Другой день, другая ночь - Сара Райнер

– Для начала предлагаю каждому рассказать о том, что он сейчас чувствует, – продолжает Джонни, придвигая стул поближе к доске. – Кто первый?

Только не я, думает Майкл.

– Может, кто-нибудь из старожилов попробует? – говорит Джонни.

К удивлению Майкла, голос подает девушка с дрожащими руками.

– Хорошо, давайте я первая. Я Лилли… – Она обводит взглядом сидящих и улыбается – ей явно не впервой. – Меня сегодня немного потряхивает.

Она смешанной расы, замечает Майкл, и местная, судя по выговору.

Психотерапевт медленно кивает.

– И от чего вас потряхивает, как думаете?

– Ну… Вчера вечером мне повысили дозу лития. Наверное, я пока еще не привыкла.

Во-во, говорит себе Майкл. Психиатр, у которого я вчера был, тоже хочет посадить меня на лекарства, а теперь посмотрите на нее. С ней того и гляди нервный срыв случится.

– Хотя по утрам мне всегда тяжелее…

Какое великолепное декольте, думает он и вдруг понимает, что не может сосредоточиться на ее словах.

Из грез Майкла выводит голос американца Троя. Оказывается, он сейчас в отпуске по болезни и к концу недели должен вернуться к месту службы, в Афганистан.

– Жду этого с ужасом, – говорит он.

За ним по нескольку слов произносят седовласая леди и парень в шлепанцах, и повисает долгая пауза.

Интересно, кто первый, думает Майкл. Женщина с длинными золотистыми волосами напротив или худосочная на соседнем диване? Кто угодно, только не я.

Женщина напротив неуверенно ерзает и уже открывает рот, чтобы заговорить, однако внезапно заливается слезами.

Опустив взгляд, Майкл замирает от ужаса.

Но Джонни просто наклоняется вперед и подвигает к ней коробку с носовыми платками. Похоже, происходящее его ничуть не смущает.

– Здесь вы можете спокойно выражать свои чувства, Карен.

– Господи. – Карен берет платок и сморкается. – Извините, извините, не знаю, что со мной…

– Не надо извиняться, – говорит Джонни.

– Поверить не могу, что попала сюда! – всхлипывает она и плачет еще сильнее. – Ой, простите, я не хотела… Очень невежливо с моей стороны, тем более я ни с кем из вас не знакома.

– Я тоже никого здесь не знаю, – тихо, почти шепотом, произносит Эбби.

Майкл полагает, что пришла его очередь, но от смущения не в силах вымолвить ни слова.

– Именно так я себя чувствовала, когда поступила сюда, – обращается Лилли к Карен.

– Вы все такие смелые и честные, а я только и делаю, что рыдаю… – Карен дышит с трудом.

– Здесь вам станет лучше, это точно, – говорит Лилли.

– Правда? – с сомнением в голосе откликается Карен.

Майклу кажется, что он видел ее раньше. Может, это одна из покупательниц? От Хоува до Льюиса всего несколько миль, вполне возможно, что некоторые пациенты прибывают оттуда. Он ковыряет ногтем кожу вокруг ногтя, пытаясь припомнить, откуда он знает эту женщину. Вообще-то у него хорошая память на лица… Была. С тех пор, как началась бессонница, с памятью стало хуже.

– Да, сейчас вы в самом начале подъема в гору, – говорит Трой. – Потом станет легче.

– Не забывайте о технике «я-сообщений», Трой, – обращается к нему Джонни.

А это еще что такое? – думает Майкл. Все эти правила!.. Ему еще меньше хочется говорить.

– Простите, – кивает Трой. – Я хотел сказать, когда я сюда поступил после травмы, то был как в самом начале подъема в гору.

– Спасибо, – говорит Джонни.

– И отсюда только один путь – вверх, – добавляет Лилли.

Карен с облегчением одаривает ее слабой, признательной улыбкой.

14

Джонни рисует на доске большой круг и отступает на шаг.

– Поскольку среди вас трое новичков, сегодня мы выясним, как наши мысли могут усилить депрессию или состояние тревоги.

Лучше бы он не улыбался, думает Майкл. Чего это он такой радостный? Что может быть хуже, чем целый день разговаривать о депрессии?

– Первый шаг на пути к выздоровлению – понять свои мысли, поступки и взаимосвязь между ними. Второй – критически оценить свое поведение. Для начала давайте посмотрим на то, как мы думаем. Один из способов сделать это – диаграмма «злой цветок».

– Я уже делал это упражнение, – ворчит Трой.

– Ничего страшного, – отзывается Джонни. – Группы у нас разные, ведь каждый раз на сеанс приходят разные люди, а это значит, вы непременно узнаете от них что-то новое. Может, тогда начнете вы и расскажете, что находится в середине?

– Депрессия, – говорит Трой, тяжко вздыхая, и Джонни записывает это слово в кружок.

Не понимаю, что за связь между самокопанием и цветами, думает Майкл.

– Итак, кто нам расскажет, чем он занимается в состоянии депрессии? – Джонни окидывает взглядом группу.

– Лежу в постели, – откликается мужчина в шлепанцах.

Да неужели, думает Майкл.

– Отлично, – говорит Джонни, пририсовывает к кружку дугу и пишет в ней: «Лежу в постели». – И что происходит, когда мы не встаем с кровати? Как мы себя чувствуем?

– Дерьмово, – бурчит Трой.

– Именно, – кивает Джонни и пишет «Отвращение к самому себе» в следующей дуге.

– Нужно было написать «Дерьмо», – говорит Майкл.

Слова выскакивают прежде, чем он успевает себя остановить.

– Спасибо, Майкл. Думаю, для нашей цели большой разницы нет, – отвечает Джонни.

У него на щеках вдруг проступают розовые пятна. Поручили бы это дело кому-нибудь пожестче характером, если резкое слово его шокирует, думает Майкл. И все же чувствует угрызение совести.

– Кто еще подскажет, чем занимается человек, когда ему плохо? – спрашивает Джонни.

– Больше пьет алкоголя? – великодушно предлагает Майкл.

Джонни рисует новую дугу и заполняет ее.

– Спасибо, – говорит он, розовые пятна на щеках бледнеют. – А чем это может закончиться?

– Похмельем, – откликается Лилли.

Все смеются.

– Еще большей тревожностью, – говорит Трой, и Джонни подрисовывает стрелку, ведущую к кругу.

А-а, думает Майкл, теперь понятно. Это лепестки. Какое странное совпадение, ведь именно цветы меня сюда и привели.

Рита, седовласая леди в сари, сообщает, что реже выходит из дома, и многочисленные родственники не зовут ее в гости; Карен говорит, что перестала делать то, что так любила раньше, – устраивать вечеринки и встречаться с друзьями, отчего становится еще несчастнее; Трой признается, что часто выходит из себя, а потом чувствует себя виноватым; Колин, молодой человек в шлепанцах, рассказывает, что начинает есть без меры, а потом себя за это презирает. Так они продолжают до тех пор, пока цветок полностью не обрастает лепестками.

Не высказался только один человек, замечает Майкл. Это Эбби. Бледная и тихая, она с самого начала еще не проронила ни слова. Интересно, что у нее за история? Украдкой он приглядывается внимательнее. У Эбби усталый вид; она то и дело прикрывает глаза, будто засыпает.

Майклу хочется ее поддержать. Может, спросить, не принести ли ей кофе снизу, от стойки регистратуры, им обоим не помешало бы взбодриться.

Джонни все еще не закончил говорить.

– Итак, почему мы делаем эти вещи, хотя они нам вредят?

Рита тем временем быстро что-то пишет, затем поднимает голову.

– Может, потому что это успокаивает?

– Каким образом?

– Ну, например, остаться дома намного легче. Последнее, чего мне хотелось бы, когда я в подавленном состоянии, это общаться с людьми.

– Именно, – подтверждает Джонни.

– Джонни? – Лилли подается вперед, и Майкл приказывает себе не таращить на нее глаза. – Это называется «безопасное поведение»?

– Да.

– Не понимаю, почему безопасное, ведь на самом деле эти вещи нам вредят?

– Потому что, когда мы так поступаем, мы чувствуем себя в безопасности, – объясняет Джонни. – Но важно помнить: пусть эти поступки и приносят облегчение, оно временное.

– А-а. – Лилли откидывается на спинку, явно довольная, что ей стало понятнее.

Вот те на, думает Майкл. У него хватает умственных сил, чтобы уяснить логику. Как будто отказа от бизнеса недостаточно. Теперь, похоже, мне придется еще и бросить пить.

* * *

Я волнуюсь за Каллума, думает Эбби. Кто его поднял, приготовил ему завтрак, помог сходить в туалет? К этому часу он уже должен быть в школе, но Гленн вряд ли возьмет отгул, а Еве одной ни за что не справиться. Могу поспорить, здесь ни у кого нет ребенка, который требовал бы столько внимания, иначе они сейчас так мило не беседовали бы. О чем вообще они говорят, и что это за молодой Хью Грант с челкой? Джонни, кажется, его зовут, только я не понимаю ни слова из его болтовни. Как остальным удается уловить, о чем речь, и подключиться к разговору?

Она закрывает глаза, пробует отгородиться от всех… Если бы это было так просто. Что бы она ни делала, ее мысли здесь, роятся в голове, въедаются в мозг. Как бы ни пыталась она их проанализировать, обратиться к собственному рассудку, мысли ходят по кругу: ты неудачница, плохая мать, никчемное существо. Недостойное любви, безответственное, слабое.