Cемейные узы не в счет - Кира Витковская

– Я уже узнаю этот блеск твоих глаз, – часто дыша, прошептала Ксю, не переставая изучать руками его тело. – Это знак того, что ты больше не можешь сдерживать себя…

– Но ты хочешь этого ничуть не меньше, маленькая чертовка!.. – отозвался Марк, раздвигая ей колени. – Кто придумал, что Ксения – это чужеземка? Ксения – настоящая ведьма. Колдунья!… Каким зельем ты меня приворожила, Ксю?

– Я влила тебе в кровь любовь свою, а это сильнее всякого приворотного зелья, – Ксю обняла его за плечи и сжала его бедра согнутыми в коленях ногами. – Люблю тебя. Люблю, хотя и не должна…

40.

В доме еще горел свет. Гости были на танц-площадке. Со столов ничего никто не убирал – там хватало и еды, и бутылок с выпивкой. Ксю схватила ближайшую к ней бутылку и начала пить прямо из горла. Ей было неважно, что внутри – девушка просто сильно хотела пить. Когда наконец утолила жажду, то почувствовала зверский голод, поэтому принялась снимать шпроты с бутербродов, выбирать аппетитные кусочки жареной рыбы, копченого мяса, печенье…

Дверь из соседней комнаты открылась, и оттуда, морщась и потирая руками глаза от яркого света, вышла Катя.

– Привет, Ксю.

– Привет. Я думала, ты где-нибудь гуляешь или танцуешь… – отозвалась Ксюша, посмотрела на сестру и от удивления села. – Катя, что за вид, Господи? Тебе повезло, что здесь я, а не бабушка или кто-то еще.

Удивляться было чему. Мало того, что у Кати потекла тушь и осыпались тени! У нее по всему лицу, по щекам, вискам и на лбу была размазана ярко-красная губная помада. Эта помада была где угодно, но только не на губах. Волосы являли собой «взрыв на макаронной фабрике», юбка была надета наперекос, блузка смята и застегнута лишь наполовину…

– Ничего особенного, – ответила Катя, без лишних церемоний вытирая лицо о край скатерти, а затем приглаживая волосы. – У тебя видок, между тем, не намного лучше.

Ксюша бросила на себя взгляд в зеркало, провела пальцами по волосам, как гребнем, стерла размазанный блеск для губ и продолжила есть.

– Я с Пашкой была, – сообщила Катя, явно намереваясь поболтать. – Он классный.

Ксю молчала. Ей нечего было ответить.

– А ты была с Мариком, – негромко сказала Кэт. И это был не вопрос. – Знаешь, Ксю, мне сложно это понять… все же надо знать меру, выбирая парней… хотя я сама давно потеряла в этом чувство меры… Но если тебе хорошо с Марком…

– Очень хорошо, – тихо, чтобы слышала только Кэт, но отчетливо сказала Ксю. – Но я предпочитаю этого не обсуждать.

– Извини, я не хотела лезть в твою жизнь, но я видела, как страстно вы целовались в старом доме деда Миши, и вдруг поняла, что между вами есть…

– Что? – Ксюша не сумела скрыть охватившее ее идиотское смущение при мысли, что кто-то мог видеть их с Марком. – Что именно ты видела?

– Да почти ничего. Я зашла, когда ты уходить собиралась, а Марк тебя поцеловал. И ушла сразу, даже не была уверена, что у вас что-то было…

– А теперь уверена? – усмехнулась Ксю, обретая присутствие духа.

– Ага… судя по тому, как ты на еду набросилась… – Катя хихикнула. – Ксю, ты не обижайся… у тебя вид шлюхи, которая только что рассталась с одним из клиентов.

Ксюша звонко рассмеялась.

– Ой, Кэт, чувство такое, что клиентов было около десятка!

– Даже так? – удивленно приподняла брови Катя. – Кто бы мог подумать, что для тебя чувственное наслаждение значит так много! Ты всегда казалась такой строгой и даже холодной… а оказывается, ты очень– очень пылкая и страстная…

– А ты всегда такая… озабоченная… – давясь от смеха, сказала Ксю. – Кажется, готова изнасиловать любого парня.

– Ой, не могу! – засмеялась в ответ Катя. – Недавно здесь Карина была, кстати, – сообщила Кэт, перестав смеяться. – Минут двадцать назад. Злая, как пантера.

– С чего бы это… – удивленно пожала плечами Ксю.

– Не знаю. Но злости у нее были полны кости. Я боюсь, как бы она не убила кого-нибудь в таком душевном состоянии… К тому же стаканец водочки выкушала…

– Горючая смесь! – хмыкнула Ксюша. – В ней яда Бог знает сколько, так она его еще водкой размешала… Но мне до нее дела нет. Ты мне, Кать, скажи: там в комнатах поспать есть где? Или все забито?

– Есть, есть, – сказала Кэт. – Некоторые там и завалились – в смысле, молодежь. Но место можно найти.

– Тогда я пойду. Спать жутко хочется.

– А я еще покурю.

– А у тебя есть курить?

– Есть. Я за вечер с полпачки настреляла, – сказала Катя, извлекая из внутреннего кармана пачку с сигаретами.

– Дай мне пару штук на заначку, – попросила Ксю.

– На.

Зайдя в комнату, Ксюша первым делом спрятала свою «заначку», а затем принялась искать, где бы устроиться поспать. В одном из кресел кимарил Паша. Он как кот, греющийся на солнце, лениво приоткрыл один глаз, посмотрел на Ксюшу и снова отключился. На кровати, свернувшись клубочком в обнимку с какой-то мягкой игрушкой, спала Таня. На этой же кровати, только с другой стороны (так сказать «вальтами») устроилась Лерка, а рядом с Леркой – Антон. На сдвинутых стульях, застеленных двумя пледами для мягкости, уснул какой-то заезжий паренек, гость. Тут же в этой комнате на двух креслах, поставленных друг против друга, уложили спать Юльку и Дашку.

«Так, места здесь явно нету, – подумала Ксю, оглядев комнату, в которой обычно ночевала Катя, приезжая в Березино. – Пойду в другую комнату».

В комнате, где обычно жила Ксюша, мебель была установлена компактнее. Кровать была передвинута к шкафу, и на ней умудрилась залечь четыре человека, свернувшись и зажавшись неизвестно как. У стены пристроили кресло-кровать, на которой спал какой-то парень – кажется, один из Светкиных братьев. Остальные – а их было человек шесть – лежали на полу, на разостланных одеялах и пледах. Они еще не спали: слушали тихую музыку, лениво потягивали прямо из бутылок пиво, джин-тоник или вино, негромко переговаривались.

– Ребята, – где у вас можно устроиться поспать? – спросила Ксюша. Одна девушка подняла голову.

– На полу почти все забито, – сообщила она. – Если хочешь – ложись к этому чуваку.

Ксюша кивнула. На кресле-кровати места на двоих было достаточно, к тому же ужасно хочется прилечь. Не мудрствуя лукаво, она прошла к месту и села.

– Эй, красотка, развлечься не хочешь? – спросил какой-то парень, бесцеремонно лапая ее за коленку.

– Увянь, а? И убери руки, – равнодушно отозвалась Ксю. – Если бы я хотела развлечься, то нашла бы кого-нибудь на танц-поле. А я хочу спать, поэтому пришла сюда.

– Понял, не дурак, – ответил парень, тут же убирая руку. – Был бы дурак – не понял.

– Ну, и отлично, – довольно сказала Ксю, укладываясь.

А ведь не так давно подобная мужская выходка вызвала бы у нее истерику. Было время ведь, когда Ксюша панически боялась мужских рук… Но теперь Ксю знала: эти руки могут быть и нежными, ласковыми, доставлять удовольствие, доводить до трепета каждую клеточку тела… Марк… Сколько же терпения он проявил по отношению к ней – стараясь не испугать, не обидеть, не внушить еще большее отвращение к противоположному полу, не ранить еще сильнее ее душу, не сломить хрупкое доверие к нему… Марк не давил на нее, не насмехался. Он был добр, бережен и терпелив, и ежемгновенно внушал, что ее страхи пройдут, что в себе замыкаться нельзя, что у него нет намерения причинить ей вред… А ведь достаточно было только одного слишком грубого жеста, или какой-то насмешки, или просто невнимания… и Ксю потеряла бы веру в жизнь и любовь, просто не сумела бы справиться с разочарованием и болью.