Беспощадная истина - Майк Тайсон

– Идемте к нам, выпьем, – предложил Зак. Он был отличным парнем.

Через пару недель я был на съемках фильма «Мальчишник в Вегасе». Я был толстым, совершенно не в форме и в дурном настроении. Но режиссер Тодд Филлипс и актеры были просто замечательными. Не знаю, возможно, они считали, что я способен психануть на съемочной площадке, но Тодд и продюсеры постоянно присматривали за мной.

– У вас все в порядке? Вам не нужно сделать перерыв? – интересовался Тодд. – Вы не могли бы сейчас сделать еще один дубль? Если вы не хотите, то не надо.

Я был просто счастлив работать. Я просил Бога дать мне еще один шанс, чтобы я больше никогда не возвращался к наркотикам, хотя я не мог отказаться от «кокса». Я принимал «кокс» все то время, пока мы снимали «Мальчишник в Вегасе». Со мной на съемочной площадке была одна из моих подружек-проституток. Как-то во время съемок к нам заехал Шон. Он бросил взгляд на зад моей девушки и покачал головой:

– Как я вижу, эти дни вы вряд ли часто вспоминали обо мне или о «Кэш мани брозерс». Так ведь, Майк? – спросил он.

Мне нравилось на съемочной площадке. Там были установлены столы с закусками, с отличными пирожными, печеньем, конфетами. Я порой прерывал съемку очередной сцены, чтобы еще раз подойти к этим пирожным.

Я не ожидал многого от этого фильма. Но Тодд утверждал, что получится замечательный фильм и что после его выхода я снова окажусь на вершине славы. Это, конечно, было круто, но меня больше привлекало то, что я вновь способен развлекать людей. Я понял, что даже тогда, когда я был боксером, для меня важнее было развлекать людей, чем одерживать победы в поединках. Кас всегда обеспечивал присутствие рядом со мной всех этих харизматических и притягательных личностей от шоу-бизнеса и средств массовой информации. Я понял, что Кас весьма заботился об искусстве. Когда Кас говорил о том, как вложить свои мысли в головы других людей, это тоже было искусством, пусть даже и темным искусством. Искусство войны, искусство выживания – мы всегда на все смотрели как на искусство. Не могу утверждать, что я хороший артист, но я знаю, что такое искусство. С таким же основанием я могу заявить, что я не был хорошим боксером, но я знал, как драться по-настоящему хорошо.

24 декабря 2008 года у Кики родилась дочь Милан. Она только что вышла из тюрьмы и была направлена в больницу в Филадельфии, где роды были вызваны искусственно, поскольку она уже пару недель перехаживала. Кики позвонила, чтобы сообщить мне эту новость, и я был ошеломлен. Это был день рождения моей мамы. Я снял для Кики небольшую квартиру возле своего дома в Лас-Вегасе и устроил там все для нее и ребенка. Она уже собиралась выписываться, когда вмешалась судьба. У меня оказался грязный анализ мочи на наркотики, и власти Финикса подумывали о том, чтобы отправить меня обратно в тюрьму. Мой адвокат, однако, убедил их, что для меня будет лучше реабилитационный центр, поэтому в январе я оказался в Малибу в шикарном центре реабилитации под названием «Промисиз».

Это была удивительная клиника. Она располагалась в большом особняке. Это было все равно, что проходить реабилитацию на дому. Мы ходили на собрания, встречались со своими психотерапевтами. Надо мной трудились со всех сторон, чтобы я мог получить хороший отчет и закрыть свое дело по наркотикам. Четыре недели все шло хорошо. Затем мое время истекло. Я не хотел уезжать, но моя комната уже была забронирована для кого-то другого. Я чувствовал, что еще не полностью выздоровел. Я позвонил своему приятелю Джеффу Грину и попросил его, чтобы он приехал за мной.

Джефф забрал меня и отвез к своему приятелю, владельцу одной из компаний по производству энергетических напитков. Джефф не знал, что в это время в доме этого парня была организована широкомасштабная вечеринка, в комплекте с кучей красивых молодых девушек.

– Сиди здесь, Майк, и не двигайся, – велел мне Джефф.

Но, конечно, вечеринка нас не миновала, и вскоре я оказался в окружении красивых женщин в купальниках.

Джефф собирался на следующий день отвезти меня в другой реабилитационный центр, поэтому я должен был переночевать у него. Джефф выдвинул мне жесткие условия. Я не мог никуда перемещаться, я не мог флиртовать с девушками, я был его пленником. В конце концов, мы поехали домой, а на следующее утро Джефф отвез меня в филиал реабилитационного центра «Промисиз» в Западном Лос-Анджелесе.

– Послушай, Джефф, я без гроша. Тебе придется заплатить за это дерьмо, парень. И я хочу выздороветь. Понятно? – сказал я.

Мы приготовились к собеседованию с леди из администрации, которая зарегистрировала меня. Я заметил, что она носит звезду Давида. Когда она вышла, чтобы принести бланки для заполнения, я набросился на Джеффа:

– Послушай, Джефф, она из твоего окружения. Все идет нормально, мы прилично заработаем на этом. Они знают, как надо оформлять документы. Поговори с ней, Джефф.

Она вернулась и подсела к нам. Она, однако, оказалась несговорчива и занимала жесткую позицию. Она не позволяла нам отклоняться от своего плана. Каждый раз, когда она упоминала новый аспект лечения, это означало дополнительные деньги. Три штуки за это, четыре за то, двадцать пять штук еще за это. Вы будете принимать еще вот эту таблетку, это еще пять штук.

Когда Джефф услышал, сколько денег ему предстоит выложить, он, по его собственному выражению, обделался от удивления.

– Твою мать, Майк! Бог мой, приятель, давай-ка поскорее трезвей! – сказал он мне.

21 января меня на один день отпустили из реабилитационного центра, чтобы я смог присутствовать на кинофестивале «Сандэнс» на премьере в США моего документального фильма. Со мной в качестве трезвого компаньона пришел Шон. Я должен был первый раз увидеть Милан. Мы встретились с Кики в аэропорту. Она спустилась по трапу вместе с нашей маленькой дочкой, и у нее был болезненный вид, как у бездомной. Я посмотрел на Милан, сказал: «Привет!», попытался понять, похожа ли она на меня. Кики плакала в аэропорту, я же по-прежнему был весь задолбанный от наркоты, поэтому у меня не было никакого сопереживания. Даже смотреть на Милан для меня было как-то странно. Это было похоже на что-то вроде: «Вот и еще один внебрачный ребенок. Я смог сделать еще одного». Это было совсем не то, что мы оба ожидали. Я даже не помню, чтобы я поцеловал Кики, когда я увидел ее. Это было просто нелепо.

Мы сходили на премьеру фильма, потом вернулись в отель. Я не мог заниматься сексом с Кики, потому что у нее были швы после родов, а также потому, что там был Шон, который в любом случае воспретил бы мне секс с ней. Я любил Милан, но ее постоянный плач просто раздражал меня. В то время я очень резко реагировал на шум. Поэтому у нас не было веских причин для оргазма, это точно.