Планета Вода (сборник с иллюстрациями) - Борис Акунин

– Представляете, Пит, Козловски уехал. Его отчислили.

– Как? За что? – удивился Эраст Петрович.

Поляк Козловски считался одним из самых перспективных сотрудников конструкторской группы, работавшей над проблемой борьбы с подводными течениями, которые сильно осложняли труд водолазов.

– Понятия не имею. В коридоре висит распоряжение, подписанное доктором Ластом.

– А что говорит сам Козловски?

– Ничего. Когда кого-то отчисляют, человек уезжает сразу же, даже ни с кем не прощается. Будто зачумленный. Вещи высылают следом.

Тут-то нюх и пробудился.

– И часто такое бывает?

– За два месяца, что я здесь работаю, это третий случай. И, главное, все время почему-то выгоняют самых лучших.

– А бывало, чтобы с острова отсылали специалиста по парфюмерии или фармакологии? – спросил Эраст Петрович. Его голос сделался вкрадчивым.

– Нет. Это были техники – два инженера и вот теперь конструктор. Это всё Ласт, чертов интриган! Мне кажется, он ревнует к Нэпу. Знает, что Нэпа мы любим, а докторишку терпеть не можем. Вот и пользуется своей властью, скотина! Я заметил. Всех троих Ласт выпер после того, как с ними подружился Нэп.

Так-так. Интересно!

Три лучших сотрудника конструкционно-технического отдела ни с того ни с сего испарились? А накануне в пивной Фандорин подслушал разговор водолазов о том, что какой-то их дружок, самый опытный из бригады, не вернулся со смены – унесло течением, даже трупа не нашли.

Занятно получается, если сопоставить факты.

«Лилиевый маньяк» профессор Кранк вроде бы жив и должен находиться на Сен-Константене, но его здесь нет.

Лучшие работники уезжают, ни с кем не попрощавшись, или же погибают так, что не остается тела.

А где прячется Генерал? Где живут доктор Ласт и диспетчер Нэп?

Поселок Эраст Петрович успел изучить, как свои пять пальцев. Никто из руководства не имел здесь ни квартиры, ни дома. Задавать на эту тему вопросы коллегам Фандорин опасался.

Все-таки получалось, что тайны на острове есть, причем более законспирированные, чем можно было предположить.

Вторую подсказку Эраст Петрович получил в тот же день, несколькими часами позже.

Зашел Нэп – посмотреть, как двигается работа. Фандорин продемонстрировал баллон с резиновым шлангом, показал, как функционирует клапан. Посетовал, что запас воздуха пока невелик, всего на тридцать-сорок вдохов.

– Это ничего, это мы поправим, – деловито сказал Нэп, попробовав дышать через трубку. – Вы знаете, что в нашем инструментальном цехе работают великолепные мастера. Я распоряжусь, чтобы они подобрали для баллона материал, способный выдерживать большое давление.

Что правда то правда – техники в мастерской были уникальные. Даешь задание – выполняют быстро и качественно.

Вдруг диспетчер невинно улыбнулся:

– Послушайте, Пит, а с этим вашим аппаратом можно будет опускаться на двадцать метров?

– Думаю, да.

– А на пятьдесят? Или без скафандра на такой глубине находиться невозможно?

– Не знаю, не п-пробовал, – солгал Эраст Петрович и как можно небрежнее спросил: – Но зачем? Наши плантации, насколько мне известно, все находятся на окружающей остров отмели, там не глубже пяти-шести метров. Потом начинается подводный обрыв.

– А вы испытайте максимальную глубину погружения без скафандра Пит. Это будет вашим следующим заданием.

– Как скажете, – пожал плечами Фандорин.

Но охотничий азарт в нем так и запульсировал.

Следующий за банкой уровень дна находился как раз на глубине 40–50 метров и тянулся на несколько миль по всей периферии острова. Именно в этой зоне спрыгнул за борт и утонул (или не утонул?) профессор Кранк!

А что если… Предположение было почти фантастическим, но Эраст Петрович уже знал, как его можно проверить.

Нужно подняться на гору и ранним утром, когда вода прозрачнее всего, осмотреть окрестности Сен-Константена. Нет ли за перепадом глубин чего-нибудь более интересного, чем плантации водорослей? При ярком солнце да с четырехсотметровой высоты дно будет просматриваться, как на ладони.

Вулкан по периметру, метрах в ста от подножия, был зачем-то окружен нешуточной оградой. По виду малосерьезная, на самом деле она являлась непреодолимой для обыкновенного человека. Толстая проволока прогнулась бы и сбросила с себя всякого, кто попытался бы по ней вскарабкаться. Осыпи вряд ли были настолько часты и опасны, чтобы оправдать подобную предосторожность. Значит, руководство концерна не хочет, чтобы люди поднимались на вершину. Почему? Скорее всего, по той самой причине, по которой решил совершить восхождение Фандорин: сверху можно увидеть что-то лишнее.

В экспедицию Эраст Петрович отправился в полночь, когда тьма чернее всего. Десять минут поработал пилкой, прорезал проволоку в двух местах. Пролез, замаскировал отверстие. Стал быстро подниматься.

Разминка была приятной. Всего через четверть часа Фандорин был уже почти на самом верху.

Оставалось совсем чуть-чуть, когда неподалеку раздался шум сыплющихся камней. Все-таки осыпь, небольшая. Это-то было неудивительно. Но Эрасту Петровичу послышался странный звук – будто коротко и тонко вскрикнул ребенок.

Откуда ему взяться на вулкане, среди ночи?

Не имея привычки оставлять непонятное без разъяснения, Фандорин направился туда, где загрохотало. Сначала не заметил ничего примечательного. Потом – Эраст Петрович едва не споткнулся от изумления – луч фонарика выхватил из темноты черную щель между валунами. Из щели торчали две маленькие ноги в массивных ботинках. Ноги слегка шевелились, словно пробовали идти и не могли.

Чудеса на этом не закончились.

Потянув за тоненькие щиколотки, Фандорин постепенно извлек из подземной дыры девочку невероятной, хрустальной красоты. На треугольном личике сияли огромные глаза, светлые волосы, беспорядочно рассыпавшиеся по худеньким плечикам, тоже посверкивали. Наяву таких девочек не встретишь. Это была какая-то фантазийная принцесса, ночная греза.

– Эй, полегче! Больно! – недовольно сказало видение на не самом изысканном английском – принцессы, во всяком случае британские, разговаривают иначе.

Эраст Петрович вздохнул с облегчением. Это была не греза, а совершенно живая девочка лет десяти. Просто очень красивая. По привычке немедленно дал ей прозвище – Кагуяхимэ, что означает «сияющая ночью принцесса».

Сияющая ночью

Беллинда Дженкинс – вот как звали принцессу на самом деле, совсем неаристократично. Ей было не десять лет, а двенадцать. Пансионерка из туберкулезного санатория.

Так разъяснилась загадка появления девочки и хрустальность ее красоты. Бедняжка больна чахоткой.

Беллинда Дженкинс оказалась особой пребойкой. Ни страха, ни смущения. Благодарности Эраст Петрович тоже не дождался. Зато стрекотала почти без остановки. Выспросила, кто он и что тут делает («Гуляю», – неопределенно ответил Фандорин), охотно рассказала о себе: как скучно в санатории, какие там все зануды и плаксы, как здорово было лезть на гору, как удачно, что мистер Булль оказался рядом, и так далее.

Эраст Петрович почти не слушал, размышляя, что делать с этим нежданным осложнением. Оставлять ребенка здесь нельзя, это ясно. Нужно взять девочку за руку и отвести вниз. Но, во-первых, необходимо дождаться утра, чтобы осмотреть море. Во-вторых, не проболтается ли девчонка про ночную встречу в санатории. Вот этого не хотелось бы.

– У тебя, наверное, есть в санатории близкие п-подруги? – осторожно спросил он.

Она фыркнула:

– В этой мертвецкой? Дура я, что ли? Подружишься с какой-нибудь, а она возьмет и окочурится.

Фандорин посмотрел на освещенное луной личико принцессы внимательней.

– А многие у вас… окочуриваются?

– Нет, – беззаботно тряхнула локонами Беллинда. – За мое время только одна. Вечером была живехонька, а утром – хлоп, и готово. Унесли, закопали в закрытом гробу, чтобы мы не пугались. А всего на нашем кладбище три могилы. Для чахоточных за целый год это мало. Кобра, наша директриса, когда грозится, показывает из окна на кладбище и говорит: «Фот что фас шдёт, если путете нарушать решим».

– П-почему «кобра»?

– А похожа. Очкастая такая, всё шипит. И зовут мисс Шлангеншванц. Немецкие девчонки говорят, это значит «змеиный хвост». А вы как через ограду перелезли?

Эраст Петрович показал пилку.

– Ясно. А давайте в кратер заглянем. Я затем сюда и лезла. Лава, наверно, красная и светится.

– Хорошо. Только дай руку.

Поднялись на самый верх. В кратере было черным-черно. Воздух струился, словно пронизанный паром, но жар не чувствовался.

– Фу ты, – разочаровалась Беллинда. – Никакой лавы. Зря, выходит, на гору вскарабкалась, чуть концы не отдала… Ладно, мистер Булль, идем обратно. А то я не успею до рассвета.