Анафем - Нил Стивенсон

Примерно половину внутренней поверхности орба покрывала вода, остальное составляло «небо» — синее небо, по которому двигалось солнце. Что синева нарисованная, легко было забыть, если не смотреть на порталы Девятого и Одиннадцатого орбов, — они висели в небе, как очень странные астрономические тела, и соединялись канатными дорогами с плавучими зданиями внизу. Солнце представляло собой пучок оптоволокна, передающего отфильтрованный свет от параболических рогов на внешней поверхности икосаэдра. Волокно было закреплено на поверхности орба, но на разные его участки свет подавался в разное время, что порождаю иллюзию суточного хода солнца. Ночью наступала темнота, хотя, как объяснил Жюль, в подводные огороды многих плавучих зданий были выведены световоды, так что овощи росли круглые сутки. Система была настолько эффективна, что Геометры могли поддерживать плотность населения, как в средней скученности городе, только за счёт того, что в самом этом городе и выращивалось.

Нам повезло, что вид с больничной террасы давал столько пищи для глаз и тем для разговора, потому что иначе мы бы не знали, как и о чём говорить. Лица у Джезри и Лио были напряжены. Да, при виде меня они расплылись в улыбках, и я тоже страшно им обрадовался. Мы обменялись этими чувствами мгновенно и без слов, после чего оба как будто окаменели. Это значило: «Держи рот на замке».

Впрочем, мы так налегали на еду, что говорить было особенно некогда. Фраа Сильданик и другие арбцы приходили и уходили. К тому же, хоть мне и не хотелось дурно думать о наших хозяевах-латерранцах, я не поручился бы, что на террасе не установлены подслушивающие устройства. Некоторые латерранцы поддерживали Основание, и даже сторонники Опоры могли не одобрять нашу роль в захвате «Дабан Урнуда». У кого-то из них долисты убили друзей или родственников. Решительно не стоило говорить о том, что тысячелетник взорвал их корабль, а потом исчез. Как только я немного заглушил голод, мне стало по-настоящему не по себе.

Когда появился Арсибальт и как землеройный снаряд двинулся к корзине, я выждал, чтобы он набил рот едой, поднял бокал и сказал:

— За фраа Джада. Вспоминая четырёх погибших долистов, не забудем и того, кто отдал жизнь в первые десять минут нашей миссии, даже не выйдя из атмосферы Арба.

— За покойного фраа Джада, — подхватил Джезри, так быстро и принуждённо, что я понял: он всё это время думал о том же самом.

— Я никогда не забуду, как он сгорел в атмосфере, — добавил Лио с такой стопроцентно фальшивой искренностью, что у меня чуть вино не брызнуло из ноздрей. Я пристально наблюдал за Арсибальтом, который перестал есть и вытаращился на нас, пытаясь понять, не шутим ли мы так странно и неуместно. Я дождался, когда он посмотрит на меня, и скосил глаза наверх, как в Эдхаре, где взгляд на окна инспектората означал: «заткнись и подыгрывай». Арсибальт кивнул, но лицо у него по-прежнему было ошарашенное. Я пожал плечами, давая понять, что он тут такой не один.

Появился Самманн в традиционном облачении ита и, демонстрируя феноменальное самообладание, обошёл всех, пожимая каждому руку и хлопая каждого по плечу. Лишь после этого он откинул крышку корзины, в которой лежало нечто куда более изысканное и заманчиво пахнущее, чем в наших. Мы дали ему спокойно утолить голод. Ел он с той же тихой задумчивостью, что когда-то перед Оком Клесфиры, где я столько раз видел его за завтраком. Он ничуть не удивился, что корзин и людей пять, а не какое-то другое число, и вообще был исключительно сдержан и бесстрастен. Вместе с официальным нарядом это пробудило во мне целую кучу социальных рефлексов, которые я считал давно и благополучно забытыми.

— Мы только что подняли тост за покойного фраа Джада и других погибших, — сказал я, когда он сделал паузу в еде и потянулся к вину. Самманн коротко кивнул, поднял бокал и ответил:

— Хорошо. За ушедших товарищей.

Это значило: Да, я тоже знаю.

— Я один тут страдаю от странных неврологических осложнений? — спросил Арсибальт.

— Ты о гипоксическом повреждении мозга? — участливо подсказал Джезри.

— Зависит от того, временно это или навсегда.

— Некоторые мои воспоминания довольно обрывочны, — заметил Лио.

Самманн кашлянул и посмотрел на него.

— Но чем дольше я в сознании, тем больше мне удаётся их упорядочить, — закончил Лио. Самманн вернулся к еде.

Проходивший мимо Жюль Верн Дюран заметил нас, оглядел сцену и заулыбался.

— Ах! — воскликнул он. — Когда вы пятеро в обсерватории, без скафандров, хватали воздух, как рыба на берегу, я боялся никогда больше не увидеть такой радостной сцены!

Мы все, повернувшись в сторону Жюля, подняли бокалы и замахали руками, приглашая его подойти.

— Что с остальными — я хотел спросить, что сделали с четырьмя телами? — спросил Джезри. Пять пар арбских глаз устремились на латерранца, но если Жюль и заметил расхождение в числах, то не подал виду.

— Это стало темой переговоров, — сказал он. — Тела четырёх долистов заморожены. Как вы догадываетесь, Основание хотело подвергнуть их биологическому исследованию. — Тень прошла по его лицу, и он надолго замолчал. Мы все понимали, что он вспоминает свою жену Лизу, чьё тело препарировали на конвоксе. Справившись с собой, Жюль продолжил: — Арбские дипломаты в самых сильных выражениях заявили, что это недопустимо: что останки следует в неприкосновенности передать делегации, в которую вы теперь входите. Это произойдёт на церемонии открытия переговоров. Она состоится в Четвёртом орбе примерно через два часа.

Основание ничего не знает о Всеобщих уничтожителях в ваших телах, я не проболтался, но мне здорово не по себе.

Доставила ли делегация ещё Всеобщие уничтожители? Не рассеяны ли их по «Дабан Урнуду» сотни и тысячи? Кто в делегации может их взорвать? Я «помнил» (если можно так сказать о том, чего в этом космосе не было) серебристую коробочку в руках фраа Джада. Детонатор. У кого из пятидесяти арбцев такие же? Что важнее: кто нажмёт на кнопку? Людям определённого склада такая жертва могла показаться приемлемой: ценой пятидесяти арбских жизней «Дабан Урнуд» будет полностью стерилизован, а немногим уцелевшим останется только капитулировать без всяких условий. Куда экономичней, чем вести войну.

Мне сразу расхотелось есть, и не только потому, что я насытился.

Все остальные думали примерно о том же, поэтому разговор не блистал живостью. Точнее, никакого разговора не было. Тишина стала заметной. Я пытался вообразить, что подумал бы об этом слепой гость, потому что акустическая среда тут была отчётливо необычной. Воздух почти не двигался. Каждый орб согревался и охлаждался по своему суточному графику, так что воздух, сжимаясь и расширяясь, гулял между порталами, создавая лёгкий ветерок. Однако настоящего ветра, чтобы поднять волны или хотя бы сдуть лист со стола, здесь не было. Звуки распространялись далеко и странно отражались от потолка. Мы слышали, как кто-то репетирует на смычковом инструменте трудный пассаж, как спорят между собой дети и смеются женщины, как работает какой-то пневматический инструмент. Воздух казался плотным, пространство — замкнутым, давящим. А может, мне правда не стоило так много и быстро есть.

— Четвёртый орб — урнудский, — заметил Лио, выводя нас из забытья.

— Да, — мрачно ответил Жюль, — и все вы будете там.

Ничего личного, но я бы хотел, чтобы ходячие бомбы как можно скорее убрались из моего орба...

— Это урнудский орб с самым большим номером, — проговорил Арсибальт, — следовательно, если я правильно понимаю, он ближе всего к корме, самый жилой и...

— Самый низкий в иерархии, да, — подсказал Жюль. — Самый старый, самый важный, самый начальственный — Первый.

Уж если взрывать, то его.

— А мы туда попадём? — спросил Лио. Будет ли у нас возможность его взорвать?

— Не думаю, — ответил Жюль. — Тамошние обитатели — очень своеобразная публика. Они почти ни с кем не общаются.

Мы переглянулись.

— Да, — сказал Жюль. — Они немного похожи на ваших тысячелетников.

— Сравнение оправдано, — заметил Арсибальт, — ведь их путешествие длилось тысячу лет.

— Тогда вдвойне горестно, что фраа Джад туда не попал, — сказал я. — В Первый орб он бы прямиком и направился — если бы в том повествовании, в котором он досюда добрался, кто-нибудь вроде меня открывал ему двери.

— И что, по-твоему, он бы там сделал? — живо поинтересовался Джезри.

— Зависит от того, как бы его там встретили, — ответил я. — Если бы всё пошло совсем плохо, мы бы погибли, и наши сознания больше не отслеживали бы это повествование.

Самманн снова оборвал нас покашливанием.

— И долго нам добираться до Четвёртого орба? — спросил Джезри. Он один сохранил дар речи; Лио и Арсибальт только ошалело хлопали глазами.