Гражданская самооборона - Сергей Хорунжий

Ника с удивлением оглянулась на виновника происшествия. Вася, пробудившийся от недолгого сна, встретил её взгляд радостной улыбкой.

— Малыш, ты чего?

— А он знает! — уверенно заявил мальчишка. — У нас уговол!

— Какой такой уговор? Давай, рассказывай, — задавая вопрос, девушка положила свою руку на подрагивающий от ярости кулак Егора. Чуть приподняв брови, она слегка кивнула побагровевшему, вибрирующему в унисон с работающим аппаратом, парню.

— Ета знаес, так насстоясие мусины делают! — радостно сообщил Василёк. — У нас, у напалников, всегда типеля, кто залугается — слазу по сее!

— Скажи, пожалуйста, — с пониманием отозвалась Ника. — И что, оба согласились на такое?

Мальчишка энергично закивал головой, поближе подбираясь к водительскому креслу. Горыныч встретившись взглядом с вопросительными серо-зелёными глазами, шумно выдохнул и подтвердил недавнюю договорённость: одновременно пожав плечами и мотнув, соглашаясь, светлыми кудряшками, собранными на затылке в «мальвинку».

Сверху по броне что-то увесисто бамкнуло.

Все на мгновение замерли и вдруг, не сговариваясь, захохотали, каждый на свой манер. Звонкое девичье «Ну вы даёте!», несколько раз произнесённое в перерывах между очередным раскатом смеха, подтверждалось, то басовитым мальчишеским «Ага!!!», то мужским раскатистым «Мы таки-ие!!!»

Постепенно веселье сошло на нет. Успокоившись первым, Егор выбрался наружу и, потоптавшись вокруг, внимательно осматриваясь и что-то прикидывая, вернулся назад.

— Знаешь, напарник, — он заговорил уже абсолютно серьёзно, будто ничего и не произошло до этого. — Давай ещё один договор заключим, я думаю, это будет не лишним.

— Давай! — с готовностью согласился Вася. — Сто ли Нику тозыть будем колотить?

— Эй, эй! — не на шутку обеспокоилась девушка. — Я ведь всё-таки дама.

— Вот, вот, об этом я и хотел поговорить, — Егор покивал головой раздумчиво. — Раз уж нас судьба собрала в одну кучу, считаю, что порядок в группе должен быть единым для всех, только с небольшими поправками. Предлагаю, все телесные наказания до того как мы доберёмся до места, отменить. Хорошо, что после твоей затрещины мы отделались, в общем-то, лёгким испугом, дереву правда здорово досталось и морда у машинёшки слегка покривилась, фароискатель опять же один своротили, а могло ведь быть всё гораздо хуже.

— Как ета? — мальчишка слегка стушевался, с опаской поглядывая на взрослых.

— Ну, вот представь себе, — продолжил Горыныч. — Едем мы по мосту через реку, к примеру, я провинился, и ты с Никой что делаешь?

— По сее!

— Вот, вот, я от неожиданности, как это уже было, теряю штурвал, и наш автомобиль кувырк в воду! Ты, кстати, плавать-то умеешь?

— Неа! — округлив от страха глаза, пролепетал Василёк.

— Я умею! — встряла в разговор девушка. — Только это вряд ли поможет…

— И я об том же, — грустно подвёл черту Гор. — Почти наверняка выбраться наружу мы не успеем, а значит что?

— Сто? — физиономия малыша выражала крайнюю степень озабоченности.

— Утонем к такой-то…, ну, в общем, ласты завернём и привет-буфет!

— Неохота-а, — быстро отреагировал пацанёнок.

— А кому интересно? — улыбнулась Ника. — Думаешь мне?

— Думаю, что никому, — подытожил Егор. — Потому, весь этот разговор я затеял и ещё раз хочу предложить — пока не дойдём до места, чур, не драться! Лады? А если кто провинится, то ты, Василий, будешь свинцовые шарики по карманам раскладывать, чтоб не забылось.

— Как ета? — заинтересовался мальчуган.

— Да очень просто, ругнулся кто-то, ты пульку в одно место, брякнула Ника, что-нибудь нехорошее, ты в другое, вон у тебя их сколько на комбинезоне, карманов этих. А доберёмся туда, куда нам надо, там за всё сразу и рассчитаемся. Ну, как, согласны?

— Ага-а! — набундючился Василёк, засверкав наполненными слезой глазами. — А как зить я буду тебе помогать? Сем стлелять, лесли патлоны все в станах будут, а?

— Ну-у! — усмехнулся Горыныч. — Навряд ли мы так разойдёмся, что весь твой арсенал задействуем, а потом, дорога, наверное, не такая уж и длинная, верно проводник?

Говорившие мужчины вопросительно посмотрели в сторону своей спутницы.

— Всё будет зависеть от того, каким путём пойдём, — Ника слегка замялась с ответом.

— Знаешь, что? — заговорил решительно Егор. — Давай-ка, всё-таки пообщаемся, думаю, пора.

— Тосьно, — поддержал напарника мальчуган, не понимая всей подоплёки, но ему это было и не важно, поговорить он любил, а это было главное. Девушка после этих слов напряглась, но возражать не стала, время видать и впрямь подошло, дальше тянуть было некуда.

— Нам не известно, почему на тебя напали и кому ты так интересна, — после недолгого раздумья начал Горыныч. — Но что-то вокруг происходит и мы должны знать, что именно? К чему готовиться, чего ожидать? — парень придержал попытавшегося встрять мальчишку и продолжил. — Вась, я ещё не всё сказал, погоди. Во-первых, у меня есть глаза и уши, во-вторых, сопоставлять уже известные факты и делать выводы тоже несложно. Так вот, тебе нужно попасть домой, а в провожатые, так уж получилось, достались только мы. Почему? Почему, если ты так нужна Городку, они побоялись сопровождать тебя. В общем, вопросов целая куча и мы, кстати, ещё не дали своего согласия, идти ли нам в твою сторону.

— Тосьно! — обрадовался возникшей паузе Василёк.

Заминка с ответом была недолгой…

— Ой, мальчики, вы даже не представляете в какой я беде! Не бросайте меня, пожалуйста, а? — девушка захлюпала носом и торопливо, глотая слова, зачастила, словно боялась, что её остановят и не дадут сказать чего-то самого главного, чего-то такого, что обязательно ей поможет. — Я ведь, на самом деле, не за себя волнуюсь, а за папу! Он у меня гений, человек, который всегда беззаветно работал для блага и на пользу своей страны, но, как это обычно здесь, у нас, бывает, все его разработки оказались до недавнего времени никому не нужны. С детства помню его замученное усталое лицо и постоянные хлопоты за каких-то людей, которые ему помогали и как все деятели науки жестоко нуждались в самых элементарных вещах: кто-то откровенно голодал, кому-то негде было жить, у кого-то кто-то умирал, и нужна была срочная помощь…

Так было всегда!

И вместо того, чтобы заниматься делами, он вечно носился по кабинетам: что-то доставал, кого-то убеждал, чего-то выбивал. Распыляя себя, отец вынужденно откладывал на потом реализацию своих идей, и, как оказалось, зря…

С годами коллектив уменьшился до маленькой лаборатории, где остались фанатики, блаженные от науки, так называла их мама! А потом, — Ника, тяжело вздохнув, опустила голову. — Потом случилась беда!!! Мама смертельно заболела и умирала мучительно и больно, и мы ничем не могли ей помочь…

Страшный недуг навалился на нас, на всех, заставляя страдать, в том числе и от осознания того, что мы были бессильны помочь самому близкому и дорогому для нас человеку. Раковая опухоль выгрызала её внутренности, и никакие лекарства не способны были этому помешать, даже папина чудодейственная вакцина. Вот когда он пожалел о том, что бесполезно тратил время и не доводил до конца свои изыскания, не форсировал события, убеждая всех и себя в том числе, что в таких делах спешка абсолютно неприемлема. В институте, где его тема была одной из многих, к этому подходили с определённым скепсисом, определяя, что время для решения данной проблемы ещё не подошло, а сам он не спешил делиться тем, что выход почти найден. Многочисленные опыты на животных подтверждали, что он на правильном пути. Более того, у лекарства имелись побочные эффекты: повышался иммунитет, организм омолаживался, излечивалась целая куча так званых старческих недугов. И исходный материал, основа, была чрезвычайно простой, абсолютно некапиталоёмкой, а значит, цена на препарат позволяла использовать его для самого широкого применения, без каких-либо ограничений.

До победы оставалось всего несколько шагов, но именно их не хватило, чтобы спасти маму!

Вакцина была ещё «сырой», не готовой к апробации на людях.

Естественно отец во всём обвинил себя, абсолютно отметая какие-либо разумные доводы и оправдания на этот счёт.

Он долго не приступал к работе, а когда смог вновь вернуться к любимому делу, грянула перестройка…

Всё закрутилось, завертелось, — девушка, пожав плечами, как-то беспомощно посмотрела на своих слушателей. — И за великими идеями и большим, очередным светлым будущим, люди перестали замечать малого. Забыли о том, что кропотливый и повседневный труд никто не отменял, что законы экономики и бытия действуют в любое время и при любом правительстве. Да и вектор тяги, так папа называл побудительные мотивы, которые действовали до этого в стране, потерял свою направленность, а вернее, совсем рассыпался. Мы попросту растерялись куда, в какую сторону нам идти и тут началось самое страшное…