E-18. Летние каникулы - Кнут Фалдбаккен

— Посмотри, там где-то еще ветчина должна быть, — сказал Томми.

— Ой, и ветчинки тоже так хочется!

— И пиво тоже должно быть…

Они продолжали медленно, но верно двигаться к югу. К двум часам пробка стала рассасываться. Видимо, кто-то уже добрался домой, кто-то на дачу, к себе или друзьям, а волна вечернего часа «пик» еще не наступила.

В садиках вокруг вилл бледнокожие женщины в тесных бикини нежились на солнце, лежа на полосатых пледах или в цветастых шезлонгах, в то время как их тучные бледные мужья с обгорелыми плечами толкали перед собой машинки для стрижки газона. Некоторые сидели за кофейными столиками на вновь пристроенной веранде, в тени деревьев или под тентом. Одни играли в бадминтон, другие бросали друг другу пластмассовую тарелку или развлекались какими-нибудь другими новомодными летними играми.

— О, Боже, эти садики вокруг вилл убивают меня! — простонал он.

Сейчас они ехали по местности, где жители имели какое-то особенное пристрастие к кустикам бегонии, посаженным в отверстия старых автомобильных покрышек, выкрашенных в белый цвет, а камни, обрамляющие клумбы, были сплошь выкрашены в красный с синим цвета, дорожки из плитки — выложены в шахматном порядке. В каждом саду непременно стоял аист на одной-единственной розовой ноге посреди искусственного пруда, на берегу которого обязательно возвышалась ярко-красная ветряная мельница, приблизительно одного с ним роста.

— Да, уж, ну и райончик. Кажется, это Вестфолд. Видела ли ты где-нибудь еще более ужасное?

— Ну, не все уж так ужасно, — ответила она.

— Да ты только посмотри: искусственные водяные лилии!

— Мне кажется, что водяные лилии — это красиво! — возразила она.

По обеим сторонам шоссе было полно туристов, которые сидели за покрытыми скатертями раскладными столами, ели, поглощали всевозможные бутерброды и пили кофе из кофейников-термосов… Маленькие дети пили кока-колу из огромных бутылок и махали Томми и Алисе, которые жевали черствый хлеб с соленым окороком, запивая все это теплым пивом, взятым с заднего сидения автомобиля, и тоже махали детишкам в ответ.

— Как все это чудесно! — сказала Алиса.

— Ну, признайся, что у нас с тобой все идет хорошо… А тебе что надо? — пробормотал Томми, замахнувшись бутылкой на человека, высунувшегося из встречного «Вольво» и чересчур пристально вглядывающегося в них. По ее тону он понял, что она хотела бы вот также остановиться где-нибудь и пить кофе с печеньем. Это уж чересчур!

Он выбросил пустую пивную бутылку через открытое окно, и она с грохотом ударилась об асфальт. Тем самым он хотел выразить чувство удовлетворения, которое охватывало его при мысли о том, что там, на заднем сидении у них лежит сверток с палаткой и примус.

— Ты знаешь, мне ведь довелось быть южнее Холместранда, — произнесла она. — В Холместранде я сама была однажды вместе со школьным оркестром. Это было, кажется, около десяти лет назад. Я помню, как мы ехали на автобусе, проехали Драммен, спустились здесь с холма — перед нами открылся вид на фиорд. Солнце шпарило, мы все перепотели, а тех, кто сидел на заднем сидении, начало тошнить. А я думала: «Вот он, Серланд, юг!» Открывшийся вид казался мне самым прекрасным из виденного в жизни. И с той поры я всегда мечтала совершить автомобильное путешествие по E-18, чтобы по-настоящему ощутить солнце, лето, море и…

— Того же самого жаждут и все остальные норвежцы, — ухмыльнулся он.

— Ну, что ж, я это понимаю, но для меня это не означает, что мне не стоит желать того же самого.

— А для меня как раз наоборот, если более десяти человек хотят чего-то, то для меня совершенно очевидно, что дело не стоит того. Ясное дело — это дерьмо. Ты знаешь, я по характеру анти, таким родился и живу и процветаю в качестве анти.

— И, тем не менее, ты едешь, как и все, по E-18, соблазняешь меня отдыхом в палатке, — под дразнила она его.

— Именно так. Потому что это будет настоящий антиотдых с антизагаром и антикупанием…

Выпитое пиво сделало его голову тяжелой, зато губы сами по себе легко растягивались в улыбку. Хотелось смеяться по любому поводу. Он, как и все, клюнул на приманку. Вид на фиорд, не доезжая Сандефиорда, навеял на него сладкую грусть. Красота как в рекламном проспекте. А, собственно говоря, когда-нибудь ему доводилось быть совершенно свободным, куда-нибудь поехать, расслабиться? Когда он в последний раз был на юге? У него и в мыслях не было отправиться на Мальорку или Канарские острова вместе с мамашей и ее Директором, не дай Бог такое даже только представить: нестерпимый зной, жара, расстройство желудка, вечные споры и препирательства по поводу покупок, меню в ресторане, средств, потраченных Директором на спиртное. Он думал о Норвегии, норвежском лете, сельтерской воде, остужаемой в морских волнах, о порывистом гудящем ветре, о ночах, светлых, горячих, как девушки во время велосипедных прогулок. Боже, когда в последний раз он по-настоящему ощущал норвежское лето? Конечно же, он помнит одну из таких поездок, хотя ему не так уж приятно вспоминать о ней. Стоило ему только прищуриться на солнце, как перед глазами возникла картина: белая пирамидальная палатка в лагере у моря между Бревиком и Крагере, постоянный шум дождя, барабанящего по крыше, старые свалявшиеся спальные мешки, примус и вода в жестяном ведре. Единственное лето, когда он отдыхал вместе с обоими родителями. Последнее лето, когда отец еще жил вместе с ними. Тогда у него была работа, и он купил «Шевроле», естественно, старый, и, конечно же, недостаточно хороший для мамаши. Тем летом они серьезно поссорились, кажется, именно во время отдыха, хотя, что он тогда понимал, совсем еще мальчишка, бездельничал целыми днями: то плескался в море, то слонялся по берегу, то лазил по прибрежным скалам, а то жарился на солнце, закрыв глаза, ощущая, как под плавками у него сам по себе шевелится его член…

— Давай-ка, мы с тобой поищем какой-нибудь антипалаточный уголок, — вдруг предложил он. — Ведь глупо располагаться у самой дороги, когда погода стоит прекрасная. Мы ведь никуда не спешим, правда?

— Ты хочешь, чтобы мы расположились, где попало, а не в отведенном месте?

— Именно! Разве мы с тобой не на отдыхе? А разве отдых не означает, прежде всего, свободу? На кой черт нам нужна палатка, если ее нельзя поставить, где хочешь?

Томми совершенно обалдел от жары и пива, он узнавал старые полузабытые места, и в нем пробуждались такие невообразимые желания, что для их осуществления автомобиль уже не казался такой надежной защитой от окружающего мира.

— Ну что ж, если ты считаешь, что так будет лучше… — произнесла она озадаченно. — Но ведь это запрещено. Не везде ведь дозволено располагаться.

— Территория Норвегии представляет собой поверхность в восемнадцать тысяч триста пять квадратных километров, — спокойно возразил он.

Он не только умел удерживать инициативу в своих руках, но и к тому же прекрасно разбирался в географии, всякие там карты, маршруты, ориентировка на местности — это его стихия.

— Население занимает только сотую часть этого огромного пространства, и посему я никогда не поверю, что среди дикой природы нельзя найти площадку два на три, чтобы поставить палатку!

13.

Не успели они вбить колышки в землю, как владелец земли был тут как тут.

Проселочная дорога в сторону Сольвика, не доезжая Порсгрюнна, показалась им весьма заманчивой. Так же, по-видимому, считали и туристы, проводившие здесь свой уик-энд, и владельцы летних домиков, а также более или менее солидные владельцы особняков с приусадебным хозяйством и участками плодородной земли, живописно зажатыми между скалами на побережье. Они проезжали мимо заборов из белого штакетника, которые пестрели табличками с надписями: «Частное владение», «Подъезда нет», «Ставить палатки запрещено».

Единственная дорога, ничем не перегороженная и без запретительных знаков, привела их на свалку. А когда им удалось, наконец, свернуть в сторону и выбраться на небольшой участок земли под нависшей скалой, кажется, совсем необитаемый, хотя не на побережье, но все же с видом на море, стоило им начать изучение инструкции по установке палатки, как появился какой-то человек.

— Здесь запрещено ставить палатки. Вы что, не видите объявление? Вы что, не умеете читать?

— Какое объявление? Никакого объявления нет…

Они продолжали удивляться и отрицать.

Но, ясное дело, они проиграли, потому что, оглянувшись, Томми совершенно отчетливо увидел метрах в двадцати прибитое к сосновому стволу объявление. Не трудно было понять, что никакие такие номера с подобным типом, землевладельцем, не пройдут. Твердо и непоколебимо стоял он на своей земле своими тонкими ножками, вылезающими из шорт цвета хаки, которые, казалось, были свидетелями какой-нибудь там войны где-то в африканской пустыне. Рубашка на нем была с клапанами на рукавах, а на нагрудном кармане виднелась монограмма, что также наводило на мысль о военном обмундировании. В руке он держал трубку, причем рука, державшая ее, была угрожающе поднята, как будто в ней находилась не трубка, а хлыст. Обут он был в коричневые сандалеты на пряжках. Под зелеными гольфами скрывались узловатые вены. А из-под полей смятой посредине шляпы виднелись седые взъерошенные брови, взгляд этого типа недвусмысленно выражал подозрительность, неприязнь и безграничное превосходство. Без сомнения, это был какой-то начальник, важная персона из Шиена, который во время уик-эндов воображал себя помещиком. С таким при свете дня лучше не связываться: чуть что, вызовет полицию и умотать не успеешь.