Марсиане (сборник) - Ким Робинсон

Или не в своих. Однажды, когда они с Мишелем гуляли у соляных пирамид, которые тогда строились, он сказал что-то о странностях фермерской команды, и Майя навострила уши, думая: «Это ты еще не все знаешь!» Но он продолжил:

– Фрэнк думает, что ими должен заниматься какой-нибудь, даже не знаю, трибунал. Потому что у них пропадают материалы, оборудование, запасы продовольствия… Они не могут нормально отчитаться перед ним о том, чем занимаются, и в Хьюстоне уже начинают задавать вопросы. Фрэнк говорит, что кое-кто там думает отправить корабль, чтобы эвакуировать всех, кто особенно много ворует. Не думаю, что это приведет к чему-то хорошему, – у нас же и так всего хватает. Но Фрэнк… да ты сама его знаешь. Он не любит, когда что-то происходит без его ведома.

– Уж я-то в курсе, – пробормотала Майя, сделав вид, будто ее как-то заботит Фрэнк. Общаясь с Мишелем, можно было изобразить что угодно – он был слишком растерян и погружен в себя.

Но после этого разговора она стала беспокоиться за Десмонда. Фермерская команда не волновала ее совершенно – пусть бы их хоть повязали и отправили домой. Особенно Хироко, но вообще всех – они были такими самоуверенными и сосредоточенными на себе, будто группировка в деревне, слишком маленькой, чтобы в ней существовали группировки, хотя, конечно, группировки существовали всегда, даже в малых общинах.

Но если они получат по заслугам, в беде окажется и Десмонд.

Она не знала ни где он прятался, ни как с ним можно связаться. Но из своих разговоров с Фрэнком о делах в Андерхилле сделала вывод, что эта история с фермерской командой будет развиваться медленно. Поэтому, вместо того чтобы искать Десмонда, как тогда на «Аресе», она стала просто гулять по теплице поздно ночью, чего обычно не делала, и расспрашивать Ивао о том, чем обычно не интересовалась. И уже через несколько ночей услышала тот самый скрежет-стук-скрежет в свою дверь и, бросившись к ней, открыла ее. В следующее мгновение по его скользнувшему вниз взгляду поняла, что была лишь в рубашке и нижнем белье. Впрочем, это случалось и раньше – они ведь были друзьями. Заперев дверь, она села рядом с ним на пол и рассказала о том, что слышала.

– Они правда воруют?

– О да, конечно.

– Но зачем?

– Ну, чтобы у них было кое-что свое. Чтобы иметь возможность выйти наружу и исследовать другие районы Марса, скрываясь от радаров.

– Они что, так умеют?

– Да. Я и сам с ними ходил. Они говорят, это просто вылазка в каньон Гебы, а потом заходят за горизонт и сворачивают обычно на восток. В хаос. Там красиво. Красиво, Майя, по-настоящему. Может, конечно, я так говорю потому, что долго просидел в укрытии, но мне там нравится, очень нравится. За этим я сюда и летел, и вот наконец я здесь. Это моя жизнь. И я каждый раз с трудом убеждаю себя, что надо возвращаться.

Майя пристально посмотрела на него, обдумала его слова.

– Может быть, это и нужно сделать.

– Что?

– Уйти.

– И куда я пойду?

– Не только ты – вы все. Вся группа Хироко. Уйти и основать свою колонию. Уйти туда, где Фрэнк и вся его полиция вас не найдут. Иначе вас могут поймать и отправить домой. – Она рассказала ему все, что слышала от Мишеля.

– Хмм.

– Как думаешь, вам это по силам? Спрятаться всем так же, как прятался ты?

– Может быть. В хаосах на востоке есть несколько пещерных систем, ты даже не представляешь, каких. – Он задумался. – Нам понадобится минимум вещей. И маскировка от тепловой сигнатуры. Будем топить себе воду в вечной мерзлоте. Да, полагаю, это реально. Хироко над этим уже размышляла.

– Тогда скажи ей, пусть поторапливается. Пока ее не схватили.

– Хорошо, скажу. Спасибо, Майя.

В следующий раз он заскочил к ней посреди ночи, чтобы попрощаться. Они крепко обняли друг друга. Затем она притянула его к себе, и они тут же, безо всякого перехода, поснимали с себя одежду и занялись любовью. Она перекатилась, чтобы оказаться сверху, поразившись, каким он оказался легким, и, когда Десмонд обхватил ее, они унеслись в иной мир – мир секса и дикого удовольствия. Осторожничать ей не приходилось – этот мужчина был идеальным незнакомцем, изгоем, безбилетником, а на данном этапе жизни – еще и одним из немногих ее настоящих друзей. Секс служил выражением дружбы – такое случалось с ней и раньше, не раз, когда она была молода, но она успела забыть, насколько это могло быть приятным, по-приятельски чистым, без романтики и серости.

– Давно так не было, – заметила она после.

Он закатил глаза и вытянулся, чтобы укусить ее за ключицу.

– Много лет, – сказал он радостно. – Последний раз – когда мне было лет пятнадцать, наверное.

Рассмеявшись, она придавила его собой.

– Вот подлиза! Наверняка же твоя Хироко не уделяет тебе достаточно внимания.

– Посмотрим, как оно будет, когда уйдем, – фырк- нул он.

Ее уколола грусть.

– Я буду по тебе скучать, – проговорила она. – Здесь без тебя будет по-другому.

– Я тоже буду скучать, – признался он, почти соприкоснувшись с ней губами. – Я люблю тебя, Майя. Ты была мне другом, хорошим другом – тогда, когда у меня не было ни одного. И когда он мне был так нужен. Я этого никогда не забуду. Я буду возвращаться и навещать тебя, когда смогу. Я очень настырный друг, вот увидишь.

– Хорошо, – сказала она и почувствовала себя лучше. Ее безбилетник пришел и ушел, как делал всегда. Даже и не заметишь, что он покинет Андерхилл. Или просто она на это надеялась.

3. ПОМОЧЬ ЕЙ

И фермерская команда ушла, растворившись в диких пустошах. Просто уединившись ото всех. Ну и хорошо, думала Майя, что эти самодовольные чудаки ушли, – их культ порочил первый город на Марсе. На людях же она, чтобы не выделяться, изобразила удивление и возмущение.

Но в действительности она была удивлена и возмущена тем, что с ними исчез и Мишель. Десмонд никогда не упоминал фермерский культ в таком свете, чтобы можно было понять, что Мишель тоже в него входил, поэтому его уход показался ей таким невероятным, что она лишь с трудом сумела в это поверить. Но Мишель в самом деле ушел. Так что получилось, она потеряла двоих из своих лучших друзей в колонии – даже с учетом того, что Мишель, хоть и всегда находился рядом, не приносил того удовлетворения, что Десмонд в свои редкие, но полезные визиты. Тем не менее она чувствовала, что Мишель был ей близок, – как такой же неприспособленный среди нормальных. Она была меланхоличным пациентом, а он – меланхоличным врачом. Она скучала по нему и была зла, что он с ней не попрощался. И не могла не сравнивать его с Десмондом в этом отношении. А спустя время чувствовала, как никогда, сильное послевкусие от занятия любовью с мужчиной, которому нравилась, но который ее не «любил», то есть не хотел владеть ею, как Фрэнк или Джон.

И жизнь продолжалась, но теперь без друзей. Она порвала сначала с Фрэнком, потом с Джоном. Надя ее презирала, и это раздражало Майю – такая неряха, а от нее отмахнулась! И к тому же она была Майе как сестра. Это ввергало в уныние. Как и все, что теперь происходило, – Татьяну убило упавшим краном, и все в этом мире будто бы покидали ее.

Поэтому никто не был рад прибытию новых колонистов на Марс сильнее, чем Майя. Она на дух не переносила первую сотню. Но теперь появились другие поселения, и Майя при первой возможности покинула Андерхилл, намереваясь больше никогда туда не возвращаться, как намеревалась не возвращаться и в Россию. Нельзя войти в одну реку дважды, как говорилось в пословице. Что было одновременно и правдой, и неправдой.

Она перебралась в Лоу-Пойнт, самое глубокое место на Марсе, примерно посередине бассейна Эллада. Благодаря своему расположению оно должно было стать первым, где можно будет дышать новым воздухом, созданным в процессе терраформирования. Именно такое мнение бытовало в то время, и они считали себя такими дальновидными! Какими же они оказались глупцами…

Она влюбилась в инженера по имени Олег, и они стали жить вместе в квартире в длинном червеобразном модуле. Так проходили годы, и она работала не покладая рук над строительством города, которому предстояло впоследствии оказаться на дне моря.

А потом Майя разлюбила и Олега, хотя тот был хорошим, во многом даже прекрасным человеком и любил ее сильнее всего на свете. Причина была в ней, но разбить сердце она решила ему. Долгое время она не решалась это сделать и злилась сама на себя. Поэтому они просто ссорились до тех пор, пока не сделали друг друга такими несчастными, какими только могли сделать.

Но он все равно не мог без нее, даже при том, что она со временем заставила себя возненавидеть. Ненавидя ее, он продолжал любить и до смерти боялся, что она его бросит, а Майя все сильнее питала отвращение к его трусости и зависимости от нее. То, что он был способен любить такое чудовище, как она, наполняло ее презрением и жалостью. И когда она возвращалась домой, то медлила делать каждый шаг, страшась тех вечера и ночи, что им предстояло провести вместе.