Доктор Кровь - Георгий Полевой

Лицо клиента было бледным в свете бестеневой лампы. Из уголка рта шла трубка аппарата искусственной вентиляции легких, раненый был интубирован. По кардиомонитору ползла зубчатая зеленая линия, мерно вздыхала ИВЛка[17]. В прозрачных трубках по каплям в вену пациента вливался физраствор. Наготове были и пакеты с кровью.

Раны оказались не такими уж серьезными. Пуля, выпущенная мною ночью, скользнула по ребрам, пробила кожу и подкожную жировую клетчатку и застряла в мышцах спины. Я изрядно намучился, выковыривая ее оттуда. Но это было к лучшему. Если бы я попал этому типу в печень, то произошел бы разрыв капсулы органа из соединительной ткани. Последовавшее бы за этим массивное кровотечение добило бы поляка в течение получаса. Если бы пуля прошла ниже, то попала бы в почку – с тем же эффектом. А так – всего лишь тяжелая мясницкая работа.

Рана в плече была неопасной, но именно она и послужила причиной болевого шока. Ключица была раздроблена, и осколки кости повредили суставную сумку плечевого сустава. Пулю-то я вытащил вместе с костными отломками, рану обработал тщательно. Но пациента ждала долгая реабилитация после этого. Полгода, как минимум, и не факт, что плечо восстановится полностью.

А на плече у него под потеками крови я нашел такую же татуировку: «G.R.O.M.». Снова – польский спецназ.

Я наложил крайние швы (не люблю слово «последний») и сделал пару инъекций. Невольный ассистент вопросительно посмотрел на меня. Кстати, чувствовался в мужике опыт ковыряния в чужих внутренностях. Не военврач, может быть, и не военфельдшер, но все мои указания он выполнял молча и точно.

– Все. Жить будет, только вот с плечом намается. Я вколол антибиотики широкого спектра действия, обезболивающее и витамины, чтобы поддержать организм.

Седоволосый коротко кивнул и молча вышел из нашей импровизированной операционной.

Я тоже пошел переодеваться, как вдруг услышал шум мотора. Нехорошее предчувствие кольнуло сердце. Быстро натянув обычную одежду, я выглянул в окно. К нашему двору подкатился черный квадратный «Мерседес»-внедорожник.

Трое на кухне тоже насторожились.

Я на всякий случай нащупал свой «Макаров» в поясной кобуре.

Дверцы «Глендвагена» распахнулись, и уже по хищной грации его пассажиров я понял, кто к нам пожаловал.

Твою же мать! Ну, твою мать, на хрен!!!

Троица на кухне стала палить по темным фигурам сквозь окна. Седоволосый, читая нараспев католические гимны, уже успел высадить обойму своего «Кольта». Безотказное детище Джона Мозеса Браунинга выплюнуло все семь увесистых пуль с уверенным раскатистым грохотом. Одна из фигур споткнулась и упала. Грудь нападавшего дымилась от страшных ран. Стрелок быстро перезарядил оружие. Всем хорош «Кольт», но только не емкостью обоймы.

Двое парней седоволосого палили из американо-германских пистолетов «Хеклер-Кох» MK-23 Mod 0 US «Socom». Под этим длинным наименованием скрывался штурмовой двенадцатизарядный пистолет сорок пятого калибра. Данные модели были оснащены глушителями, но их затворы лязгали так сильно, что перекрывали даже выстрелы из «Кольта».

Нападавшие тоже стали стрелять из пистолетов-пулеметов. Очереди выбили стекла в моей «избушке», один из поляков-спецназовцев упал, прижимая руки к простреленному горлу. Кровь оттуда хлестала ручьем. Почуяв ее, нападавшие отбросили всякую цивилизованность – вместе с опустевшими пистолетами-пулеметами. Огромными, просто невероятными прыжками они очутились возле дома и попросту вынесли дверь вместе с косяком. То, что дверь была металлическая, сделанная по спецзаказу на Путиловском заводе, их не остановило.

Седоволосый успел выпустить половину обоймы в одного из нападавших, но второму парнишке было уже не помочь.

Кровосос прыгнул на него и в мгновение ока изорвал клыками и когтями его горло и грудь. Когтистые лапы упыря задымились, но бронежилет с дополнительными серебряными пластинами оказался распущен на полосы. А в дом через окна врывались еще твари…

Я выстрелил из «Макарова» по ближайшей перемазанной кровью фигуре. Я вел огонь с двух рук, целясь из пистолета «по-винтовочному». Но все равно отдача была сильной, уши заложило от грохота в относительно замкнутом пространстве. Впрочем, я испытывал всего лишь дискомфорт при стрельбе. Что же испытал в последний миг своей паскудной жизни упырь, сказать сложно… Две пули подряд разворотили ему грудную клетку, третья – расхреначила череп, как перезревшую тыкву.

Вся эта ситуация мне не понравилась еще утром – незапланированным звонком на номер, которым я давно не пользовался… Поэтому я взял не обычный «макарыч», а приобретенный у Тараса «травмат» 45-го калибра. Естественно, переделанный мною под стрельбу серебряными пулями. И «макарыч» не подвел. Я слишком долго лечил упырей и знал, куда нужно целиться. В голову, в сердце, в печень, в селезенку. Там, где много кровеносных сосудов. Вампиры практически неуязвимы и регенерируют очень быстро, но все, что касается крови, делает их уязвимыми. Сам нечеловеческий организм начинает вырабатывать различные гемолитические ферменты в ответ на внутреннее кровотечение. В итоге зло пожирает само себя в буквальном смысле слова.

Еще один «красавец» с раззявленной пастью отлетел от седоволосого. Тот и бровью не повел, перезаряжая в очередной раз свой «Кольт». Хорошая машинка, уважаю. Да и сам стрелок внушал уважение своей непоколебимой твердостью.

– Psja crev! – выругался он. – Их слишком много! Доктор, забирай раненого и уходи к реке. Там – моторка. Я их задержу!

Седоволосый отошел в комнату и стал в дверном проеме словно царь Леонид при Фермопилах. Я бросил ему помповый «Моссберг».

– Там восемь патронов, картечь – серебряная! – сказал я, выпуская подряд все оставшиеся три пули. За крупный калибр пришлось платить ограниченным боекомплектом: шесть патронов вместо восьми. «Макарыч» 45-го калибра рвался из моих рук, словно волкодав на строгом ошейнике. Еще двое атаковавших нас вампиров упали. Один из них точно не выкарабкается. Он уже сам стал разрывать себе же окровавленную грудь когтями. Инстинкт крови у вампира был даже сильнее чувства самосохранения.

Я выбросил отстрелянную обойму, вогнал новую и щелкнул клавишей затворной задержки.

– Уходите!

Вышибить окно каталкой с инструментами было делом одной секунды. Поднатужившись, я выбросил прямо на битое стекло своего пациента. Потом выпрыгнул сам и, подхватив поляка, перекинул его руку себе через шею. Ну, прямо партизаны, спасающиеся от эсэсовцев!

Моторная лодка с мощным турбированным двигателем стояла там, где и сказал седоволосый. Судя по частым хлопкам выстрелов за кормой, бой в моей хате все еще продолжался.

Я буквально забросил безвольное тело пациента в моторку, поспешно отошел на веслах и завел мотор. В реве турбированного Suzuki и брызгах пены мы рванули по Финскому заливу. Наперерез нам было бросился катерок речной милиции… тьфу ты – полиции, постоянно забываю, что их переименовали. Теперь Россия совсем стала колониальной страной: туземное войско, колониальная полиция из особо приближенных, помпезные церемонии и нищета коренного населения…

Естественно, «речные понты» от нас быстро отстали – силенки маловаты у бюджетников-то…

Мы чудом разминулись с идущим по фарватеру мелководной Маркизовой лужи рейсовым «Метеором» и вошли на Большую Неву. Кстати, для того, кто не знает: мелководный Финский залив так назвали моряки в честь недоброй памяти маркиза де Траверсе, командующего Балтийским флотом. Он был труслив, боялся ответственности, а посему велел кораблям за пределы Маркизовой лужи не выходить.

Потом мы свернули на Фонтанку, пронеслись, пуская белые буруны, мимо самого маленького памятника моего любимого города – тому самому Чижику-Пыжику, и начали петлять по каналам и речушкам Северной Венеции.

Я покосился на раненого. Морская прогулка и свежий ветер благоприятно сказались на его самочувствии. Не отрываясь от штурвала моторной лодки, я проинформировал его:

– День пересидишь у меня, а потом вали на все четыре стороны! Я тебе не нянька. Бок заживет быстро, а вот с плечом ты еще намаешься. Ну ничего, зато бросишь карьеру ведьмака, или как оно у вас там называется. И станешь мирным пастором-проповедником…

– Не богохульствуй! – скрипнул зубами мой недавний пациент. – Это – исчадия ада! И гореть им всем в геенне огненной!

– Вот в этом я с тобой согласен…

Тем временем мы продолжали петлять по малым рекам и каналам Санкт-Петербурга, обгоняя экскурсионные катера и пароходы.

Целый день после всех этих приключений мы отсиживались в маленькой комнатушке коммунальной квартиры. Я отсыпался и отъедался после столь бурных приключений. Мобильный телефон я выключил.

А вечером поймали «бомбилу» и поехали на лютеранское кладбище. Если бы я только знал, как круто изменится все в моей жизни после этой поездки.