Метро 2033. Московские туннели (сборник) - Сергей Антонов

Первым к Аршинову подбежал Вездеход. Опустился на корточки. Наклонился и тут же встал. Когда карлик обернулся, лицо было бледным, как у покойника. Он шевелил губами, обращаясь к кому-то, однако Томский ничего не слышал. Он потер уши ладонями. Не помогло. Окружающие звуки разбивались о какую-то невидимую стену. К Вездеходу подошли Куницын, Теченко и Лютц. О чем-то поговорили. Потом ученые сели рядом с Аршиновым. Что они делают? Спрашивают у прапора о самочувствии? Что отвечает им Лёха? Нет, так дело не пойдет! Надо поговорить с прапором самому. Услышать еще одну его шутку и убедиться, что Аршинов скоро будет в норме. Ведь все кончилось. Пора отпраздновать победу. Хватит использовать фирменный Лёхин самогон как антисептик. Раны заживут быстрее, если принимать его внутрь!

Томский встал. Чудом было уже то, что он мог держаться на ногах. Правда, уже на первом шаге чудеса и закончились: пол качнулся под ногами и накренился так, что сохранить вертикальное положение стало немыслимой задачей. Толя забил руками по воздуху и упал, больно ударившись головой. В ушах загудело, зато через несколько секунд гудение распалось на отдельные звуки. Это вернулся слух. Теперь Томский слышал встревоженные голоса спутников. О чем они болтают? О каких несовместимых с жизнью ранах говорит Куницын? Несовместимые с жизнью! Что за мерзкое врачебное выражение!

Оттолкнувшись руками от пола, Томский встал. При падении он ухитрился расквасить нос. Пришлось вытереть кровь рукавом. Толик медленно, опасаясь новой волны полотрясения, пошел вперед. Пока он боролся с головокружением и гравитацией, все успели встать и теперь смотрели на него. С каким-то одинаковым каменным выражением на лицах. Вездеход двинулся навстречу Томскому. На полпути почему-то остановился и закрыл лицо руками, издав какой-то странный звук. То ли вздох, то ли всхлип. На мгновение Толик решил, что карлик плачет, но тут же отбросил эту мысль как заведомо ложную. Никто из живущих в Метро… да что Метро, никто в мире не видел плачущего Николая Носова, и не увидит никогда!

– Что с тобой, Вездеход?

– Лёха…

– Что Лёха? Контузило?

– Он…

Томский понял, какое слово произнесет сейчас карлик. И даже успел приготовить несколько вариантов ответов: «не говори ерунды», «чушь», «вздор», «абсурд».

– Умер.

Толя забыл все свои заготовки. Его хватило лишь на дурацкое: «Почему?»

– Граната, – ответил Вездеход, отрывая ладони от мокрого лица. – Он накрыл ее собой. После такого не выживают.

– Вздор! Это же Аршинов, Коля. Думай, что болтаешь! Чтоб Лёха… от какой-то гранаты…

Теперь уже Томский, не договорив, закрыл лицо руками. Он не плакал. Просто так, отгородившись от всего, было легче соображать. Лёха погиб. Взорвался сам, спасая остальных. Граната не видит разницы между Аршиновым и кем-то еще. Бездушной смеси металла и тротила глубоко плевать на то, кто выдернет чеку и в чью плоть вопьются осколки. А кто выдернул чеку? Перед глазами Томского появились пальцы Корбута с зажатым в них кольцом. Вот сука! Это он!

Толик оттолкнул Вездехода и бросился к Чеславу. Ничего, что дважды сдох. Такую тварь следует пинать ногами даже после смерти!

Увидев бегущего Томского, академлаговцы расступились. Остановился и Толик. Он увидел, что Аршинова до пояса прикрыли квадратным куском брезента. На ткани уже проступили пятна крови. Брезент, конечно же, взяли из вещмешка прапора. Волшебного «сидора», таившего в своих недрах неистощимые запасы полезных вещей. Такое объяснение удовлетворило бы любого здравомыслящего человека. Но Толик уже видел этот окровавленный брезент. В своих видениях. Вещих снах.

При виде бледного лица Аршинова ярость отступила. Труп Чеслава его уже больше не интересовал. Томский рухнул на колени.

– Как же так, товарищ прапорщик? Вот бы не подумал, что ты сможешь уйти так, не прощаясь. Хоть бы слово. Хоть бы ухмылка. Знаю, ты всегда относился к смерти с презрением. Наверное, поэтому и решил: долгое прощание – лишние слезы. Всегда, старый черт, все делал по-своему. Прости, что реву, как теленок… Ты бы этого не одобрил. А?

Томский всматривался в застывшие черты друга, словно надеясь, что ресницы дрогнут и он откроет глаза. Не вздрогнули. Не открыл. Толику осталось прикоснуться губами к еще не остывшему лбу. А вот самостоятельно подняться он уже не смог и благодарно кивнул Отто, который подхватил его под мышки и поставил на ноги.

И что теперь? Он воспринимал существование Аршинова как нечто само собой разумеющееся. Лёха всегда был рядом, в горе и радости. Томский даже представить себе не мог, что жизнь будет продолжаться без прапора. Но вот она продолжалась, разделившись на «до» и «после». Теперь все, что с ним будет происходить, станет укладываться в эту простую матрицу: с Лёхой и без него.

Томский отошел в сторону от сбившихся в кучку ученых. Поискал взглядом Вездехода. Единственный, кто знал, кем на самом был Лёха Аршинов, куда-то делся.

* * *

Носов появился минут через десять. Принес свернутую в рулон плащ-накидку и аккуратно расстелил ее рядом с телом прапора.

– Я ее на складе взял… Как мыслишь, Толян, Лешку там и похороним?

Толик кивнул. Лучшего места для последнего пристанища Аршинова и придумать нельзя.

– Правильно. Он сам говорил, что на складе есть все, что нужно для полного счастья человеку его лет и его размаха.

Прапора уложили на плащ-накидку. Отмахнувшись от уговоров поберечь силы, Томский на пару с Вездеходом взялся за углы. Груз показался удивительно легким. Может, это неотъемлемая часть ощущений, которые ты испытываешь, навсегда прощаясь с близким человеком? Не приведи Господь проверять это на деле. Гибель Аршинова – знак. Послание от судьбы. Она слишком много позволяла Томскому, отсюда – иллюзия вседозволенности. Пули долго пролетали мимо, и вот неумолимый снайпер по имени Рок слегка подкорректировал угол стрельбы. Ударил совсем рядом. Его следующий выстрел будет самым точным и последним. Берегись, Томский!

На пути к складу попадались следы, оставленные Чеславом – отпечатки его ботинок, ведущие в разных направлениях, обрывки промасленной бумаги, в которую были завернуты запалы и детонаторы. Подготавливая взрыв, Корбут проделал большую работу за очень короткий срок. Его – больного, почти умирающего – подгоняла ненависть.

Дожидаясь, пока Лёху поудобнее устроят на ящиках в помещении склада, Томский думал о последнем подарке для друга. Когда дверь закрыли, он понял, что должен сделать. Пуговица. Она не уберегла Мишку, но с лихвой искупила свою вину. Теперь пусть охраняет сон Лёхи. Неплохой надгробный знак для того, кто всегда считал себя воином Советской армии. Толик снял оберег и повесил на дверную ручку.

– До, встречи, Лёха!..

Он обернулся к Носову:

– Пошли отсюда.

– Анатолий, я все-таки смыслю кое-что в медицине и очень рекомендовал бы тебе отдохнуть, – с искренней тревогой в голосе сказал Теченко. – Твое состояние…

– Ты о ране, Тарас? До свадьбы заживет, – отрезал Томский. – Так любил говорить в подобных случаях Аршинов. А еще… Я просто хочу убраться отсюда подальше!

– Рана – не главное. Ты перенес тяжелейший стресс, сражаясь с Желтым.

– Что? Откуда ты…

– Мы все видели. И все слышали. Не заметить то, что происходило с тобой во время схватки с этим Чеславом, не мог только слепой. Случай подарил тебе лучший из способов навсегда закрепить эффект, которого мы добились на ИВС-установке. Но… Организм выдохся. До предела.

– Я полностью излечился?

– Об этом я и говорю.

– Хоть одна хорошая новость. Знаешь, Теченко, сейчас ты дал моему организму столько подпитки, что я могу без остановки пройти всю дорогу до дома! Не делай умного лица, Тарас. Вперед!

* * *

Первый большой привал сделали после того, как миновали Зал Червей. Как ни бодрился Томский, но к этому времени он окончательно вымотался. Помимо всего прочего, ему пришлось поочередно переносить спутников через болото с пиявками на своих плечах. В обычном состоянии такое упражнение не доставило бы особых хлопот, а сейчас… Теченко был прав, потрясения не прошли бесследно. Когда разожгли костер и вскипятили чай, Толик почувствовал, что просто донести чашку до рта стоит ему больших усилий.

Академлаговцы пили чай молча и смотрели на Томского, явно ожидая, что он заговорит первым. Толик понял – назрело время окончательного разговора о будущем трех ученых из прошлого. Он обвел взглядом задумчивые лица.

– Что ж, товарищи… Мы с Вездеходом возвращаемся домой и приглашаем вас с собою. На станции имени Че Гевары ваши знания очень пригодятся.

Куницын откашлялся, погладил бороду и заговорил. Медленно с расстановкой:

– Видите ли, Анатолий… Мы начали обсуждать этот вариант еще в Академлаге и уже приняли окончательное решение. Не обижайтесь, но изменять своим принципам мы не собираемся. С анархистами нам не по пути, а что касается героя-революционера из Латинской Америки… Можете считать меня Фомой Неверующим, но я не знаю, существовал ли он на самом деле… Раз есть коммунистическая партия, я и Теченко должны быть в ее рядах.