом, он потерял потенцию. Неужели он такой зануда? Да просто стенки у палатки тонкие. Ведь если они слышали каждый шаг снаружи, то наверняка и до прохожих доносились звуки из палатки. Его дыхание. Не говоря уже об ее стонах. Вот проклятье-то! Но ведь наверняка такие проблемы были у всех. Как это добрые люди занимаются любовью здесь, в палаточном городке?

Алиса на сей раз была какая-то утомленная и безразличная, достаточно нежная, но пассивная в любовных играх, она жаловалась, что ей неудобно лежать, прижималась к нему, нежно гладила его волосы, как будто была даже рада, что у него не все получилось. И тут же заснула. Трудно было поверить, что они были знакомы лишь два дня, а секс у них получился, как у пожилых супругов.

А теперь еще ему стало неудобно лежать. Его раздражал ее тогдашний разговор по поводу спальных мешков, а теперь он понял, что все же что-то надо придумать, чтобы ночевать в этом вигваме. Неровности почвы, всякие там веточки, шишки впивались через тонкий пол в его спину. А стоило повернуться, в бок начал колоть корень дерева. И в довершение ко всему до него донеслось зудение комаров. Господи, да не может этого быть. Ведь вход был занавешен сеткой, вентиляционные отверстия тоже. Может быть, правда, это был какой-то единственный, который проник внутрь, когда они ставили палатку. Возможно, его затянуло потоком воздуха, когда они прикрепляли ее основание. И вот, теперь этот комар изводил их. Он взглянул вверх, но обнаружить насекомое не удалось. Комариная песня то набирала силу, то затухала, но мерзкое насекомое не показывалось. Под конец он не выдержал и вскочил в полной готовности — убирайся, кровопийца проклятый!