Последний контракт - Михаил Нестеров

— Ну, как ты жил эти годы? — спросил Матиас и грубовато отослал бармена, ставшего напротив: — Go away (ступай прочь).

Марковцев пожал плечами. И снова ответил цитатой-притчей:

— Привыкли руки к топорам. Только сердце непослушно докторам.

Уже сейчас Алексей Михайлович мог признаться себе, что никаких проверок не нужно. Марковцев говорил и выглядел, как человек, проведший долгое время в неволе. Он скрывался — а это пуще неволи. С другой стороны, если бы он впервые увидел его хотя бы в этом ресторане, на улице, то прошел бы мимо и не окликнул.

— Давно хочу свалить отсюда, — продолжал Сергей. — Но нет денег и высовываться неохота. Странное ощущение. Всю жизнь чувствовал себя перелетной птицей, сейчас же не вижу себя даже переползающей жабой.

Пора задать вопрос в лоб, решил Марковцев.

— Есть работа? — спросил он.

— Пока что есть желание снова видеть тебя в команде. Но не сразу. Надо подумать.

— Вы уже подумали, Алексей Михайлович. Иначе бы не пришли сюда. Я вижу, у вас есть трудности. Четыре года — хороший срок, про меня давно забыли. Но встает вопрос: неужели на таких людей, как я, снова спрос?

«Три года», — мысленно поправил собеседника Матиас, не собираясь отвечать на последний вопрос, поскольку Сергей сам ответил на него: да, на таких снова спрос. Сергей скрывал часть своей биографии, то, что он после побега из колонии успел поработать на две «конторы», и Алексею это понравилось. Во всяком случае, у него появлялся козырь, когда в один прекрасный момент он предъявит Марковцеву следующее: «Что же ты сразу не сказал? Из-за тебя я мог крупно вляпаться».

Он знал много примеров, когда рядовые матерели и убирали своих боссов. Поэтому он еще в начале 90-х принял решение о качестве боевой единицы «Щита»: она должна быть укомплектована военными и только военными. Людьми, которые по своей сути привыкли подчиняться. Ему нужны были настоящие исполнители, привыкшие к дисциплине. Боевое ядро образовалось не сразу, а по прошествии четырех лет.

И вот сейчас не стоило торопиться по той же причине.

Алексей вынул из кармана пачку евро и передал Сергею.

— Никуда не дергайся. С тобой свяжутся мои люди.

— Волосатый хип-хоп-громила, который сопровождал вас в храм, ваш человек?

Матиас долго смотрел на Сергея. Но его вопрос оставил без внимания.

12

Марковцев вернулся в церковь в начале второго ночи и поставил машину вплотную к крыльцу. Отец Николай поджидал его, корпя в библиотеке над учетными бумагами, перенося данные в электронную бухгалтерию и поругиваясь: «Господи, как же тут все запущено!» На шутку Сергея, оприходовал ли он пять тысяч или приберег их на свечной заводик, Румянцев отреагировал тяжелым взглядом из-под широких бровей.

— А как насчет этого? Оприходуем? — Марковцев выставил на стол бутылку дорогого виски и рассмеялся: — Сегодня я богач, Коля. Давай тяпнем.

Он сдвинул в сторону жестянку с мелочью и уселся на край стола. Открутил пробку и глотнул из горлышка. Посмаковав виски во рту и артистично покрутив глазами, одобрительно покивал:

— Отличная штука. Утром будем как стеклышко. Николай закрыл тяжелую дверь — чтобы не было видно алтарь, и вернулся на свое место — сел на широкий, обитый тисненой кожей, неподъемный стул. В буквальном смысле слова закрыл глаза на очередное богохульство Марковцева, прикурившего от свечки. И снова немного позавидовал ему. Попытался угадать, о чем думает Сергей, прошла ли его встреча с банкиром так, как он планировал. Впрочем, он ничего не планировал, так, предполагал. И совета ни у кого не спрашивал — ни у бога, на фиктивной службе у которого он состоял больше года, ни у черта, который подбросил ему идею о монашеской жизни. А на вопрос трехдневной давности, чем закончилась его монастырская судьбина, Марковцев ответил: «вальтером», дымящимся после шести выстрелов".

Обнадежил вообще-то. В то время отец Николай окидывал взглядом настенную живопись православного храма, этот памятник раннехристианской литературы о пришествии на землю Христа и появлении Антихриста, выполненный в единой колористической гамме и с чувством меры, и прикидывал, что задымится в руках Марковцева в скором времени и как будут выглядеть обугленно-архитектурные формы натурально афинского храма.

Пока что дымилась сигарета. И... слава богу.

Снова воспоминания, тяготившие душу и в то же время очищающие ее. Загорск. Сергей Марковцев с длинными волосами, перехваченными на затылке резинкой, и короткой бородкой. Близился к своему завершению 1996 год.

— Нужны священники без образования? — спросил Сергей, найдя Николая в цитадели Русской православной церкви. — У меня проблемы. Пока меня не ищут, но могут начать преследование сразу с двух сторон. Береженого бог бережет.

— Один знакомый митрополит — он кончил духовную семинарию и Московскую духовную академию, защитил кандидатскую, — пояснил Николай, — написал бы прошение: «Вынуждин скрываца бегством». Дуб дубом. Есть Свято-Петров монастырь в Новограде.

— Годится. А у меня как раз есть монахи. Десять человек. Порядок в монастыре и на близлежащей территории гарантирую. На досуге обещаю читать Евангелие и только Евангелие. Что нам нужно, рясы?

— Да, и подрясники.

— Это что-то вроде бронежилетов? — улыбнулся Марковцев. — Сколько я тебе должен? — Он пресек попытку священника перечить. — Считай, ты обеспечиваешь мне «крышу». Ставки в центральном аппарате МВД за такую услугу колеблются в пределах пяти «штук». — И удвоил эту сумму, вручив церковнику десять тысяч долларов и словесное пояснение: — Это за «прощение» отсутствия регистрации.

Восемь лет прошло, а Сергей, казалось, не изменился. Может, у него был свой почерк в его ремесле, но не в общении.

Румянцев вынул из нагрудного кармана рубашки аэрозоль с каметоном и поочередно втянул лекарственную взвесь широкими ноздрями. Простыл накануне, насморк замучил, хрипы объявились где-то в районе верхних дыхательных путей, головная боль как банный лист пристала.

Одно блюдо с подаяниями унесли еще вечером, во втором кое-что осталось, и Николай лично перенес его в библиотеку. Он развернул плитку молочного шоколада и разломил пополам. Принял от Марковцева стаканчик с виски и, прежде чем осушить его одним глотком, тихо скороговоркой (больше для собеседника) прошептал:

— Господи, прости меня за сердце мое, отягченное объедением и пьянством и заботами житейскими, чтобы день этот не постиг меня внезапно.

Отерев губы, Николай спросил:

— Долго еще?

Марковцев понял собеседника.

— Может, неделя, может, месяц, — ответил он, — кто знает? Пока пробьют по всем каналам...

Сергей очень надеялся, что разведчики сумели подчистить за ним по линии ФСБ и МВД. Обнадеживал тот факт, что досье на него в управлении контрразведки больше не существовало. Он сам позаботился об этом и в свое время заполучил в руки то, на что хоть одним глазком мечтает поглядеть любой агент — свое личное дело. И получил он его лично от Кати Скворцовой.

— Так что радуйся, Коля, наслаждайся теплым климатом, — закончил Марковцев.

— Да, да, спасибо тебе...

Марк кивнул на дверь:

— Тебе бы ворота поставить. Машину паркуешь на проезжей части.

— Я не знаю такого слова — ворота. Есть врата...

— Ну поставь врата, — улыбнулся Сергей. — Угонят когда-нибудь.

— Некому здесь угонять. И священников тут чтут. Правда, злословят, окаянные. Я успел пару раз надеть теплую куртку — болею ведь, — а меня уже прозвали «Чудом в перьях». От своего же патриаршего начальства слышал другое: прост, суров, чистоплотен. Вот так захочешь найти середину и не найдешь. Наливай, Сергей, изнутри подлечимся.

— Хорошая идея, — похвалил Марковцев. — Бессмертная.

13

Москва

Катя припомнила напутственные слова, адресованные Сергею Марковцеву:

— В реальной жизни ты можешь потянуть время, но в разведке ты должен сделать ход, оценивая то, как позицию видит твой противник.

И вот словно продолжение темы, то, чего Сергей не услышал, но знать был обязан. Все ходы из ситуаций давно известны. Возникают стандартные позиции. По сути разведчики — заложники выбора; а перебор вариантов, как правильно заметил гроссмейстер Бронштейн, и выбор одного из них исключают игру интеллекта. То касалось не только шахмат. Для разведки настали непростые времена, хотя действуют «по старинке»: это столкновение стратегий.

Вот в этом месте Катя могла заставить того же Марковцева надолго остаться с открытым ртом. Следующая формулировка, впрочем, напрямую относящаяся к делу, родилась спонтанно: «Взаимодействие Марковцева с Матиасом должно быть интерактивным и проявиться в работе Марковцева и Матиаса в качестве равных партнеров при решении задач и означает сознательную активность Марковцева, подкрепленную управляющей деятельностью Матиаса».