Сумма теологии. Том IX - Фома Аквинский

Здесь, впрочем, до́лжно проводить различение, поскольку одно дело, когда богатство, избыточное или умеренное, своё, и совсем другое – когда оно общее. Ведь забота о собственном богатстве связана с любовью к себе, посредством которой человек любит себя в том, что касается преходящего, тогда как забота об общем связана с любовью к горнему, которая «не ищет своего», но желает общего блага. И коль скоро монашество определено к совершенству горней любви, каковая любовь находит своё завершение в «любви к Богу, дошедшей до презрения к себе»[897], то обладание чем-либо своим противно монашескому совершенству. Забота же об общих благах может быть свойственна горней любви, хотя при этом она подчас препятствует тем или иным более возвышенным актам любви. Например, созерцанию божественного или наставлению ближнего. Отсюда понятно, что наличие излишне большого общего движимого или недвижимого богатства препятствует совершенству, хотя и не является несовместимым с ним абсолютно. В то же время обладание достаточным количеством движимых или недвижимых внешних вещей, которые обеспечивают средства к существованию, не препятствует монашескому совершенству в том случае, если рассматривать бедность со стороны общей цели монашеских порядков, которая состоит в посвящении себя служению Богу. Но если рассматривать бедность со стороны особой цели того или иного монашеского ордена, то тогда монашескому ордену в зависимости от поставленной им цели приличествует бо́льшая или меньшая степень бедности, и с точки зрения бедности каждый монашеский орден тем более совершенен, чем более исповедуемая им бедность адекватна его цели. Действительно, очевидно, что для выполнения внешних и телесных работ деятельной жизни человек нуждается в помощи внешних вещей, в то время как для созерцания их нужно немного. Поэтому философ говорит, что «для поступков нужно многое, и чем они величественней и прекрасней, тем больше. Тому же, кто созерцает, ни в чём подобном нет нужды; всё, что ему требуется – это необходимое, а всё остальное только препятствует его созерцанию»[898]. Из сказанного понятно, что при недостаточности общего имения определённый к телесным работам деятельной жизни монашеский орден (военный, например, или странноприимный) будет менее совершенным, тогда как те монашеские ордена, которые определены к созерцательной жизни, будут более совершенны, поскольку исповедуемая ими бедность не обременяет их заботой о преходящем. Таким образом, забота о преходящем препятствует монашеской жизни тем больше, чем больше монашеской жизни необходима забота о духовном.

Далее, очевидно, что монашеский орден, учреждённый для созерцания и предоставления плодов созерцания другим путём их наставления и проповедования, должен заботиться о духовном больше, чем тот, который учреждён только для созерцания. Поэтому монашескому ордену этого вида приличествует такая бедность, которая предполагает наименьше количество забот.

Опять же понятно, что обладание тем, что приобретено в надлежащее время для удовлетворения нужд налагает наименьшее бремя забот. Поэтому трём вышеупомянутым степеням монашеской жизни соответствует три разных степени бедности. Так, монашескому ордену, который определён к работам деятельной жизни, приличествует обладать большим общим богатством; общее имущество определённого к созерцанию монашеского ордена должно быть более скромным (за исключением тех случаев, когда этот орден обязан прямо или опосредованно предоставлять приют или помогать бедным); а те, целью которых является предоставлять плоды своего созерцания другим, должны в наибольшей степени освободить свою жизнь от внешних забот, что достигается тем, что всё необходимое им надлежит получать в урочное время. Последнее Господь, Учредитель бедности, преподал нам Своим примером, поскольку, как сказано [в Писании] (Ин. 12:6), Свой денежный ящик, в который опускалось то, что предназначалось Ему, Он передал Иуде.

И это не должно порождать споров, так как, по словам Иеронима, «если кто-нибудь захочет возразить: “Каким же образом Иуда носил иногда деньги?”, то мы ответим, что Господь считал преступлением обращать имущество бедных на Свои нужды», а именно платить подати, поскольку беднейшими из всех были Его ученики, и деньги из ящика Христа в основном тратились на их нужды. В связи с этим читаем, что «ученики Его отлучились в город купить пищи» (Ин. 4:8); и ещё, что «как у Иуды был ящик, то некоторые думали, что Иисус говорил ему: “Купи, что нам нужно к празднику!”, или чтобы дал что-нибудь нищим» (Ин. 13:29). Из этого ясно, что иметь деньги или какую-либо иную общую собственность для поддержания монашеской братии или иных бедных не противоречит тому совершенству, которое преподал нам Своим примером Христос. Кроме того, по Воскресению [Его] ученики, от которых берут своё начало все монашеские порядки, принимали деньги за [проданные] земли и распределяли их между теми, кто имел нужду (Деян. 4:34-35).

Ответ на возражение 1. Как уже было сказано (184, 3), эти слова Господа означают не то, что сама бедность является совершенством, а то, что она является путём к совершенству. Действительно, мы уже показали (186, 8), что она есть наименьшим из трёх главных средств совершенства, поскольку обет безбрачия превосходней обета бедности, а обет послушания превосходнее их обоих. Однако коль скоро в средствах нуждаются не ради них самих, а ради цели, то лучшим является не то орудие, которое больше, а то, которое больше всего адекватно цели. Так, успех врачевания зависит не от количества лекарства, а от того, насколько лекарство соответствует болезни. Поэтому совершенство монашеского ордена зависит не от того, насколько он беден, а от того, насколько его бедность адекватна его цели, как общей, так и особой. Но даже если беднейший монашеский орден и более совершенен, чем остальные, то всё равно он не является наиболее совершенным просто. Ведь какой-то другой монашеский орден может превосходить его со стороны безбрачия или послушания, и потому быть более совершенным просто, поскольку превосходство в лучшем делает лучшим просто.

Ответ на возражение 2. Слова Господа: «Не заботьтесь о завтрашнем дне» (Мф. 6:34) не означают, что мы не должны откладывать что-то на завтра. Так, блаженный Антоний в «Святоотеческих наставлениях» указывает на опасность этого, и говорит: «Мы знаем по опыту, что те, которые попытались практически лишить себя всяческих средств к существованию, не оставляя себе пищи даже на один день, обманулись в своих ожиданиях, поскольку не смогли завершить ни одного начатого ими дела». И Августин говорит: «Если бы слова Господа: “Не заботьтесь о завтрашнем дне” означали, что не до́лжно откладывать что-то на завтра, то как бы тогда могли выжить все те, которые на многие дни уединяются для молитвенного созерцания?». И далее он добавляет: «Разве не вправе мы допустить, что чем святее они, тем меньше походят на птиц?». И ещё несколько ниже: «Когда нам, ссылаясь на Евангелие, говорят, что ничего откладывать нельзя, то разве не справедливо спросить: почему же тогда Господь имел ящик, в котором хранились опущенные туда деньги? почему в достославные дни в случае голода праотцам посылалось зерно? почему апостолы предусматривали нужды святых?».

Поэтому слова: «Не заботьтесь о завтрашнем дне» до́лжно понимать следующим образом: по мнению Иеронима: «Нам достаточно помышлений о настоящем времени: оставим заботу о будущем, которая ненадёжна»; по мнению Златоуста: «Вполне достаточно тяжко трудиться ради необходимого, трудиться ради ненужного излишне»; по мнению Августина: «Делая что-либо доброе, до́лжно помышлять не о преходящем, которое обозначено “завтрашним днём”, а о вечном».

Ответ на возражение 3. Сказанное Иеронимом относится к тем случаям, когда налицо излишнее богатство, сберегаемое в личном порядке либо же, ввиду злоупотребления им, приводящее к тому, что некоторые члены сообщества исполняются гордыней и похотью. Но оно не относится к умеренному богатству, предназначенному для общего пользования просто как средство к существованию каждого по его нужде. Ибо то необходимое, что использует каждый в отдельности, и то, что предназначено для общего пользования, суть одно и то же.

Ответ на возражение 4. Исаак отказывался принимать приношения потому, что боялся, как бы это не привело его к обладанию излишним богатством, злоупотребление которым воспрепятствовало бы его монашескому совершенству. В связи с этим Григорий замечает: «Он с такой же заботливостью старался сохранить свою бедность, с какой скупые богачи обыкновенно берегут свои гибнущие сокровища»[899]. Однако это вовсе не означает, что он отказывался принимать те вещи, которые обычно нужны для поддержания жизни.