Рандеву с «Варягом». Петербургский рубеж. Мир царя Михаила (сборник) - Александр Михайловский

Посмеявшись над этими рассуждениями, мы стали разглядывать живописную местность за окном поезда. Мы уже миновали Баварию и двигались по территории королевства Вюртемберг.

– Богато и хорошо живут здесь люди, – сказал со вздохом Коба, рассматривая уютные немецкие городки с непременной кирхой или католическим собором на главной площади.

– Хорошо там, где нас нет, – философски заметила Ирина, с трудом подавляя зевок – похоже, что ночами не высыпалась, и теперь ее укачало и клонило ко сну.

– Ирина, а ты разве здесь уже бывала? – спросил с усмешкой Коба, незаметно подмигивая мне. Похоже, что он решил немного подразнить нашу красавицу, чтобы разогнать ее тоску-печаль.

– Да была я здесь, была, отстань, окаянный, дай человеку хоть немного вздремнуть! – Ирина, уже не стесняясь, зевнула, прикрыв для приличия свой изящный ротик с накрашенными губками узкой ладошкой с длинными пальцами.

– Ну и как здесь живется? – спросил Коба. – «Ладно за морем иль худо, и какое в свете чудо?..»

Ирина, поняв, что вздремнуть ей так и не дадут, в свою очередь решила немного поэпатировать будущего генсека:

– Знаешь, Сосо, мне что-то не очень здесь понравилось, – сказала она, – а чудес было – хоть пруд пруди. Тут и негры с арабами и турками, слоняющиеся по улицам без дела, словно здесь не Германия вовсе, а Багдад какой или Каир. Ну и на гей-парад посмотрела – тьфу, омерзительнее зрелища я не видела еще в своей жизни!

– Ирина, ты меня обманываешь? – недоверчиво спросил Коба. – Откуда здесь, в центре Европы, турки, арабы и негры? Чего им тут делать? Кстати, а что такое гей-парад?

– Гм… – Ирина густо покраснела, теперь только поняв, что ей придется объяснять человеку, не понимающему реалии XXI века, то, о чем в веке двадцатом приличные люди стараются не говорить вслух. Она умоляюще посмотрела на меня. Придется выручать Иришку, подумал я, ей трудно будет объяснить Сосо, почему люди, в их времени прятавшие от других свои противоестественные наклонности, в наше время выставляют их напоказ.

– Видишь ли, – начал я осторожно, – в будущем, из которого мы прибыли сюда, в Европе царит, не к ночи будет сказана, толерантность и политкорректность. Сие означает, что капитализм достиг высшей точки своего развития, успел совершенно разложиться, и теперь любой извращенец может гордо демонстрировать окружающим его людям свои пороки. Гей-парад – это торжественное шествие по главной улице с оркестром толп содомитов, зоофилов и лесбиянок. Ирина права – для нормального человека, наверное, нет зрелища омерзительней.

У Кобы от удивления даже челюсть отвисла.

– Шени деда… – пробормотал он. Потом, видимо вспомнив, что как минимум один из присутствующих здесь понимает по-грузински, оторопело спросил: – Вот так прямо и идут содомиты, заявляя всем, что они… – тут он посмотрел на красную как рак Ирину и закашлялся.

– Именно так, генацвале, – сказал я. – Теперь ты понимаешь, что эта Европа совсем не похожа на ту Европу. И она вряд ли может понравиться нормальному человеку.

– Да как же они живут-то, – все еще не оправившись от удивления и возмущения спросил Коба, – дети-то у них откуда берутся?

– А детей для них рожают другие, – сказала Ирина, – а содомиты воспитывают приемных детей по образу своему и подобию.

– Какой ужас, – тихо сказал Коба, – как вы только там живете, с такими вот?

– Ну, в России с этим как бы вроде все в порядке, – сказал я, – у нас не дают подобным извращенцам голову поднять, за что весь просвещенный Запад обзывает нас дикарями и отсталым народом.

– Ну, и слава богу, – сказал Коба. При этом он с интересом посмотрел на Ирину. А я сделал зарубку на память – похоже, что он положил глаз на нашу красулю. С одной стороны, дело молодое, тут мы все грешны… А с другой стороны, как найдут общий язык люди, которые выросли в разное время, в разных странах, и по своим взглядам на жизнь и на мир, который их окружает, так непохожи друг на друга?

Впрочем, пусть будет то, что должно быть. Вот, кстати, и Ирина, как я успел заметить, постреливает глазками в сторону Сосо. А что, он мужчина яркий, выразительный, самобытный, чем-то похожий на мачо из мексиканских сериалов. И рост у него нормальный – врут историки-либерасты, в полицейском розыскном деле он точно указан – тридцать восемь вершков, или «на наши деньги» – 170–175 см. А это даже в наше время считается средним ростом.

Имея дело с нами, Сосо пообтерся и даже приобрел некоторый лоск, который, скорее всего, был у него прирожденным. Ну не на пустом же месте возник Красный император, о котором так много писали в наше время. Умел он нравиться людям, которые если и не боготворили его, то считали вполне надежным и приятным в общении товарищем.

Надо помнить и о том, что летом 1917 года Сталин оставался чуть ли не единственным высокопоставленным большевиком, не севшим в тюрьму и не ушедшим на нелегальное положение. Он вполне находил контакты и со своими, и с чужими. Так что, имея перед собой носителя харизмы такой силы, Ирина и вправду может не устоять перед натиском кавказского джигита.

Но, может, это и к лучшему. Ведь кто знает, каким бы стал Сталин, если бы на протяжении своей жизни не потерял одну за другой двух любимых женщин. Может, им с Ириной и впрямь стоит попробовать начать все с чистого листа?

Я решил дать им возможность побыть одним и, сказав, что хочу сбегать в вагон-ресторан, вышел из купе. Уже темнело. В сумерках мелькали тусклые огни немецких городков и станций. В соседнем купе кто-то на губной гармошке выводил незамысловатую мелодию. Получалось у музыканта, кстати, неплохо. Трогательно даже.

Мне вдруг стало грустно. Вспомнился покинутый нами навсегда мир, родная Алания, Владик и Терек с его мостом и старой кирпичной мечетью на левом берегу. Сердце защемило. Надо будет, когда вернемся назад, в Питер, отпроситься у Деда, и хотя бы на пару деньков съездить во Владикавказ. Конечно, в начале ХХ века он мало похож на тот, который я видел в конце того же века. Но все же…

Сосо и Ирина в купе подозрительно молчали. Гм, надо бы мне нарушить их уединение. Далеко ли до греха. Ведь Ирина – девица молодая, романтичная, ну а Сосо – тот человек восточный, горячий… Земляк…

Я вежливо постучался в дверь и, дав двум нашим голубкам минуту на то, чтобы надеть на лица скучающе-безразличное выражение, отодвинул дверь купе… Но, клянусь Святым Георгием, что-то между ними уже началось.

22 (9) марта 1904 года, утро. Берингов пролив, АПЛ «Северодвинск», позиционное положение, скорость 14 узлов, курс норд

Император Михаил II, принцесса Масако, епископ Николай и капитан 1-го ранга Верещагин

Восточная часть Берингова пролива, через которую проходит теплое течение, несущее свои воды из Тихого в Северный Ледовитый океан, полностью не замерзает даже в суровую зиму. Во избежание навигационных рисков и ускорения форсирования пролива, капитан 1-го ранга Верещагин поднял свой атомоход в позиционное положение. То есть у «Северодвинска» из воды выступала только рубка. Лет через пятьдесят или сто такое зрелище в этих краях вызвало бы нездоровый ажиотаж на американском берегу. Но сейчас все было тихо и мирно. Никого, включая северных медведей и моржей, а также регулярно охотящихся на них чукчей из России и эскимосов из Аляски не заинтересовала скользящая между льдин черная рубка «Северодвинска». Дальше на север, когда глубины станут больше, а полынья превратится в редкие разводья, «Северодвинск» погрузится подо льды Арктики, для того чтобы, миновав Северный полюс, ровно через неделю всплыть уже по ту сторону океана, в Баренцевом море.

Ледовая пустыня, непреодолимая для обычных морских кораблей, для подводного атомного крейсера является надежной торной дорогой. Именно по этой причине капитан 1-го ранга Верещагин, как гостеприимный хозяин, пригласил своих высокопоставленных пассажиров выйти на свежий воздух и полюбоваться на берега пролива, разделяющего Азию и Америку. Следующей сушей, которую они смогут увидеть, будут скалы в районе Осло-фиорда.

Из всех присутствующих на борту ВИП-персон, один лишь великий князь Александр Михайлович отказался от прогулки на «свежем воздухе». Обязанности, которые собирался возложить на него новый император, требовали знаний, знаний, и еще раз знаний. Когда в империи, наконец, разберутся в том, что именно произошло, то все станут тянуть одеяло на себя. Армейские потребуют аэропланы, скорострельные карабины и бронеходы. Флотские станут требовать строительства могучих многобашенных линкоров и невидимых с поверхности моря подводных лодок.

Помещикам, крестьянским артелям и отдельным зажиточным мужикам потребуются трактора, а железнодорожники захотят получить мощные и экономичные локомотивы с двигателями дизеля-тринклера.

Словосочетание «Большой скачок» Александр Михайлович не знал, но о смысле его инстинктивно догадывался. Только вот надо было помнить о том, что, учитывая крайнюю слабость российской промышленности, главное не надорваться, пытаясь поднять заведомо непосильный груз.