Проклятие рода - Шкваров Алексей Геннадьевич

Детина вновь открыл глаза, прислушался.

- Аль не помнишь такого?

Семен сел разом, головой помотал, остатки сна прогоняя, заулыбался.

- Нечто, правда, с самой Стекольны? От Андрюшки? Как он? В попах служит по воле отцовской? Или что? Садись рядом, - по траве ладонью лопнул, что ковшом ведерным накрыл, - в ногах правды нет.

- Нет, не в попах, но при королевской канцелярии он. Правда, не в Стекольне, а в Выборге. – Вступил в разговор Бенгт.

- Как тебя кличут? Не расслышал. – Переспросил его Сенька.

- Кудеяром. – Немного смущенно ответил юноша. Непривычно было ему произносить свое новое имя.

- Странное имя. – Пожал плечами детина. – Да и говоришь как-то не совсем по-нашему.

- Несмышленышем его вывезли с Новгорода в Стекольну. Оттого и косоязычит слегка. – Пришел на помощь Болдырь.

- Зато ты боек, гляжу. – Съязвил Семен. – То ж со Стекольны? Иль с иных мест?

- С реки я. С Дона. Слыхал? Из казаков.

- Из казаков? – В Сенькином голосе прозвучали уважительные нотки.

- С турецкого полона назад на свою реку чрез двунадесять стран ворочаюсь. Вот и в Стекольну занесло, оттуда попутным ветром в Нарву, а ныне здесь. Ну и как тут у вас?

- Эх, - Сенька подобрал камень, размахнулся и зашвырнул далече в воду, - как пень зажженный живем, не горим и не гаснем.

- Что так невесело? – Казак уселся рядом, ноги под себя по-татарски спрятав.

- Жить-то весело, бить только некого! Наместники московские, да дьяк с ними дворцовый, ушкуйничать не велят, все струги переписали, без их ведома не уйдешь никуда. Погоней грозятся, да в воры записать.

- А ходили?

- А то! На Хлынов и Вятку ходили. По Волге татарву гоняли и грабили.

- За зипунами? Это дело! – Расплылся в улыбке Болдырь. – Наших не встречал?

- Знамо встречались. В низовьях много новгородцев ныне казакует. Сбежали от хлебов московских. Вот и мне, думаю, подаваться пора. А вы не туда ли часом?

- Туда, туда, сокол. А вы что ныне вовсе не ходите?

Парень покачал головой с досадой.

- Нет! Наши лучшие гости с московскими спелись. Раньше сами снаряжали ватаги, а ныне, коль уйдешь, да струг угонишь, так скажут - по своей воле пошли, а не по нашему найму, за вас мы не в ответе, сами пред великим князем и его наместниками стоять будете, они с вами за своевольство и воровство ваше рассчитаются плахой дубовой.

- Ну, раз стругов нет, конным путем уходить надобно. – Рассудил Болдырь. – Токмо дело у нас тут одно имеется. Должок неоплаченный. Поквитаться надобно. Андрюшка сказывал на тебя положиться можно. Как? Поможешь?

- Да с радостью! А с собой возьмете?

- Одного или с ватагой?

- А надо, ватагу-то?

- Веселей будет!

- Наберу! Тут только свистни!

- Может свистеть-то не надо? А то лишку набежит.

- С десяток. Не боле. Поручусь за всех. Вместе ходили не раз.

- Коль так, хорошо.

- Что за дело-то у вас. В чем подмога нужна?

- Со Святым Писанием знаком? – Хитро прищурившись спросил казак.

Семен поморщился, тряхнул кудрями.

- Молитвы знаю, грамоте обучен, да недосуг читать. А что там такое?

- Да истина одна прописана. Око за око, зуб за зуб…

- А-а, - с облегчением вздохнул парень, - про то мне ведомо. Кому должок-то вернуть надобно?

- Да князьям московским. – Болдырь расплылся в невинной улыбке.

- Ух, ты! Не высоко ли берешь?

- В самый раз! – Утвердительно и жестко кивнул казак. Улыбка в миг исчезла с лица. – Вот его мать, - показал на Кудеяра, - князья великие московские уморили в монастыре до смерти.

При упоминании о матери натянулись скулы.

- И как мыслишь? – Посерьезнел Опара.

- Подсуетиться, подобраться поближе, да и… ножичком полоснуть.

- Ну-ну. Посуетишься бесом, да не выйдет не бельмеса. – Хмыкнул новгородец.

- Это почему же?

- Подберись сперва… Подпустят ли? После поймают и сказнят. На евоное место иной сядет. Сказывали, брат у него есть.

- Брат? – Переспросил Кудеяр. – О брате ничего не слышал. Мать не говорила.

- Какая мать? – Не понял Семен. – Ты ж, - к казаку повернулся, - сказывал в монастыре умертвили.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

- Приемная. – Пояснили хором.

- А-а. – Кивнул Опара. – Тогда ясно. Брат у нынешнего есть, правда, прост, говорят, да боярам все едино. Что разве великий князь Москвой правит? Молод еще. Бояре с дьяками заправляют. Подберешься, полоснешь и всему Новгороду погибель? Его дед-то побил у нас людей немало, а город в ту пору в силе был. Не то, что ныне…

- И что ж отступиться? – Зло бросил Кудеяр. – Зря плыли через море?

- А ты не суетись, ватаман. – Лениво протянул Семен. – Тут думать надобно.

- Видать, ты на словах только до драки скор! – Насмешливо сказал Болдырь.

Новгородец нахмурился, но ответить не успел.

- Эй, Сенька, айда с нами! – Позвали его пробегавшие мимо мальчишки. – Великий князь московский пожаловал к нам. Пошли смотреть.

Опара рывком встал на ноги. Поднялись и друзья.

- Надобно всем Новгородом подниматься. – Семен потер лоб. – Обиды есть на него многие. Пищальников наших, что с московской ратью ходили, побить велел. А они всего-то челом бить хотели на неправды боярские… Вот что. Ждите меня здесь. Никуда не уходите. Я все разузнаю и вернусь. Только дождитесь. – Крикнул еще раз, торопясь за мальчишками к мосту через Волхов.

Выскочили из кремля, да тут же осадить лошадей пришлось. Не Москва, где топчи – не хочу! Непуганый народец! Не желают расступаться, не гнут спины, не рвут с голов шапки! Холопы рванулись было вперед, в толпе, словно в трясине, завязли. Не уступают, отходить с моста на торжище не спешат. Да и там море людское колышется. Смотрят спокойно и настороженно, силу свою чувствуют, а кой кто и злобно. Вон один, другой, третий сверкнули глазами. Неуютно себя Иоанн почувствовал. Сразу пищальников вспомнил. Холодок пробежал по спине. Кто-то из холопов выкрикнул:

- А ну, смерды, шапки долой, в ноги кланяйся князю великому московскому!

Потянули с голов с неохотой, спины лишь согнули, да тут же распрямили. Разнеслось звонко над толпой:

- Сам ты смерд московский! – И смех разобрал всех разом. Так и стояли непокрытые, щерились в бороды.

Иоанн увидел, как холоп передний взмахнул плетью, ударил кого-то, только назад руку сразу не вытянул, перехватили, с коня чуть не сорвали, еле удержался. Освободился, а рука-то пустая. Иоанн проследил взглядом, перекинулась плеть поверху, раз, второй, исчезла под ногами. Чей-то голос раздался:

- Не проломили?

В ответ прозвучало:

- Ему проломишь… Одна кость в башке! – Опять смех послышался.

Совсем не по себе стало великому князю:

- Эх, почто воев наместника вперед не пустил дорогу прокладывать! Забыли новгородцы, как дед мой уму-разуму учил их. Мало видно. Дух-то вольнолюбивый не вышиб. Все одним миром мазаны, как и пищальники те. Нет, не прав Макарий, плетью, да плахой учить надобно.

Слева Мстиславский конем прижался, а за ним перила, да пустота, Волхов мрачный чернеет. Вдруг Ванькин конь задрожал, копытами забил, заржал пронзительно и на дыбы поднялся. Иоанн и опомнится не успел, как товарищ его, перила обломив, вместе с конем рухнул в зияющую темень вод. Толпа вздохнула в одну грудь, да выдавила из себя то ли вздох, то ли крик:

- Ах, ты!

Холопы растерялись, кто с коня полез, кто шею вытягивал, рассмотреть, что случилось, как исчез Мстиславский. А тут, откуда не возьмись, парень выскочил, да не раздумывая, с моста в реку бросился. Толпа шевельнулась, подалась вперед, снова выдохнула, теперь восхищенно:

- У-у-х, ты!

Иоанн волну людскую набегающую почувствовал, конь всхрапнул испуганно, сам был готов коню следовать, вовремя холопы подскочили, схватили крепко под уздцы, спину подставили, спустится помогли. Подошел к краю, но не там, где перила обломились, в сторонке, где целы. Холопам удалось оттеснить людишек. Заглянул вниз, в бездну самую. Увидел две головы средь волн – узнал Ваньку и парня. Новгородец князя одной рукой удерживал, другой к берегу загребал. Их сносило течением, но было заметно, что новгородец пловец знатный, не пропадет, с каждым гребком они становились все ближе к берегу. Подумалось вдруг: