Дети войны. Народная книга памяти - Коллектив авторов

Хотелось бы вспомнить и самое позорное, что осталось от войны после освобождения, – это пахота земли женщинами. Лошадей в колхозе почти не было, а осенняя страда не ждет! Поэтому приходилось председателю колхоза снаряжать группы по 10–12 женщин для вспашки земли. Делалась специальная ременная или веревочная сбруя, в нее впрягались женщины, на плуг ставился очень высокого класса пахарь, так как чуть глубже плуг пустишь – пахота застревает, высоко поднимешь – что толку сорняки сшибать! Эта картина была ужаснее, чем репинская «Бурлаки на Волге». Крик, ругань, бесконечные остановки делали эту пахоту нечеловеческим трудом. Но это ведь было в годы войны, я сам это наблюдал с тоской.

В один из дней к нам в хату заявился бравый советский солдат-автоматчик, а с ним наш отчим Тарас Сергеевич – исхудавший, раненный в левое плечо, с рукой на перевязи. Автоматчик был строг и суров. Прямо с порога он заявил перепуганной матери, что привел дезертира. «Пускай посидит дома, никуда не ходит. А я пойду в органы выправлять его документы».

Мы окружили отчима, а он рассказал свою горькую историю. Когда освободили Касплю, всех мужчин мобилизовали в армию, и его в том числе, несмотря на документы и состояние здоровья. Всех доставили в Витебск, обмундировали и дали оружие. Тарас Сергеевич из-за своего роста и силы попал в противотанковую роту. Ему дали большущее 4-метровое, не меньше, ружье и стали обучать стрельбе. Тарас Сергеевич, отличавшийся покладистым характером и прилежностью, сначала все приказы командира исполнял как надо. Но командир все равно был недоволен, ругал Тараса, кричал на него и звал симулянтом.

Провозившись с этим громадным ружьем с неделю, Тарас Сергеевич так и не смог его освоить и научиться стрелять в движущийся макет. Тарас Сергеевич терял терпение, но еще больше буйствовал, кричал, грозил «застрелю» его командир. Дело кончилось плачевно.

Однажды Тарас Сергеевич возился с ружьем, и, как всегда, все валилось из рук, у него начались сильные головные боли. Односельчане, видя это, посоветовали оставить Тараса в покое, дать ему простую винтовку да пару гранат – он тогда и пользу принесет, как все солдаты. Но капитан был настырный, сельчан не послушал и продолжал «учить» отчима стрелять. Тогда у Тараса лопнуло терпение, он схватил эту огромную металлическую «трубу» (ружье) и, как оглоблей, стал махать ею. Многие попали под его удар, и даже сам командир. Когда люди попадали, Тарас бросил эту «трубу» в палатку и побежал. Командир выхватил пистолет и стал стрелять. Одна пуля угодила отчиму в плечо, его связали, сделали перевязку в госпитале. И стали думать – сразу же расстрелять, как настаивал капитан, или отвезти домой и там (если не подтвердят, что он болен) расстрелять как изменника Родины.

Долго сопровождающий конвоир-автоматчик обивал пороги касплянских учреждений, милиции, райвоенкомата, больницы, райисполкома, все обошел, собрал пачку бумаг и к вечеру явился к нам домой. «Ну, Тарас Сергеевич, счастлив твой Бог дважды! Один раз, что тебя сразу не пристрелил командир. И второй – что тебя тут каждая собака знает. Вот, надавали мне оправдательных справок, что ты освобожден подчистую. Так что, Ефросинья Трофимовна, дай мне поужинать. Переночую у вас, а завтра подамся в часть. А ты, Тарас Сергеевич, сиди дома да своих детей расти, отвоевался уже!»

Так и было. Наутро солдат, забрав свой грозный автомат, ушел на станцию, а мы стали опять жить с отчимом.

Прилет дяди Гриши

Как только освободили Смоленщину от фашистов, нам пошли письма. Написал и брат моей матери – Григорий Трофимович Боровченков – военный летчик-истребитель, командир полка. Полк шел с Западным фронтом. Дядя часто летал над Смоленщиной, сопровождал наши бомбардировщики, летевшие на запад, да вел многочисленные бои с фашистскими «мессерами». Он часто сбивал фашистские самолеты, и фюзеляж «ястребка» и его грудь были украшены звездочками и орденами. Дядя Гриша был в своем деле асом. Был он очень энергичен, умен, небольшого роста, крепкого телосложения. В молодости он немного поработал шахтером-забойщиком, потом попал в армию, в летное училище и посвятил всю свою жизнь военной профессии.

Узнав из моего письма, что мы, его родня, пережили оккупацию и остались живы, он загорелся мечтой повидаться с нами. Полк его стоял под Смоленском – до Каспли рукой подать. Я нарисовал ему несколько планов Каспли, и он обещал прилететь. Так и вышло. В один из дней в нашем небе стал кружить У-2 – «кукурузник». Кружил-кружил и сел буквально в 50-ти метрах от нашей хаты. Дядя Гриша пришел к нам в хату вдвоем с ординарцем. Тот подмигнул мне и посадил меня в кабину – дескать, смотри, как все мелькает, только посторонних к себе не пускай. Весь день я просидел в кабине, и только к ночи ординарец пришел и сам забрался туда спать.

Всю ночь родители проговорили с дядей Гришей про войну, про оккупацию, про жизнь – про все, про все. Дядя рассказывал, как он сражался на Халкин-Голе, как воевал в Испании, как тяжело было воевать в первые месяцы ВОВ. Нам с сестренкой он привез в подарок старый синий летный комбинезон и сказал: «Тебе, Костя, верх – синий брезент, ну а девочке Тоне – внутреннюю меховую подкладку». Мы долго ломали голову, как из такого подарка извлечь пользу.

Забыл сказать, что, когда дядя только приземлился у нашей хаты, к нему подошло много людей, проверили документы. Все удивлялись, как он мог посадить самолет на такой маленький лужок, с четырех сторон обкопанный канавами при довоенной мелиорации.

Утром, попив крепкого чая, дядя Гриша попрощался со всеми нами, сел в У-2, сделал над Касплей два круга и улетел. Впоследствии он воевал до конца войны, был тяжело ранен под Старой Руссой и, как Алексей Маресьев, раненый прополз несколько километров, пока его не подобрали колхозники. Дядя всегда руководил большими воинскими соединениями, работал на генеральских должностях, хотя имел звание полковника.

Его жена – Азалина Петровна – рассказала мне одну интересную историю, из-за которой вся жизнь Григория Трофимовича пошла кувырком. По характеру дядя был человек прямой, кристально честный, верный сын и слуга своей Родины. Его боевое мастерство поражало многих. Так, в одном воздушном бою под Рудней он вел бой с девятью фашистскими истребителями и даже сбил одного из них. Дядю трижды представляли к высокому званию Героя Советского Союза, но всякий раз документы возвращали.

А было это из-за его наивности. При поступлении в партию, когда он заполнял анкету, в графе «социальное положение» написал – «из кулаков». Хотя его отец – Боровченков Трофим Андреевич – был родовитый крестьянин. Эта непростительная оплошность не только не давала дяде возможности получить высокое звание Героя, но он не мог получить и чин генерала, а был этого достоин.