Последний контракт - Михаил Нестеров

Дьяк был без головного убора, и Матиас отчетливо видел его надбровные дуги, словно позаимствованные у российского артиста Олега Янковского. Он не мог объяснить себе, почему этот священник приковывает его внимание. Вот он в очередной раз осенил себя крестным знамением, и его рука на отлете, как во время военного парада, словно указала на диаконник, забранный решеткой и находящийся справа от него.

— Сыны человеческие — только суета; сыны мужей — ложь; если положить их на весы, все они вместе легче пустоты. Не надейтесь на грабительство, и не тщеславьтесь хищением; когда богатство умножается, не прилагайте к нему сердца.

Матиас выругался про себя, все больше увязая в странных ощущениях-ассоциациях и не находя причины, по которой он не мог оторвать взгляд от простоволосого священника, его крутых надбровных дуг, не мог избавиться от маршевого темпа, с которым тот вел службу. Он приковывал к себе внимание, но в то же время прятался за богобоязненными поклонами и ускользающими поворотами головы. Вот сейчас он должен стоять лицом к алтарю. Так и есть, но его фигура нацелена на мрачный диаконник. Казалось, взойди он горнее место, голова его снова вывернется в прежнюю сторону. Как в фильме ужасов.

— Горе мне, что я пребываю у Мосоха, живу у шатров Кидарских. Долго жила душа моя с ненавидящими мир. Я мирен: но только заговорю, они — к войне. Аминь!

«Капеллан» закончил службу и направился вдоль иконостаса к декоративно обработанному дверному проему, видимо, в служебное помещение.

А Матиаса еще долго не покидало ощущение, что раньше он видел этого священника. Когда он выскажется более неопределенно — "видел этого человека", он вспомнит его.

9

Настоятель храма отец Николай вошел в комнату придела, отведенную Сергею Марковцеву, и сморщился: новоявленный дьяк курил, сидя на кровати и глядя в маленькое оконце, выходящее на автозаправочную станцию. Сергей освободил себя от рясы, перекинув ее через спинку стула, и остался в оригинальном подряснике: клетчатой рубашке с длинным рукавом, застегнутой наглухо. 45-летний настоятель не мог отпустить недовольную реплику: «Только не в храме божьем!» — потому что сам курил. Сергей заметил ему: «Бороться надо». — «А что же ты не борешься?» — вопросом на вопрос ответил священнослужитель. «Силы кончились», — пояснил бывший монах.

Вот и весь разговор.

— Он не спрашивал про меня? — спросил Марковцев, не глядя на священника.

— Нет, — качнулась окладистая борода Николая Румянцева. — Просто передал деньги и поблагодарил за службу. Но он долго смотрел тебе вслед. Он узнал тебя.

— Дай-то бог... — вздохнул Сергей и затушил окурок в пепельнице.

— Почему ты закончил службу 119-м псалмом? — строго спросил настоятель.

— Так было запланировано, — ответил Сергей без намека на улыбку. А на языке вертелось богохульное «Черт его знает!»

Отец Николай прошел к окну, открыл форточку и закурил немецкую «West». Он не скрывал свою пагубную привычку и в этой свободе больше походил на католического священника, нежели на православного, и давно мечтал сбрить бороду.

— Ты все помнишь? — спросил Сергей у настоятеля.

— Да, — кивнул Николай. — Ты служишь в церкви с начала декабря 2001 года. А я...

— Что ты? — недовольно акцентировал Марковцев. — Не сбивайся. Давай дальше.

— Я ходатайствовал за тебя, поскольку мы знакомы с 97-го.

И оба мысленно перенеслись в этот год.

* * *

...Сергей Марковцев простыл. Одним духом вылечиться не удалось. Всегда действенный прием — стояние босыми ногами на свежем снегу — не помог. Наоборот, поднялась температура, забарахлила застуженная еще в армейские годы почка, эта натуральная половина плунжерной пары. На вопрос Николая Румянцева «Почему в больницу не идешь?» Марковцев сморщился.

— Меня больше всего угнетает в больницах названия болезней на латинском. Словно ты попал в древние времена, на расправу святой инквизиции. А еще буквально история болезней: вот в этой палате лежала одна знаменитость, в этой другая, скончались от того-то. Времена другие, а люди умирают все так же. — Сергей покосился на монастырское кладбище, заросшее бурьяном, с покосившимися крестами, видневшееся через окно просторной кельи: — Чувствую себя как в чужой могиле.

Сергей и Николай учились в одной школе. После один поступил в военное училище, второй в Загорскую семинарию. Один дослужился до подполковника спецназа, второй поднялся до патриаршего секретариата и, его же словами, «ну объезжать с комиссией православные храмы, монастыри... и притоны». Притоном святой отец назвал один из новоградскиx храмов, где царил сплошной беспредел. Его настоятель вместе со своими клириками разграбил церковь в поселке Александровка: содрали иконостас, похитили массу старинных книг иподсвечников.

— Ты вроде следователя от РПЦ? — рассмеялся Сергей.

— Я вроде оперативника, — нахмурился Николай. Оба сидели в рясах. Гость устроился на стуле, хозяин новоградокого монастыря на своей кровати. Потягивали местную рябиновую настойку градусов тридцати. Это второй визит сановника Русской православной церкви в Свято-Петров монастырь, принадлежащий Патриархии. Николай проехал бы мимо, если бы не школьные годы, связывающие обоих воспоминания. Сергей окончил военное училище, а Николай духовное заведение. В ту пору растолстевший Румянцев мог позавидовать военной выправке товарища, его форме с погонами ВДВ.

В общем в ту пору Румянцев непрозрачно намекнул Сергею Марковцеву на возможное продвижение буквально по службе.

Вместе с Румянцевым в монастырь заглянул и отец Иринарх, в миру Василий Прохладов, смешливый священнослужитель. Однако Румянцев предупредил товарища: «Ты не очень-то откровенничай с ним, говори на церковные темы».

— О чем задумался, Коля? — спросил школьного друга Сергей, выставляя на стол вторую бутылку настойки.

— Если честно, то малость завидую тебе, — признался Румянцев, сбиваясь на «ересь». — Я не стремлюсь к высоким постам, церковная иерархия меня мало тревожит. Я мечтаю о небольшом православном храме за рубежом, о своем приходе. — И высказался более практично: — Жду, когда освободится приличное место в стране с теплым климатом.

— У тебя есть монахиня?

— Ну конечно, я же живой человек. — Румянцев улыбнулся. — Давно уже состоит при мне. Софией зовут.

— С собой возьмешь?

— С собой возьму.

Разговаривали как два слабослышащих, или как если бы на практике использовали заранее выбранные условности.

В это время отец Иринарх вместе с монахом Трифоном, специалистом по восточным единоборствам и отменным стрелком, обходил монастырское подворье и дивился порядку, царящему здесь. Даже благосостоянию: в капитальном гараже он узрел джип «Паджеро» за номером Н348УК, принадлежащий лично Сергею Марковцеву.

Когда Иринарх вернулся и опрокинул рюмку настойки, бросив «Выпивать не грех, напиваться — грех», Марковцев, вняв советам Румянцева, заговорил «на церковные темы». Не сразу, но обороты набрал быстро.

— Весь мир находится под влиянием какой-то силы, которая овладевает умом, волею. Антихрист идет в мир... Почему это происходит? Потому что православные не берут в руки оружие, имени Иисусова и крестного знамения. Мои монахи хотят освятить ракеты «сатана» — каждая боеголовка мощностью десять Хиросим, каждый «сатана» несет несколько боеголовок. Число им — 6. Единственный надежный щит Родины...

Иринарх слушал Сергея, открыв рот, как чьего-то посланника; слова «мормонские происки» и им подобные канцелярист на время пропустил мимо ушей. Однако во время выступления монаха ему хотелось обратиться к нему не «сын мой», а «сыночек родненький!» Ничего этого он не сказал. Он тихо, чтобы монах не слышал, прошептал в бороду:

— Что ж ты такое несешь, придурок?!

А того было не остановить.

— Один одержимый назвал себя братом сатаны и объявил войну богу. И стал готовиться к бою. Выточил в мастерской кинжал, нож и меч, сделал на лезвиях гравировку: «666» и «сатана». Пришел в монастырь накануне пасхальной ночи и на рассвете увидел двух монахов, которые шли звонить к заутрене. Под колоколами он и проткнул монахов своим мечом. Насквозь. Его посадили в спецпсихбольницу, а оптинские монахи возвестили о скором конце света. В 1999 году это случится.

Иринарх перекинулся взглядом с отцом Николаем, морщившимся как от ушной, почечной и зубной болей сразу, потом шлепнул по столу мясистой ладонью и разразился ответным монологом:

— В общем так, я принял решение не докладывать в Патриархию о греховном феномене... Как бы его окрестить, прости Господи... Вот: «новоградское возмущение». Чего доброго, и нас с Николаем тоже посчитают бесноватыми и вызовут спецотряд экзорцистов. Я говорил с насельниками, но что толку? Каков батюшка, таков и приход. Не стоит портить летопись. Кажется, я ничего не упустил.