Последний контракт - Михаил Нестеров

...Как и тогда, настроение пришибленное. Наполовину — по той же причине, из-за дочери. Та давно забросила ролики, но отец этого слова не забыл, даже присовокупил к нему родственное: шарики. Шарики за ролики.

Дочь звали Мирандой. Она не отбилась от рук, но вела себя буквально стремно. Дело больше не в ней, а в ее окружении.

— Закуривай, Сергей, если хочешь, — предложил Матиас. Он тоже курил, но бессистемно, мог выкурить и пачку в день, а мог вообще не дотронуться до сигареты. — Вопрос с твоим жильем решен. Кстати, как ты провел эту ночь?

— Не сказать, что выспался.

— Вот как? Почему?

— Ваш парень — Дудников, у которого я ночевал, всю плешь проел, рассказывая про машины. «Ламборджини», «Мерседесы»... Подарил мне красную кепку «Феррари». Я у него спрашиваю: «У тебя ушанки нет?» Он мотает башкой: «Нет. На хрена тебе ушанка?» Уши, говорю, хочу закрыть. Достал.

Банкир улыбнулся. Но улыбка слетела с его губ, едва Сергей продолжил.

— Он и Рукавишников недавно убрали кого-то, верно? — Марковцев сделал первый шаг к тому, чтобы слегка потеснить позиции Адамского. Он автоматически перешагивал через Дудникова, уже представляя его бездыханным, и нимало об этом не беспокоился. Гонщик все равно споткнется либо ему помогут, подтолкнув в спину. — Я бы тебе посоветовал избавиться от этого шоферюги. Он болтлив, я бы никогда не взял такого в свою команду.

— Так... — Матиас нервно прошелся по комнате. — Что еще он тебе сказал?

— Ничего, чтобы испортить наши отношения. А им пошел девятый год. Что знает он и что знаем мы, Алексей? Хочешь, я займусь Дудниковым, поспрашиваю, что и кому он рассказал про гонку на трассе М2? Мне он не назвал имя жертвы, но может сболтнуть другому. Ты не часто шел на крайние меры, даже если на этом настаивал я. Значит, дело серьезное.

— Забудь про Дудникова. Мне тоже придется забыть о нем. — Пауза. — Мне тебя сам бог послал. Прошли сутки, а ты уже сумел меня увести от серьезной угрозы.

Матиас с трудом настраивался на другую тему. Он нарочито медленно подошел к столу, вынул из ящика стола ключ и протянул его Марковцеву. Так же неторопливо вырвал страницу из перекидного календаря, где был записан адрес, и вручил ее Марку.

— Ордер, — принужденно пошутил он. — Мне сказали «приличная высотка». Но где это, я не знаю. Вечером познакомишься со своей квартирой. Сейчас же я хочу познакомить тебя с одним человеком, пока что заочно.

Сергей уже отвечал на схожий вопрос в кабинете Скворцовой. Банкир тоже поинтересовался, сколько лет его дочери, и, покивав, сказал:

— Моя на два года младше.

Он постарался рассказать о своей дочери в общих чертах, но не мог не спуститься до мелочей. Он не хотел загружать Марка в первый день «корпоративными» проблемами, которых с его подачи оказалось на одну больше. Постепенно втянуть его в работу, а заодно удовлетворить Адамского («Займи его чем-нибудь») позволяла именно житейская трудность, в англо-русском варианте звучащая как «проблемный ребенок».

— Миранда не глупая и не испорченная девчонка. Временами — и мне кажется, она намеренно издевается надо мной — ее речь замусорена так, что ее не понимает даже ближайшее окружение. Ее окружение — вип-снобы. Ее, пардон, облачение — дресс-коды. Ей-богу, мне проще объяснить это на пальцах, — бессильно рассмеялся Матиас. — Цацки, причудливые наряды вроде джинсовки с перьями.

Она называет это буржуазным стилем, а более невнятно — гламуром.

— Это она?

— Да. Можешь посмотреть.

Марковцев повернул к себе фото в рамке, стоящее на рабочем столе банкира.

— Ты ведь ни разу не видел ее? — осведомился Матиас.

— Один раз. Издали. Она была с тобой. Лет восемь-девять назад.

Алексей рассказывал, а Сергей смотрел на снимок Миранды. От отца она унаследовала глубоко запавшие глаза, походившие на две миниатюрные бомбочки, бьющие без промаха. Мимо такого взгляда действительно трудно пройти, он манил к себе хотя бы потому, что создавалось странное ощущение: вот он сейчас юркнет в какую-то темную норку и больше никогда не покажется. Это на снимке, а что же в реальности?

— Она не любит простые имена. Ее подруги и друзья сплошь Дуни, Феклы, Айзели, Искандеры, Митрофаны. Собственно, отпрыски президентов и вице-президентов нефтяных и прочих компаний. Я не пойму, почему они дают своим чадам и компаниям такие стремные имена-названия. Это не относится к Миранде, — немедленно пояснил Алексей, — она носит имя моей матери. Так вот, к ее компании примешались «ничьи» дети, которые как бы сами по себе. Им тридцать — тридцать пять лет, состоятельные, но сплошь педерасты и лесбиянки. Знаешь, их можно распознать по полыхающим глазам. Если проще — взгляд у них больной. К ним в свою очередь примазались их предки. Представь себе пятидесятилетнюю бабу, утянутую «пластикой» и неподъемную от силиконовой «витрины». Или шестидесятилетнего мужика с напомаженными и подкрашенными волосами. Представил?

— Я сегодня еще не завтракал, — лаконично пояснил Марковцев.

— Собственно, к чему я все этого говорю. — Банкир встал, обошел стол и приблизился к Сергею вплотную. — Дай мне сигарету. — Прикурив и выпустив струйку дыма, он продолжил: — На Миранду здорово влияют несколько молодых людей. Все бы ничего, если бы не кокаин. Ты понимаешь, что разговоры по душам на нее не действуют. Она кивает, мы приходим к соглашению, но вскоре все начинается сызнова. Лечить ее рано, но я хочу, чтобы не было ни «как раз», ни тем более «поздно». Я говорил об окружении Миранды...

Матиас взял паузу. Он избрал отнюдь не оригинальный, но, на его взгляд, всегда результативный способ воздействия.

— Нужно кое-кому переломать ноги, не обозначая, кто стоит за этой «травматологией». Я состою в партнерских отношениях с родителями этих недоносков. Тонкость заключается в следующем: впоследствии ноги Миранды должны оказаться в неприкосновенности. Я не хочу войны на данном этапе.

— Я понял, — ответил Сергей.

— Что тебе нужно, чтобы переломать им ноги? — спросил Матиас. — Кроме денег, разумеется.

— Пистолет с глушителем, — ответил Марковцев. — Вы знаете мою любимую марку оружия.

— "Вальтер", — натянуто улыбнулся банкир. — Получишь без проблем.

— Когда вы хотите, чтобы я этим занялся?

— Чтобы не было ни «как раз», ни «поздно», — повторился Алексей.

Он взял из рук Сергея листок календаря с адресом, вернулся за стол и набросал на страничке еще несколько строк.

— Обычно она крутится в этих заведениях. Присмотрись там. Правда, туда не каждого пускают. Извини, я не хотел тебя обидеть.

— Все нормально. Обычно я смотрю исподлобья, когда у меня деньги на исходе.

— Черт! Одну секунду. — Матиас пошарил в ящике стола и достал ключ. Подошел к сейфу, поколдовал с замком. Вынул пачку долларов и захлопнул тяжелую дверцу.

— Закрыть быстрее, чем открыть, — заметил Сергей.

— Да, система такая: замок срабатывает автоматически, когда дверца встает на место.

— Сквозняком не сдует?

Матиас рассмеялся.

Отпустив Сергея, банкир позвонил Адамскому. Чертыхнулся, положив трубку. Герман в это время был на пути в Псков. Алексею пришлось вызвать Рукавишникова. Его приказ был короток:

— Твой друг или приятель, называй его как хочешь, распустил язык про гонку на трассе М2. Поговори с ним, а потом попрощайся. И передавай привет от меня.

17

Катя Скворцова сегодня имела беседу с последним шефом Пятого[4] управления КГБ Леонидом Розановым. Этих людей связывала дружба самой Кати и дочери генерала, погибшей в нелепой автокатастрофе пять лет назад. Она была инженером-электронщиком, выпускницей МИЭМ, работала в институте атомной энергии имени Курчатова. Катя была ее по-настоящему близкой подругой, и генерал не забывал об этом ни на минуту.

Такие встречи никогда не были плановыми, носили приятельский характер и больше были нужны самому генералу. И в них никогда не звучало ничего личного, никаких воспоминаний. Наверное, подразумевали, что рядом находится третий собеседник.

Только сегодняшняя встреча все же была «омрачена» покровительством генерала. Катя не была дурой и понимала, что ее продвижение по службе — во многом заслуга Леонида Михайловича. Он пришел не для того, чтобы озарить комнату своим неповторяемым ореолом, а исподволь узнать настроение хозяйки квартиры; угадать по глазам, жестам... и принять-таки молчаливую похвалу в свой адрес.

Они удобно устроились на диване в комнате Скворцовой и попивали каберне. Розанов в строгом темном костюме и ярком галстуке. Тема беседы так или иначе касалась недавно опубликованной статьи генерала КГБ в одном из «чисто» военных изданий; «Предлог, конечно, — улыбалась Катя, — слегка топорная дипломатия». В этой статье высокопоставленный чекист обострил вопрос, касающийся «самого крупного денежного перевода террористам, который удалось отследить американским спецслужбам: 30 тысяч долларов». «Разве можно было совершить на такую мизерную сумму мегатеракты на территории США?» — вопрошал Розанов на странице газеты.